Читать книгу Под покровом минувших лет. Пристрастные хроники из XX века - Юрий Петрович Линник - Страница 17

Семейные хроники. Годы 1886—1948
В оккупации. Шахты. год 1942

Оглавление

С 17 июля в Шахтах царило безвластие. Как метлой подметенные неизвестно кем, стояли раскрытые нараспашку пустые магазины и учреждения. Два дня спустя город потрясли мощные взрывы. Это выводились из строя и затапливались шахты им. Артема, им. Фрунзе, «Петровка», «Ново-Азовка», «Комправда», «Пролетарка».

На следующий день взорвали электростанцию (ГРЭС им. Артёма), шахты им. Октябрьской революции, им. Воровского, им. Красина. Минировались и взрывались другие важные объекты и учреждения. Ничего не оставлять врагу. Город окутался черным дымом вперемешку с пылью.

События разворачивались так скоротечно и драматично, что многие шахтинцы не успели эвакуироваться. Город сдали без боя. Немцы появились 22 июля. Их колонны входили в город по улице Советской и проспекту Победы революции, запруженными грузовыми и легковыми машинами, повозками, мотоциклистами.

Город заполонили немецкие, итальянские, румынские солдаты в мундирах грязно-серого цвета, пилотках и фуражках с немецким орлом. Они растекались по дворам, огородам, требуя съестного. Поделив улицы, переулки немцы становились «на квартиры».

Несмотря на то, что дом Парфентия Захаровича был далеко не самым просторным и находился на самом краю города, поставили ему на квартирование трёх немцев. А попросту, Парфентия Захаровича с женой переселили в летнюю кухню, а в доме их расположились два офицера и шофёр – солдат. Немцы оказались интендантами, то есть армейскими снабженцами и не проявляли враждебности по отношению к хозяевам.

Они, наверное, и поселились подальше от центра, что называется «с глаз долой» от начальства, чтобы полнее пользоваться своими интендантскими возможностями. Была у них легковая машина, которую на ночь загоняли во двор перед домом.

Днём они куда-то уезжали, возвращались лишь к вечеру, шумно мылись, сливая друг другу из ведра. Затем ужинали, скорее застольничали запоздно со шнапсом и патефоном. Привозили с собой снеди всякой, которую и поедали, не жалея животов.

Парфентий Захарович вёл себя с постояльцами спокойно, не заискивая, но и не проявляя излишней агрессивности. Он, кавалер двух Георгиев, прошедший всю германскую, понимал, что солдата гонят на войну, не спросив о его желании. А агрессивность надо проявлять на поле боя, в сражении. Сам старый вояка, видел, как они обращаются с оружием. Оно, словно, им всё время мешало, небось, и в бою им пока не пришлось пороха нюхнуть по- настоящему

Немцы молодые, иногда дурачились, как и его сыновья. К Парфентию Захаровичу относились с уважением и опаской, как к строгому отцу. Как-то привезли бочонок с мёдом. Поставили возле крыльца и накрыли куском прорезиненной ткани. Здесь следует заметить, что ситуация в оккупированном городе с продовольствием сложилась напряжённая. Большинство населения фактически голодало. Не хватало хлеба, а уж о сладком и не мечтали. А здесь бочка мёда!

Соседский мальчишка лет десяти, прознав о сокровище, не устоял пред соблазном полакомиться за счёт вермахта. Выбрал момент, когда машина немцев выехала со двора и, посчитав, что хозяева бочки отсутствуют, пробрался во двор. Мёда в бочке было около половины. Юный антифашист перекинулся через край бочки и, окуная руку в мёд, самозабвенно слизывал его с пальцев.

На его беду, машина то уехала без интендантов. И надо же было такому случиться, что в этот наисладчайший момент на крыльце вырос немец в подштанниках, вышедший после сна потянуться на свежем воздухе. К своему неописуемому удивлению, увидел он худосочный зад, торчащий из его драгоценной бочки, и всё понял. Немец потихоньку кликнул своего напарника, а затем смачно, по футбольному, нанёс удар сами догадываетесь по чему.

Незадачливый горе-диверсант не удержался и рухнул в мёд с головой. Немцы гоготали так, что с заднего двора прибежал Парфентий Захарович, который и вытащил из бочки за ноги барахтающегося в меду соседского отпрыска.

Роскошный вид спасённого заставил немцев схватиться за животы. Так не потешались они с того дня, как перешли русскую границу, и в будущем возможность так повеселиться им навряд ли представится.

Возможно, появление Парфентия Захаровича спасло мальчугана от более серьёзных карательных санкций. Даже в пятидесятые годы историю эту смаковали со смехом до слёз при каждом застолье у моего деда Парфентия после второй обычно рюмки. А Ваш покорный слуга шести лет слушал и где-то даже завидовал (бочка мёда прельщала и меня) дяде Вите, ибо мальчишка тот остался целым и невредимым, а, со временем, вышел в дяди.

С оккупацией связь с сыновьями, находящимися кто где, прервалась. За Петра супруги не переживали. Пожалуй, он находился в самом безопасном месте на тот день – в столице, от которой немца отогнали на двести километров.

Месяц назад получили письмо от Михаила из Орджоникидзе, в котором он извещал, что окончил училище, ему присвоили звание лейтенанта и направляют куда – то на север. Не в самое пекло, ведь, судя по официальным сводкам, активные боевые действия на севере тогда не велись. (На самом деле происходило не совсем так. См. «Семейные хроники. Михаил. Новочеркасск – Ржев 1942 г.»).

Главная заваруха начиналась здесь на юге. Впрочем, смерть на войне поджидает человека в любом месте и в любой момент.

Под покровом минувших лет. Пристрастные хроники из XX века

Подняться наверх