Читать книгу Кто я? Книга 2. Мои университеты - Юрий Михайлович Стальгоров - Страница 5

Во время полусухой грануляции доменного шлака отдельные капельки шлака не превращаются в гранулы, а раздуваются в тонкую шлаковую нить, если угодно волос. Во время грануляции такие волосинки шлака – побочный, излишний и вредный продукт. Они бывают разных размеров – и короткие, и длинные, около метра. Они разлетаются по воздуху достаточно далеко. Такими волосовинами шлака была усыпана практически половина территории нашего завода. Мелкие волоски попадают на тела людей, вызывая ужасный зуд. Я, например, после года работы на этом заводе, уже будучи в армии, еще полгода чесался, расчёсывая свое тело до болячек, от мелких шлаковых колючек.

Свойство доменного шлака при охлаждении и во время полета жидких капелек превращаться в волосы используется при производстве шлаковаты и шлаковойлока. При этом следует упорядочить процесс превращения жидкого шлака в такие волосовины, образующие шлаковату, из которой тут же изготавливается шлаковойлок. Технология изготовления их следующая: доменный шлак в виде щебенки загружается вместе с коксом в вагранку и расплавляется там до жидкого состояния; далее через форсунку определенной формы с помощью воздуха расплавленный шлак выдувается на ленточный конвейер, лента которого в виде сетки, а скорость конвейера рассчитана так, что на нем осаждается необходимый слой волосовин, которые образуют шлаковату; далее идет процесс превращения шлаковаты в шлаковойлок, для этого на сетчатом конвейере производится уплотнение шлаковой ваты и добавка туда различных фенолоспиртов с целью получения достаточно рыхлых шлаковых пластин, похожих на пластины войлока толщиной около 3—5 см. Такие пластины используются как теплоизоляционный строительный материал при строительстве различных зданий и сооружений.

Мне дали чертежи и поручили смонтировать вагранку и сетчатый ленточный конвейер. Я взялся за эту работу, однако увидел сразу, что строительной готовности нет никакой. Монтировать это оборудование следовало бы на фундамент и крепить анкерными болтами, но фундаментов не было. Кроме того, эта линия должна была находиться в здании, а здания также не было. Я сказал об этом директору. Он ответил: «Во что бы то ни стало надо смонтировать это оборудование. А то, что оно не может работать, потом будем исправлять». Насколько было правомерным это решение, я не знаю – во всяком случае, это был фальшмонтаж.

Тем не менее, я выполнял задание директора. В мое подчинение выделили бригаду слесарей-монтажников, и я ими руководил. Главным инженером нашего завода был Крашенинников, один из авторов полусухой грануляции доменных шлаков. До Челябинска он работал в нашем главке Союзшлак. По-видимому, за какую-то провинность это послали работать в Челябинск. Во время замены изношенного барабана на установке грануляции я вызвал его на место для консультации, и мы с рабочими поняли, что этот автор изобретения совершенно не знаком с конструкцией собственной установки. Мы поняли, что изобретателем является один Крылов, а Крашенинников просто «прилепился» к этому изобретению. Почему-то он не занимался строительством завода совсем и не хотел этим заниматься. Со мной занимался начальник отдела капитального строительства Кнауэр, один из немцев, высланных из Поволжья. Что касается немцев, у меня в цехе работал отборщик шлака Шмидт. И Кнауэр, и Шмидт еженедельно отмечались в челябинской спецкомендатуре.

Рябицев считал, что строительство цеха термоизоляционных материалов продвигается. Он решил съездить на действующее предприятие – завод термоизоляционных материалов в Билимбае, городе в Свердловской области. Он взял меня, и на служебном автомобиле мы поехали с ним в Билимбай, который находился севернее Свердловска, то есть ехать было достаточно далеко. Мы взяли с собой продуктов питания, запас бензина, несколько бутылок водки и поехали.

В пути оказалось, что у нас нет ни стаканов, ни рюмок, а пить водку из горлышка бутылки Рябицев не захотел. У него с собой был голландский сыр, и он попросил меня во время поездки вырезать из сыра две рюмки, чтобы можно было туда наливать водку. Рюмки оказались почти как стаканы, во всяком случае, в них наливалось больше 100 граммов водки. Мы остановились позавтракать и выпили по самодельной рюмке водки.

Очередной остановкой у нас был пограничный столб между Европой и Азией. Мы ехали из Европы и после этого пограничного столба оказались в Азии. Рябицев предложил выпить в Европе, а закусить в Азии. Мы так и сделали. Поскольку закусывать нам было уже нечем, да и водка уже закончилась, на закуску мы съели наши рюмки.

