Читать книгу Рычаги. Ад бесконечной рефлексии - Юрий Алексеевич Колесников - Страница 5

«нам не нужно твое золото

заржавело твое золото

и повсюду на нем пятна»

И. Кормильцев.

Сидя в офисе рядом с Альбиной я смотрел на ее шею. На ее тонкую, чуть розовую шею. Синие вены на ней набухали каждый раз, когда она повышала голос, и я представлял, как она кричит во время секса и эта нежная шея краснеет и вибрирует.

– Скоро настанет совсем весна и можно будет есть фрукты: груши! Манго! Яблоки! Сочные апельсины! – громко чеканила она, и жилы на ее шейке дергались все сильнее с каждым новым, выговоренным ею фруктом. – Платон, ты любишь манго?

– Я не уверен, что я его ел. Какой он?

Альбина засмеялась:

– Платон, ты всегда такой смешной и загруженный. Чего ты так на меня смотришь? О чем ты думаешь?

«О чем я думаю» – пронеслось у меня, – «Я думаю о том, как было бы замечательно наброситься на твое худое тело, и внимательно вглядываясь в твои испуганные глаза, рвать на тебе все эти дорогие шмотки»

Я отвел глаза и промолчал.

Дима громко хихикал, не сводя глаз с монитора компьютера. Он пересматривал семейное шоу для тех, которое пропустил на выходных. Дима обожал все эти шоу, а может, ему было просто скучно на работе, как любому начальнику. Бедному Диме было двадцать три года и о жизни он суди по рассказам друзей, о политике по передачам центральных каналов, о женщинах по лесбийскому порно, о искусстве по топовым видео в Ютюбе.

– Прикинь, Платон, я сегодня прочитал, что Министр Обороны, выкупил некольо танков на имя фирмы, которой владеет его жена, а совершил фиктивную утилизацию. Ну, как будто, они не пригодны для эксплуатации, после чего, уже утилизированные купил опять и поставил снова их на вооружение. Деньги для всех этих операций естественно выгребал из бюджета. Прикинь, Платон!

Дима обожал «оппозиционные» новости, так сказать: «Сводки с бессовестного фронта»

– Да, жесткая социалочка. Подрыв правящей власти – говорю я, – смотри, как бы тебя с работы не уволили за такие анекдоты. Начальство же просматривает историю браузера. У меня вот кодексы, статьи о бизнесе, редко порнушка, но классическая, а у тебя сплошная антигосударственная пропаганда.

Я заметил, что Дима испугался и стал чистить историю поиска в браузере.

– Ты чего сидишь? – крикнула Тамара. – Когда будет готов отчет?

– Не ругайся, уже готов давным-давно.

– Так чего не едешь утверждать?

– Так перерыв же.

– Ну и что? Пока доедешь, и перерыв закончится.

– А если нет, я буду стоять под дождем.

Тамара покраснела и ее губы стали подрагивать.

– Платон, вали в утверждай отчет! Ты достал уже! Ты что думаешь, что ты на особом положении? Посмотри на Альбину – ей ничего не нужно напоминать, сидит и работает человек, а тебя вечно нужно в жопу подталкивать.

– Если на клавиатуре у Альбина поменять местами буквы «Х» и «У», то ее работа на месяц остановится.

Альбина злостно подняла брови, глубоко вздохнула и кажется капельки яда стали течь из уголка ее рта. Ее тонкие губы задрожали, как дрожат мышцы у бегуна на короткую дистанцию перед стартом.

– Знаешь что, Платон? – заорала она, – ты всех самовлюбленная скотина! Ты вечно полупьяный, небритый и твои документы всегда с косяками! Ты себе позволяешь столько, сколько мы все вместе себе не позволяем и еще ты сидишь и гундишь что-то.

