Читать книгу Дети божьи. Сборник произведений - Юлия Негина - Страница 7

– Не верю своим глазам – Дима подружился с ровесником! Первый раз вижу его с кем-то, кто не старше на двадцать лет. С чего бы?

– А кто это?

– Кажется, его зовут Сергей, обычно он ходит в общину в центре города.

Два парня и две девушки мрачновато посматривают друг на друга из противоположных частей двора.

– Пошли отсюда, Сара. Не очень хорошо я себя здесь чувствую.

– Сара! Са-ра! – Сергей, оставив Диму позади, робко подходит к нам, направляющимся к крыльцу.

– Можно тебя на минутку. На два слова.

– Я узнаю, что они хотят. ОК? И вернусь.

– Подожду тебя внутри.

Захожу в фойе гостиницы, сажусь на тахту возле большого ветвистого фикуса, вытягиваю ноги в высоких коричневых сапогах, обмазанных засыхающим весенним месивом. Голенища сапог встречаются с шерстяной клетчатой юбкой, торчащей из-под светло-серого полупальто, перешитого из маминого, когда-то длинного, с красивыми продолговатыми пуговицами, польского. Бордовый, мамин же, берет колет лоб. Я стягиваю его и прячу лицо в озябших ладонях.

– Эй! Привет! – Сара и Рейчел влетают в помещение, яркие, как два праздничных шарика, случайно попавшие в унылый переход метро.

– Как дела? Что они тебе сказали?

– Дмитрия скоро забирают в армию. Спрашивал разрешения писать мне письма и просил адрес. Сергей немного знает английский, поэтому говорили через него.

– Ты дала адрес?

– Сказала, что личного адреса здесь у меня нет, и он может писать на адрес церкви, и я вместе со всей общиной буду читать и отвечать.

– И все?

– И все, сестричка. Пойдемте ужинать!

На пол сброшены матрасы, над ними натянут полог из простыни, внутри палатки можно читать с фонариком. Рейчел засыпает, обняв медвежонка. Мы с Сарой секретничаем до полуночи.

– Я прохожу курсы видео операторов в Христианском телецентре.

– Здорово!

– Обещай, что не скажешь одну вещь моей маме!

– Обещаю.

– Там, на курсах, есть Леша Будников. Ты знаешь его?

– Да, конечно. Такой темненький, серьезный.

– Он мне нравится.

– Правда?

– Да.

– Но мама не понимает таких вещей. Она считает, что это рано. Может, правильно, конечно. Но знаешь, иногда меня это раздражает. Если я нахожусь с парнем в одной комнате, она сразу зовет меня или сама приходит. Как будто не доверяет. Как будто я сразу начну с ним целоваться и все такое!..

– Она хочет оградить тебя от преждевременных неприятностей.

– Да, я понимаю. Но иногда это слишком… А вы? Чем вы занимались с Димой, когда встречались?

– Мы…

Я закутываюсь плотнее в одеяло.

– Ничем… Гуляли, уроки учили… Я не хочу об этом.

– Извини. Я понимаю.

– Да все нормально. Думаю, его скоро заберут в армию. И прекрасно!

– Слушай, а можно тебя попросить об одолжении?

– О каком?

– Ты можешь спросить у Леши Будникова, как он ко мне относится?

– Как это?

– Ну… попробуй заговорить с ним… обо мне. Как разведчик. Мне так хочется знать…

Раздирая пальцы металлической щеткой, я начищаю до блеска тяжелую сковороду, в которой только что жарила картошку с грибами. Колкая щетина лязгает по чугуну, оставляя блестящие царапины, обрастает жиром и гарью. «Сковорода должна блестеть как зеркало», – командует мама. Сзади, за столом, Галя и Валерка, Сара и Дима. Они уплетают картошку и хохочут, не оставив ни крошки. «Я покажу тебе, как правильно открывать банан», – говорит Дима Саре, и они в обнимку уходят из кухни. Я неистово тру сковородку, щетка срывается, и я со всей силы чиркаю по запястью. Кровь растекается розовыми струйками в мыльной пене. Стараюсь смыть кровь под струей воды, не выпуская из рук массивную ручку, омытая кровью сковорода постепенно приобретает зеркальный блеск. Вот я уже вижу в днище свое отражение: бледное, морщинистое лицо, выцветшие брови, фиолетовые тени под глазами, растрепанные волосы… «Это не я!» – в ужасе отскакиваю, обрызгав себя теплой пенистой водой. Я посреди церкви, только что закончилась служба, прихожане общаются, мигрируя от одной группки к другой, и проходят мимо меня, не замечая. Мокрый, холодный фартук прилипает к телу, я дрожу. Я понимаю, что совершенно не прикрыта сзади, прижимаюсь к холодной стене. Как получилось, что я здесь в таком виде? «Она такая невинная, – дышит Дима прямо мне в ухо, вдавив меня своим весом в ледяную стену, – я никогда не встречал таких!»

У него ледяные руки. Холод становится болью, я врастаю в стену, как в айсберг, мне страшно, обидно, горько, меня охватывает паника, я рыдаю, злюсь, замахиваюсь сковородкой: «Я тебя ненавижу! Ненавижу! Уходи! Вон!» – хочется ударить, но руки словно чужие, они наливаются чугуном, я не могу пошевелиться, я кричу, плачу, плачу, плачу… «Орудие убийства – тупой предмет», – записывает следователь с лицом Сергея и упаковывает сковороду в пакетик для вещественных доказательств.

– Вера, Вера! Вера! Проснись!

– А? Что?

– Тебе приснился кошмар?

– Что?

– Тебе приснился кошмар. Ты плакала во сне.

– Правда?

– Смотри, вся подушка сырая.

– Да? Я не помню…

– Ты не замерзла? У тебя съехал матрас, спишь на голом полу.

«I’m so happy, and that’s the reason why:

Mummy and Daddy are back home again, home again!» – поет Рейчел.

– Спасибо, дорогая. Распаковывай подарки. Ну, как вы провели ночь? Все было нормально?

На завтрак три вида блинчиков со злаками, орехи с медом, омлет, арахисовое масло с печеньем, мюсли с молоком, банановый хлеб, свежевыжатый сок, морс, минеральная вода. Орехи, вяленые бананы и инжир…

«Ты можешь оставить эту блузку и джинсы себе и прямо в них ехать. А книгу читай, сколько хочешь. Я не тороплю».

В грохочущем, душном метро клонит в сон и подташнивает. Такая вкусная, но такая непривычная для желудка еда! И это арахисовое масло… Его вкус стоит во рту, тошнота нарастает, с каждым движением вагона, с каждой остановкой и рывком при отправлении от станции она подкатывает ближе и неотвратимее.

«Тихо, тихо… закрыть глаза, дышать глубоко… осталось немного, пара остановок, и на воздух», – но мантра не работает, и все новое, инородное, поглощенное с жадностью и любопытством, переполняющее через край, не успевающее усвоиться, утихнуть, впитаться – вырывается из горла, наружу густой, теплой, пахучей рвотной массой, на новую блузку, на брюки, на «Classic Easter stories» в яркой глянцевой обложке, на пол, на ноги стоящих напротив пассажиров.