Читать книгу Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский - Страница 64

Живу себе, зовусь поэтом, —

не важно это ни для кого.

Толкусь по Варшаве, в бетон одетой,

творю стишки из ничего.

Живу в мансарде на Мокотове,

питаюсь простейшей снедью,

по вечерам гляжу на тучи суровые —

олово, сплавленное с медью.

В тесных быта расщелинах

померкшую радость лелею,

пока придет весна, – как подстреленное,

сердце тогда замлеет.

Тогда каждая зеленая поросль

в сердце отдается фразой,

и каждый листик порознь

превращается в слово бессвязное.

Тогда из ничего рождается стих,

боль и радость – из ничего.

Не сплю до утра, встаю тихий, —

не важно это ни для кого.

Страшнее всего слушать издалека,

ночью, когда все шумы смолкнут,

как шумит и бурлит, набегая, река,

Как волна, нарастая, врывается в окна.

Схватит за волосы оторопелого

и понесет неудержимо и быстро

по крутой и скалистой тропе

между творчеством и самоубийством.

К утру я совсем измученный,

все таким мрачным кажется,

и взгляд жены, даже самый лучший,

ложится на сердце тяжестью.

Обжигает ноги бетон разогретый.

В этом стихе есть что-то злое.

Живу себе, зовусь поэтом.

Кому до этого дело какое?

Когда в окно вползает тишь,

и пульс стучит, и ты дрожишь,

и вдруг несозданные строфы

ударят в мозг, как катастрофа,

и видишь кровь, в тумане мир,

и сыплются удары слепо,

и ты кричишь: «Приди, возьми!»,

и ты замрешь, – знай: это эпос.

Когда ж рассвет, как сон ребенка,

благоуханный, ясный, звонкий,

во мгле и радости, как птица,

с тобою в небо устремится,

и робкий стих, едва намеченный,

как лилия, как резеда, как ирис,

вдруг расцветет – дышать уж нечем,

и ты замрешь, – знай: это лирика.

С утра сквозь сон стихи родятся,

кружить с аэропланом хочется,

открыть окно и рассмеяться,

и прыгнуть в небо, в радость, в творчество.

Свод голубой и еле видимый,

цветочки-тучки в ясном небе.

Дочурка милая, ах, если б выдумать

еще звончее песню мне бы!

Цветочки в небе, незабудки.

Не будет снега, дождь не капнет,

и туч не станет через сутки...

«Шла по доске высокой цапля...»

Еще ль рассказывать, малютка?