Читать книгу Рычаги. Ад бесконечной рефлексии - Юрий Алексеевич Колесников - Страница 3

«чтоб идти вслед за ними нужны золотые ноги»

И. Кормильцев

Рубашка выползла из брюк и торчала из-под кожанки, носы туфлей были в пятнах, мелкие капельки грязи засохли на штанине, в наушниках не унимались Radiohead. Я шел домой, вернее, в сторону дома и уже точно знал, что ждет меня дома. Какой-то непонятный стыд и страх жёг меня изнутри. Мне хотелось исчезнуть, испариться, провалиться в дыру, соединяющую реальность с ирреальностью. Я был убежден, что такой коридор существует. Серо-зеленое небо раскинулось над моим городом, словно глубоко вдохнувший толстяк, не способный распрямиться, чтобы выдохнуть. Я шел и думал, что тот, кто придумал природу, очень похож на меня: такой же взъерошенный, бледный и толстый.

Мне на встречу брели усталые люди. У нас всех закончился рабочий день, и он был труден у всех одновременно – это роднило, но не сближало. Даже у тех, кто бездельничает на работе, даже у тех, кто получает зарплату чиновника – работа тяжела, как каторга. Я ненавидел любые формы дискриминации труда.

Почему-то мне было жаль всех, кого я встречал. Одна женщина разговаривала по телефону и громко кричала:

– В мусорном ведре поищи! Поищи в мусорном ведре, это очень важно!

«Вещи становятся важными только после попадания в мусорное ведро. С людьми ситуация противоположная» – пронеслось у меня.

Я брел по тротуару и смотрел на дорогу, которая тянулась слева вдоль тротуара. Машины как рыбы в аквариуме медленно двигались в одном направлении со мной. В одной из них – очень дорогой сидела брюнетка и болтала по телефону. Я так засмотрелся на нее, что даже остановился. Она заметила меня и изо всех сил постаралась не смотреть в мою сторону, но все же сорвалась: быстро глянула, поправила волосы и, казалось, совсем забыла про телефон, но потом опомнилась, немного проехала, но вязкая пробка остановила ее снова.

Я набрался сил, выдохнул, подошел и постучал в окно ее автомобиля. Брюнетка вздрогнула так, будто кто-то дернул ее за ногу и резко обернулась. Я носовым платком тер боковое стекло ее автомобиля.

– Ты что делаешь? – крикнула она и опустила стекло.

– Дайте мне денег за то, что я помыл вам стекло – быстро ответил я.

– Что? Ты что больной? Пошел нахер отсюда! – сказала она, но стекло не подняла, после чего немного прокатилась вперед, поддаваясь ритму движущихся в ряду автомобилей. Я догнал ее и крикнул во все еще открытое окно:

– Ладно, не нужно денег, просто довезите меня немного.

– Иди пешком, я не такси.

– У меня нога болит.

– Пошел нахер, я сказала!

– Если вы меня не впустите, я уйду! – сказал я, грозно.

Несколько секунд она соображала, в этот момент ее ряд продвинулся вперед на пару метров и она, найдя в этом спасение, двинулась дальше.

«Что я делаю?» – подумал я. Все водители смотрели на меня, как на идиота. Мне стало жутко стыдно. У меня и раньше бывало такое, это были разработанные мною лично тренинги. Я рос стеснительным и робким мальчиком и иногда, чтобы дотягивать до мощностей мира я устраивал себе такие встряски. Главное было действовать решительно, но медленно. Плавно двигаться, тихо и спокойно говорить. Быстро снять штаны и натянуть их заново посреди площади легко, а вот станцевать стриптиз в темной комнате для одной девушки сложно. Все потому, что успеваешь рефлексировать. Сознаешь себя.

Каждый такой тренинг приводил к тому, что окружающие находили меня идиотом, хотя ничего аморального или пошлого я никогда не делал. Например, однажды я притворился, что потерял сознание в автобусе. Просто ни с того ни с сего упал да и все. До ближайшей остановки на меня махали платочком и брызгали в лицо минералкой. Минут пять я был, как бы, без сознания, а потом открыл глаза и сказал: «Видно еще поживу». Все охали и ахали, только одна девочка, которая стояла у выхода из автобуса хитро улыбалась, кажется, она меня раскусила.

А однажды, я подсел к незнакомому мужчине в парке и сказал:

– Мне там описали вас.

Выждал паузу и продолжил:

– Все как договаривались. Ни слова! Молчите или все погубите! Все счета заморожены, будем уходить через Харьков, у нас там свои люди, а Марусе передайте, что она сладенькая. Она поймет.

Бедный мужик задергал усами и заерзал так, что его джинсовая куртка сползла с плеч. Я не унимался:

– Мертвых в землю, живых к морю. Я только сегодня говорил с Семеном, и он был хмур. Видимо, нахмуриться придется нам всем.

Тут я резко встал, надвинул шапку на глаза и шепотом, почти на ухо мужику сказал:

– Вон тот напротив! Сегодня после восьми, тяжелое не берите и смотрите, чтобы без хвоста!

Тут я огляделся по сторонам и ушел, хромая на одну ногу.

