Читать книгу Карнавал теней - Яна Половинкина - Страница 11

10
Плач смоковницы

Оглавление


Теперь, когда настал черёд Клариче рассказывать о таинственной даме и заговорённом клинке, кавалер Домино не мог усидеть на месте. Он ходил по комнате, бормотал про себя: «Ну дела!» Даже снял от волнения маску, и Клариче впервые увидела на сморщенном старческом лице живое умное выражение. В серых глазках, бесцветных и водянистых, окружённых сеточкой тончайших морщин, грусть то и дело сменялась лукавым весельем, и, напротив, сама радость была необычайно серьёзна.

«Всё приятней, чем личико юного Скьяри, похожее на непропеченную лепёшку!» – подумала сестра.

– О-о-о – зачарованно протянул Дзани, – покажите мне ещё раз ваш чудесный клинок!

Клариче вынула шпагу из ножен и подала её кавалеру Домино, словно королю.

– Вот! – с горечью сказала она. – Я не вправе его носить, как и любую другую шпагу. Я не знаю, как теперь вы поступите, Дзани, можете вызвать меня на бой, хотя за то, что я чуть не сделала, меня стоило бы повесить.

– Ну нет! – рассердился бывший чёрт. – Давайте хоть сегодня без драк обойдёмся! Да и не хочу я с вами драться, Клариче.

Кавалер Домино потянулся к сверкающему клинку, но отдёрнул руку в последний миг. Искреннее восхищение, озарившее старческое лицо, сменилось замешательством.

– Однако… что за шпага у вас! Загляденье! Ещё ни одно оружие меня не задевало, а тут…

– Дзани! – воскликнула моя сестра. – Да как же я так забылась! Покажите руку, скорей!

Кавалер Домино покорился. Тонкой царапины, похожей на бледную нить, не было в помине.

– Хвала Мадонне, – вздохнула Клариче, – она уберегла меня от горшего! Как вы чувствуете себя?

– Волшебно! – хмыкнул Дзани, кутаясь в плащ. – Только не смотрите на меня так, будто я сейчас на части развалюсь. Очень прошу!

Он ненадолго задумался:

– Мне даже больно не было, только немного щекотно, как от зажжённой свечи. Я больше удивился тогда.

– Всё вы врёте! – бросила Клариче. – Я-то видела!

Она убрала в ножны великолепную шпагу, которая стала почти ненавистна ей. Видно, в голосе моей сестры была такая безнадёжная тоска, что Дзани замялся.

– Ну, ну, Клариче, я же не собираюсь вас это, как вы сказали… в-вешать. Да я… да мне…

Он отвернулся и вновь нацепил свою носатую маску.

– Я хочу с-сказать, вы сами не знали, что делаете. И я не знал.

Голос его окреп.

– И господин Скьяри тоже. В первый раз он сделал мне что-то хорошее.

Но Клариче пропустила последние слова мимо ушей. Новая мысль захватила её. Женщина, что дала ей чудесный клинок, который нельзя себе оставить, эта женщина… Она, быть может, последней видела Алонзо Фортеска, пропавшего полгода назад.

И Клариче ощутила очень неприятный холодок у самого сердца.

Она так долго молчала, погрузившись в свои раздумья, что кавалер Домино в конце концов не выдержал:

– Будет вам убиваться, Клариче, если хотите знать, я вас давно уже простил! Могу простить ещё раз! О-о-о, да разве меня кто тянул за язык? Назваться именем хозяина!

Клариче покачала головой:

– Нет, Дзани, вы не хотели биться, зная, что простая сталь не может вас ранить, а я… с чем вышла против вас? А ведь та особа, что дала мне неотразимый клинок, даже не таилась. Но я не приняла всерьёз её слова.

Клариче вздохнула:

– Как ни крути, у вас чести поболее, Дзани. Вы меня пощадили…

Моя сестра, гордая, острая на язык, поклонилась легко, словно ивовый прут, да так, что шляпа коснулась пола.

– К вашим услугам, синьор Тень. Долг свой я непременно верну.

Кавалер Домино оторопел. Он отвесил церемонный поклон, поддавшись своей привычке, но толком ничего не смог ответить.

– Я?! Я! Мне? Да вы? – лепетал он, совершенно потеряв голову. Видно, такая похвала повергла его в ужас.

– Знаете что?! – наконец вымолвил Дзани и лукаво добавил: – Да отдавайте! Прямо сейчас! Дайте мне вашу руку, сударыня.

Клариче удивилась, но спорить не стала.

Стоило кавалеру Домино коснуться её руки, как исчезла каморка, провалившись в тартарары, а моя сестра поняла, что стоит не то на мелких камнях, не то…

В этот миг темнота распахнулась, как штора, и ночь предстала перед ней во всём великолепии.

Куда ни глянь, крыши вздымались и опускались, как волны; их тёмные густые тени наползли друг на друга, отчего город здесь казался живым, но притом словно зачарованным колдовским сном.

Огромная торжественная Луна царила надо всем. В дымке сиреневых облаков, окружённая частыми звёздами, она походила на юную красавицу, что спешит любимому навстречу.

– Ну как? – немного смущённо спросил Дзани, и Клариче вздрогнула. – Здесь хорошо, синьор! Не спешите со мной рассчитываться! Я, в сущности, ничего не сделал!

Клариче улыбнулась.

– Да, – тихо сказала она. – Надо же! Луна совсем как в Тоскане.

И замолчала, думая обо мне, своём брате. Луна у каждого из нас теперь была своя и говорила нам разное, хотя ничего в природе не поменялось. Непрошеная и горькая мысль не давала Клариче покоя: а что, если некого больше искать? Она ругала себя за трусость, гнала прочь худшие страхи, но, пристыженно затаившись, они и не думали уходить.

Тихо, тихо, как течёт по камням ручей, женский голос, грудной и глубокий, поднялся над крышами Гетто и полетел прямо к луне.

– О-о-о! – прошептал Дзани в полном восторге. – Послушай, Клариче, вдова поёт!

Действительно, то была колыбельная, нежная и полная печали, прозрачной, как стекло:

Слушай, дитя, и запомни отсель:

Чудное древо из дальних земель

Долго растёт на высокой скале,

Стонет от зноя и мёрзнет во мгле.

Только однажды плоды принесёт.

Дивный источник у дерева бьёт.

К древу стекает нищий народ,

Вечно гонимый от всяких ворот.

Мати смоковница, мати, взгляни:

Не высыхает источник в тени.

Милая мати, укрой нас, укрой,

Солнцем палимых, прохладной листвой!

Худо бездомному люду, когда

Гордая ветка нага и пуста.

Негде укрыться и нечего есть,

Знать, никого не останется здесь.

Древо иное в далёкие дни

Плода не дало, не дало тени.

Проклял Прохожий его красоту:

«Мёртвым пребудешь и стоя в цвету!»

Помни, дитя, и другим передай:

Плачем смоковницы полнится край.

Тем, кто плода не подарит, учти,

Поздно бывает на свете цвести.


– Спасибо, синьора! – вздохнула Клариче.

Только что целый город будто обрёл голос и вдруг онемел, едва колыбельная стихла.


Карнавал теней

Подняться наверх