Все глупые женщины крайне агрессивны. Альбина женщина глупая: она не знает из чего делают сахар, в каком веке жил Высоцкий и «Прощеное Воскресенье» она называет «Прощальным» – этого достаточно, чтобы считать человека глупым и нечего мне говорить о узко-специальным уме. Нет такого ума. Есть интеллект с разным коэффициентом. Низкий интеллект нужно называть глупостью и никак иначе.

Альбина кипела. Меня всегда удивляли люди, которые злятся искренне. Я всегда повышал голос только для того, чтобы испугать или показать значимость своих слов. Я даже оскорбляю людей для большей художественной выразительности. Альбина же в эту минуту искренне меня ненавидела.

– Хорошо, вы меня уговорили. Женщины всегда меня уговаривают, а я соглашаюсь. Пожалуй, я поеду, но после я вернусь и останусь прежним. К сожалению, вам придется это пережить – сказал я, и быстро одевшись, схватив документы, вышел за дверь. В офисе сразу же послышались нервные переговоры.

В моей жизни не было место справедливости. Такое бывает. Я знаю почему. Жизнь поступает несправедливо с теми, кто не препятствует несправедливости в отношении других. Нужно защищать слабых, и тогда, обретете защиту.

Поездки мне нравились. Можно было слинять из офиса и болтаться по городу. Ведь никто не знает, сколько длится моя работа вне офиса, кроме меня. Тем более никто не знает, с какой скоростью двигается автобус.

Я сделал все свои дела в городе и решил пообедать.

Жирная, пахнущая капустой шаверма мешала мне откупорить бутылку пива, но все же я справился. Я уселся на дальнюю скамейку у городской реки и принялся за обед. Тут же ко мне подошли усталые от безделья полицейские.

Они оба были худыми, только один из них был невероятно маленького роста. Тот, который был выше, представился и попросил паспорт. Я протянул, не переставая есть жевать. Ненавижу показывать трепет перед властями.

Они очень долго и внимательно изучали мой паспорт, с таким видом, будто могут на глаз отличить поддельный от легального. Потом коротышка сказал:

– Вам известно, что распивать спиртные напитки в общественных местах нельзя?

– Нет. А разве нельзя? – спросил я без вызова, глотая шаверму. Пиво стояло рядом со мной в пакете и шипело, как змея.

– Нельзя, согласно кодексу об административных правонарушениях.

– Постойте, – сказал я, – кажется там указано лишь, что за подобное предполагается штраф, а вот прямого запрета там нет.

Полицейские переглянулись и зачем-то подошли ко мне ближе.

– Вы мне на ноги наступите, осторожнее – сказал я.

– Вам полагается штраф за распитие в общественном месте – сказал низкий полицейский.

– А кто это место общественнил?

– Водоем является общественным местом – вдруг сказал тот, который выше.

Я посмотрел на него с улыбкой.

Мимо прошел старик и с укором сдвинул брови. Его седая борода дрожала от ветра и он был похож на Толстого.

Полицейские что-то говорили мне, читали морали и при этом не отдавали паспорт. Я молчал и жевал шаверму.

– Ты чего молчишь?! – не выдержали они.

– Не «ты», а «вы», дайте пережевать – ответил я.

– Итак, мы составим протокол – угрюмо сказал низкорослый страж правопорядка.

Мне стало неприятно и скучно. Я представил эту нудную процедуру, к тому же, размер штрафа с приходом кризиса увеличился в разы.

– Ладно, ребят, что вы хотите? Чтобы я выбросил бутылку? Чтобы я ушел? Чтобы дал вам пятьсот рублей. Или вам нужно план по штрафам выполнить?

– Ты давай не выпендривайся! Мы тебя на первый раз прощаем, давай прячь в пакет и иди.

– Куда? – резко спросил я.

– Куда хочешь, но с пивом, чтобы я тебя не видел.

Нужно сказать, что этот моралист был, кажется младше меня.