Во всем этом абсурде существовали правила: я не должен был воздействовать со стариками, детьми, пьяными, не русскими и больными. Кроме того, нельзя было это делать при знакомых, иначе это превратилось бы в пошлое, дурашливое представление. Мне требовался эмоциональный взрыв, и я его совершал с расчетливостью смертника.

Автомобиль проехал вперед и неожиданно пассажирская дверь распахнулась. Я мгновенно впрыгнул в машину и дверь захлопнулась.

Даже влажные салфетки для рук в машине были дорогими. Я постарался перевести центр тяжести на ноги, чтобы не очень мять своим толстым задом салон.

– Ну, куда тебе вести? – спросила она.

Мне стало стыдно и какая-то лень, неподвижность овладела мной.

– Возле ближайшего пивного выбросите, и я не пропаду.

Она улыбнулась.

На ней был офисный костюм с белой блузкой, волосы, немного взъерошенные, темными волнами раскинулись на плечах, как черное море. Слегка бледная кожа контрастировала с черными как у вороны глазами. Пухлые губы немного слипались от красной помады. Натертый, наполированный руль блестел сильнее, чем голая коленка.

Она плотно положила руку на торчащий, длинный рычаг и переключила скорость. Мы поехали медленнее. Не глядя на меня она сказала:

– Ты не псих, не больной, не опасен?

Мне перехотелось ерничать и я сказал:

– Нет.

– А нахрена в машину полез?

– Вы же видели и себя и машину – зачем спрашивать?

Она улыбнулась и уже спокойно и весело спросила:

– Так куда тебя отвести?

Я назвал адрес и попросил разрешения закурить. Она позволила. Мы разговорились о работе: она была менеджером в какой-то форме, я рассказал о том, чем сам занимаюсь, сказал, что, в общем-то, я клерк низшего порядка. Брюнетка расспрашивала о моей работе и дивилась масштабам моей деятельности, вернее ее отсутствию. На вопросы я отвечал скупо и без интереса. Я ненавидел людей, способных всерьез говорить о своей работе.

На вид ей было не более двадцати пять, и кроме того, стало заметно, что у нее нет мужчины. Не то, чтобы она не могла себе его позволить, просто отвыкла. Она смотрела на меня интригующе и оценивающе. Дорога стала свободнее и она поехала быстрее, но даже на большой скорости она поворачивалась в мою сторону каждый раз, когда что-то говорила.

На город опустился вечер, и моя пешая прогулка не удалась, потому, что меня подвезла до дома шикарная женщина на автомобиле, превышающем стоимость моей годовой зарплаты в двенадцать раз. Когда мы подъехали, то казалось, что мы стали настоящими друзьями, у нас было все для этого: я ее призирал за примитивность, она меня за бедность.

Леди повернулась ко мне полу боком и стала гладить свои длинные волосы, перемещая их со спины на грудь. Я влюбился в ее шею после того, как она на две секунды покрылась мурашками. Мне кажется, она сама это заметила и покраснела. Свободной от волос рукой она убавила громкость магнитофона, и какой-то мерзкий, слащавый голос наконец-то утих. Она сильно сжала колени, подалась вперед, запрокинула голову и застыла в тусклом свете автомобильной подсветки как ангел, случайно зашедший в придорожный бар. Ее губы блестели и придавали рту какую-то незавершенность.

Такие женщины никогда не лягут со мной в постель. Они бы и рады, но этого не может быть. Это также неестественно, как инцест или гомосексуализм, но кто сказал, что неестественно мечтать об этом? Вот и мы оба помечтали каждый о своем молча, в темноте дорогого автомобиля. Однако, реальность всегда возвращается и мы разошлись, чтобы не делать шаг к извращению, которое отзовется потом немой болью стыда и обиды.

Я поблагодарил ее и зачем-то дотронулся до ее мягкого плеча. Она сказала, что будет рада подвести меня еще разок, как ни будь. Мне казалось, что я с ней не справедлив. При этом, я не рассчитывал показаться справедливым – мне казалось, что это вполне рабочая формула при общении с людьми другого круга.

Напоследок я еще раз протер платком стекло ее автомобиля, а она рассмеялась. Весело махнув рукой, я побрел к своему подъезду, предвкушая недопитый коньяк, который в нетерпении сидел на корточках в темном, пустом холодильнике. Когда я шел, то слышал, как отъехал ее автомобиль и мерзкий голос певца из ее магнитофона догнал мой слух. Никакого тревожного стука своего сердца или дроби ее каблуков я услышать не надеялся.

Густой вечер перерастал в ночь. Я пил коньяк за пустым столом и читал стихи Гумилева. Пару раз в моих глазах появились слезы. Конечно не о себе, а о Гумилеве. Потом я отправился в магазин за добавкой, она пригодилась для какого-то старого черно-белый фильма, кажется режиссера Хичкока.

Когда глубокая ночь опустилась на плечи Земли, я спал, не раздевшись, в надежде, что та девушка придет в мою комнату и разденет меня.

Утром я опять проснулся без будильника и не удивился дождю за окном. Я даже не догадывался, что ждет меня впереди.