Следующей остановкой у нас был город Первоуральск. В этом городе на трубопрокатном заводе начальником одного из цехов работал сын Рябицева, мы у него и переночевали. Там же еще запаслись продуктами и поехали через Свердловск в Билимбай. Свердловск поразил меня – это старинный русский город Екатеринбург. До этого большие города я видел только в Западной Украине, там многоэтажные дома были только каменные или кирпичные. В Свердловске же я увидел двух- и трехэтажные деревянные дома, в то время как каменных или кирпичных домов было очень мало. Поразила меня и колонна немцев, идущих на какой-то строящийся объект. Колонна была примерно человек 300, немцы шли под конвоем как пленные. Я спросил Рябицева: «Ведь война закончилась в 1945 году! Я видел пленных мадьяр в 1948 году, и они в 1949 году уехали к себе в Венгрию. Почему же немцев задержали после 1945 года? Сейчас пошло почти 10 лет после окончания войны, так почему здесь пленные немцы?». Рябицев ответил: «Это не пленные, это военные преступники. Дело все в том, что находящихся в плену немецких солдат и офицеров в 1945 году Правительство Совестного Союза объявило военными преступниками, всех судили и дали им по 10 лет исправительно-трудовых лагерей. По-видимому, это они здесь и шествуют». Я подумал, что через год они возвратятся к себе домой в Германию.

В Билимбае мы познакомились с работой линии по производству шлаковойлока. Линия работала прекрасно, однако начальник цеха сказал нам, что они долго мучились с ее наладкой этой – у них не получалось равномерного осаждения, не получалась толщина шлаковойлока. Наконец, они нашли, что необходима особой конструкции форсунка, и дали нам чертежи этой форсунки. Отверстий в ней было около десятка, и располагались они по замысловатой кривой.

В Билимбае мы пробыли одни сутки и уехали обратно в Челябинск. На обратном пути опять переночевали в Первоуральске у сына Рябицева. По прибытии в Челябинск Рябицев отдал чертеж форсунки в ремонтно-механическую мастерскую, чтобы там изготовили несколько штук. Это был июнь 1954 года.

На должности мастера по монтажу оборудования я был менее загружен, чем когда был начальником цеха. Я знакомился с остальными сотрудниками, со своими коллегами по работе на этом заводе. Я уже писал, что в квартире, где я жил, одну комнату занимал главный механик завода, не помню его имени. Он жил один, хотя жилплощадь ему дали с учетом семьи – он почему-то не хотел, чтобы жена приехала к нему. Мы вдвоем с моей мамой жили в другой комнате, соседом у нас был снабженец Василий. На лестничной площадке соседнюю трехкомнатную квартиру полностью занимал заместитель директора по общим вопросам Сатаров, недавно демобилизованный подполковник. Мой сосед Василий был инвалидом войны, у него до колена была ампутирована одна нога. Он жил вдвоём с женой, детей у них не было. У Сатарова же была жена, один или два ребенка. Василий варил хмельную бражку и постоянно старался, чтобы я с ним выпивал ее. Сатаров ежедневно, придя с работы, выпивал пол-литра водки один.

Надо сказать, еще в нашем доме, но в другом подъезде жил начальник отдела снабжения, фамилии я его не помню. Это был также недавно демобилизованный майор, армейский снабженец. Жена его была армейским хирургом, но уже в это время она в армии не служила. Она работала хирургом в больнице, принадлежащей тресту «Челябметаллургстрой» – в этом тресте был целый больничный городок. Там был также большой клуб, куда я несколько раз приходил на танцы.

Из припомнившихся мне людей в соседнем доме жила комендант наших двух домов Семченко, ее муж работал на нашем заводе шофером на самосвале ЗИС-585. В том же доме жил электросварщик, который работал в ремонтно-механической мастерской. Он был молодой, ему было чуть больше 20 лет. Он был женат, но звал в компанию, и мы часто ходили в клуб строителей вдвоем или развлекались на площади, где находился этот клуб. Развлечения у нас были самые никудышные – дело в том, что мы не приходили туда не трезвыми, а обязательно выпившими. На этой площади катались на велосипедах девушки, почему-то они выбрали эту просторную площадь. На мой взгляд, девушек у строителей работало больше, чем мужчин. И мы с моим сварщиком хватали проезжающих девушек за велосипед, пытаясь их остановить, даже если они при этом падали. Мне не нравилась эта забава, и я иногда только глядел, как этими делами занимается мой товарищ. Однажды ему не повезло – он пытался остановить какую-то девушку, а я сидел вдалеке и не участвовал с ним в этой забаве. Тут подошёл милиционер, взял под руку моего товарища и увел его с собой. В кутузке его продержали 10 суток – это было впервые по новому закону. Я, слава богу, в кутузку не попал. Этот же сварщик зимой, еще в декабре 1953 года в своем доме решил прибавить себе в отоплении тепла. Отопление было водяное, центральное, от какой-то ТЭЦ. Сварщик жил на первом этаже, и ему показалось, что в квартире все же холодно. Горячая вода поступала в систему отопления этого дома через отверстие в два миллиметра. Он зашел в подвал и рассверлил отверстие до четырех миллиметров, тем самым увеличив площадь поступления горячей воды в четыре раза. Это расстроило систему отопления. Каким-то образом об этом узнала теплоснабжающая организация, и они подали на сварщика иск в суд. Судья присудил этому «умельцу» один год принудработ с удержанием 20% заработка. Ходить на прежние забавы мы перестали.