«Нет с собой бланков протоколов» – подумал я, – «А везти в отдел не на чем, пеший патруль»

Еще я вспомнил, как однажды один безумец устроил пальбу в городе и пристрелил пятерых человек, двое из которых дети. Мне тогда рассказывали, что двое патрульных видели все, но развернулись и ушли за угол. Они испугались. Я верю страх, но не прощаю его. Тех трусов тогда даже уволили.

– А где мне можно эту бутылку допить? – крикнул я им в след.

– Дома – крикнул мне низкорослый и медленно, в раскачку они удалились.

Я доел шаверму и допил пиво, после чего сложил все в урну и отправился на работу. К счастью рабочий день подходил к концу.

Я размышлял о новой тенденции абсолютно все перенести в дом. Пить можно только дома, курить уже тоже, учителя и врачи ездят на дом, домашние курсы повышения квалификации, дистанционные собеседования при приеме на работу и дистанционная работа.

Наступит день, когда нам некуда будет идти и я, надеюсь, что современные технологии не позволят нам остаться с собой один на один, иначе мир в один миг наполнится сумасшедшими.

В офисе была рабочая обстановка: Тамара читала что-то, Альбина разговаривала по телефону со своей подругой, а Дима смотрел смешные видео про котов.

– Ты почему так долго? – спросила у меня Альбина, на минуту оторвавшись от телефона.

Альбина считала себя подругой Тамары и иногда, ей даже казалось, что она сама немного Тамара и может спускать на меня свой начальствующий гнев. Тут главное было напомнить ей о едином горизонтальном пространстве, которое мы занимаем.

Я изобразил удивленное лицо, дескать: «Кто тебе дал право задавать мне такие вопросы и что значит „долго“? Ты думаешь ленивая, самоуверенная, маленькая дурочка, что только тебе можно подгадывать поездки в город с коррекцией ногтей?»

Я действительно вспомнил сразу все случаи, когда Альбина говорила, что ей срочно нужно утверждать отчет и даже рассказывала потом, как сильно затянулся процесс, но я всякий раз видел, что ее ноготки стали немного короче и аккуратнее. Я все видел и все понимал, но никогда не упрекал.

Люди делятся на две категории: первая из них радуется и практически испытывает оргазм, когда в их присутствии кто-то наделенный властными полномочиями или просто сильный ругает того, кто слабее и другая категория, те нравственные калеки, которые считают, что критика вообще недопустима при неравенстве положений.

– Действительно, – начал Дима, – закрыв вкладку с видео, – ты чего так долго? К тебе твой клиент приходил, оставил какие-то бумаги.

– Дима, ну ты ж сам знаешь, пока до остановки, пока с остановки,, автобусы будто притягиваются к пробкам – милым и дружеским тоном сказал я.

Дима рассвел. Он знал, как сильно я его презирал. Каждый раз, когда я вел себя с ним, как с самым близким другом он радовался, и даже мне становилось приятно. Сразу оговорюсь: Дима понял, что я его презираю еще до повышения, еще тогда, когда он был со мной на одном карьерном уровне.

– Понимаю, Платон, ну ты бы хотя бы позвонил, сказал бы, что в пробку попал.

– В следующий раз непременно, Большой Брат – сказал я, в полной уверенности, что все чувствуют мой саркастический тон.

– Садись, братишка – сказал Дима и кивнул на мое рабочее место.

– Платон, – не отрывая глаза от экрана, спросила Тамара, – ты последний пакетик чая выпил утром?

– Я же не пью ваш фруктовый – ответил я, сморщившись.

Тамара и Альбина переглянулись. Дима громко засмеялся. На экране его монитора ребенок-малыш пел песню известного эстрадного певца.

Придя домой, я опять напился, причем я пил водку в полном одиночестве и запивал ее пивом. Уснул в одежде и еле удержал тошноту.

Я был отравлен тем, что добровольно пускал в себя, и мне было так плохо, что даже тому самому яду было неловко, и он пытался вырваться, сделав свое коварное дело.