Читать книгу Дети божьи. Сборник произведений - Юлия Негина - Страница 3

– Давай найдем полянку, у нас будет небольшой пикник.

– Пикник?

– Да. Почему бы нет! Слава богу, сегодня отличная погода, последние теплые деньки в году.

Он расстилает плед, достает из сумки связку бананов и коробку сока.

– Некоторые считают, что бананы – это роскошь. Но они немногим дороже моркови! Я научу тебя правильно открывать банан. Смотри: отламываешь тут…

«Как же он все-таки красив», – думаю я, глядя на широкую медную пряжку офицерского ремня.

– Если я тебе скажу, что люблю тебя, – спрашивает Дима после того, как все бананы съедены, – что ты на это ответишь?

Все это не по-настоящему, в кино, во сне…

– Что скажу?..

– Да, – он напряженно ждет, – как ты ко мне относишься?

– Хорошо отношусь… – я опускаю глаза.

– Хорошо – это как? Я хочу сказать… я люблю тебя и разумом, и сердцем. Я хочу, чтобы мы с тобой встречались и потом, когда тебе будет достаточно лет, поженились. Почему ты молчишь?

– Знаешь, я писала тебе письма…

– Письма? Я не получал. Когда ты писала мне письма?

– У тебя комар, – звонко шлепаю по его гладко выбритой щеке и, смеясь, демонстрирую кровавую смятку на ладони.

Теперь мы ходим держась за руки, – новое, волнительное ощущение.

– Я отпущу твою руку, когда мы будем подходить к церкви, – объясняет Дима, – чтобы не было разговоров. Люди могут болтать всякое, ты знаешь…

Пастор Семен Борисович особенно уважительно здоровается со мной, не говоря уж о бабушках-прихожанках, которые начинают меня опекать; некоторые ровесники пытаются обращаться ко мне на вы.

«Это называется самка вожака, кажется», – вспоминаю я документальный фильм про волков, который смотрели на биологии.

В субботу после богослужения Дима ведет меня в гости к диаконисе Валентине на вегетарианский обед, там собираются все сливки общества: и Семен Борисович, и Любовь, регент хора, и множество других очень важных людей. Дочь Валентины со своим парнем долго не задерживаются к компании, быстро сметают салат с бобами, шутят над Диминым строгим костюмом и, переодевшись в джинсы и куртки, убегают гулять. Я завидую им. Дима в экстазе рассуждает о масонах, коммунистах, христианских гонениях. Кажется, он был там, в Колизее, чудом избежал пасти льва, а потом десять лет горбатился в ГУЛАГе, и сейчас ему очень нужно выговориться.

«Видишь глаз на пирамиде? Это знак масонов», – он показывает долларовую купюру. Диму увлекает теория мирового заговора. Он утверждает, что владеет тайной информацией, не доступной «простым людям», которые «дураки» и «дальше своего носа не видят». Источники информации не уточняет.

Он приводит меня к себе в гости. Его мама суетится на кухне.

– Не заходи к нам, слышишь?

– А как же чай?

– Мы сами придем. Когда надо будет.

– Хорошо, хорошо.

Смотрю пластинки: Nautilus Pompilius, «Агата Кристи», «Сектор газа»…

– А, это все из прошлой жизни, – машет он в сторону шкафа, включает «Одинокий пастух» и разваливается на узкой кровати, застеленной гобеленом. Посиди со мной.

Сажусь на край. Он пододвигается и обнимает. Я отстраняюсь.

– Нет ничего плохого в том, что я тебя обниму. Меня к тебе так тянет!

Он сосредоточенно гладит мое колено.

– Не надо.

Я встаю и подхожу к окну.

– Ты что, меня боишься?

– Не боюсь.

– Нет ничего плохого в проявлении чувств.

Он подходит и прижимает к стене, я ощущаю животом агрессивное уплотнение. Ухо ошпаривает горячее дыхание: «Тихо! Я только…» – наглые длинные пальцы пробираются под юбку, делают мокро, больно, стыдно. Зажмуриваюсь и не могу пошевелиться.

– Дети, я испекла блинов. Идите, пока горячие.

– Я сказал тебе не заходить! Мать, ты не поняла? Ты меня слышала? Мне несколько раз повторять нужно? С одного раза не въезжаешь?

– Мне надо учить уроки. Я поеду домой.

Ира похожа на испуганного бельчонка. Она смотрит исподлобья и выглядывает из-за моей спины. Ее мама против того, чтобы она ходила с церковь адвентистов. Но чья мама за? Это я ее пригласила, и Ира прижилась, она поет в хоре с Галей, смеется над шутками Валерки. В школе у нее совсем нет друзей. А тут ей рады. Странно только, что Ира постоянно видит знакомых там, где их нет.

– О, Валера!

– Где?

– Там, автобусе.

– Не вижу. Он вообще не здесь живет. Вряд ли он.

– Показа-а-а-алось…

Ира улыбается и прячется в собственных плечах.

Еду в метро до конца ветки, потом на автобусе до остановки «Лесной городок», углубляюсь во дворы и дохожу до последнего здания. Дальше только сосны. Марьяна Сергеевна, мама Кати, девочки, которая встречается с Вовкой, обещала помочь с химией.

«Христианка должна быть безупречна в учебе, если она соблюдает субботу».

В соседней комнате – Катя с Вовкой и их друзья, Надя и Алеша. Разделавшись с химическими формулами, я присоединяюсь к ним пить чай и играть в слова. Катя с Вовкой – нормальные, а вот Надя с Алешей недавно поженились. Наверно, на следующий день, как только им исполнилось по восемнадцать. Теперь им можно прилюдно держаться за руки. Но они идут дальше: не прекращают целоваться, задирать друг друга, возиться, как два сумасшедших медвежонка, от чего у всех в комнате неловкое ощущение подглядывания в замочную скважину.

В субботу Дима читает с кафедры о царе Соломоне. Он энергично жестикулирует, указывает в потолок, звучно щелкает длинными, сильными пальцами, переворачивает страницы Библии, и мне кажется, что эти пальцы, все еще влажные и липкие, оставляют в книге следы с моим запахом.

Я уезжаю домой, не дослушав.

«Прости меня, – говорит Дима в телефонную трубку вечером, – я не должен был это делать с тобой. Ну тогда, в моей комнате… Пожалуйста, никому об этом не рассказывай. Договорились? Я был неправ. Так нельзя. Давай все забудем. Ты обещаешь никому не говорить?»

Кладу трубку и выдергиваю провод из розетки.