Читать книгу Под покровом минувших лет. Пристрастные хроники из XX века - Юрий Петрович Линник - Страница 27

Год 1944. Фронт уходил на запад, оставляя за собой искромсанную землю и вопиющую разруху. Гитлеровский апокалиптический зверь, избитый как бы невзначай под Москвой, измордованный изрядно в Сталинграде, с перебитой под Курском бронированной хребтиной, изрыгая дым и пламень, медленно уползал в своё логово в надежде где-то зацепиться, остановиться и зализать зияющие раны, нанесённые русским оружием. И остаться, потерять всё, но остаться, чтобы копить силы и выискивать новый момент для расправы с этими ненавистными русскими. Но кто ему теперь позволит остаться?

Пётр по-прежнему в Москве, но он уже не курсант Военной Академии химзащиты. В ноябре 1943 года, когда опасения применения немцами химического оружия начали отчасти рассеиваться, или по иным соображениям, отделение, на котором учился Пётр, перевели для продолжения учёбы в химико-технологический институт им. Менделеева.

Из Военной Академии химической защиты в МХТИ на факультет специальной технологии №138 перевели 86 слушателей III курса инженерного факультета. Остался у него после ВАХЗ только номер военно-учётной специальности и звание инженер-лейтенанта, которое присвоили всем перед демобилизацией. Так Пётр вновь стал гражданским человеком и студентом 4 курса МХТИ. «Менделеевку» в те годы возглавляла Прасковья Васильевна Дыбина.

Самые тяжёлые годы войны судьба упрятала Петра в стенах Академии. Удивительно, ведь ушёл он в армию добровольцем. Сколько их, молодых ребят- добровольцев полегли в первые же месяцы сражений! Два года Пётр находился в составе вооружённых сил и ни дня не был на фронте. И не то, что бы он к этому стремился, стараясь укрыться в безопасном месте, а так причудливо сложились обстоятельства. И никто не будет вправе бросить ему в глаза обидные слова укора. Ведь пошёл он в армию добровольцем, но судьба распорядилась по-своему.

Тем не менее, много лет спустя, когда начались массовые чествования фронтовиков, Пётр чувствовал себя неловко, ибо служил в вооружённых силах в период войны, но фронтовиком не стал. Не секрет, что были такие военные, офицеры, которые сумели, именно сумели, избежать фронта, и жили в тылу, ни в чём себе не отказывая. При этом многие из них «таинственным» способом обзавелись ксивами, свидетельствующими об их героическом участии в боевых действиях.

Потом, когда покалеченное, израненное и контуженое поколение истинных фронтовиков преждевременно уйдёт на погосты, этих «умельцев жить» будут чествовать наравне с настоящими фронтовиками. Хотя, сразу после войны именовали таких «героев» не иначе, как тыловые крысы или шкурники, пусть «за глаза». Но к Петру, конечно, это не относилось.

* * *

В 1944 году, пощеголяв в форме лейтенанта пару месяцев, он вновь стал гражданским лицом и опять же не по своей воле. С сентября 1944 года Пётр уже студент 4-ого курса знаменитой Менделеевки. Снова студенческое общежитие, свобода. Но Москва это уже не заштатный Новочеркасск – столица со знаменитыми театрами, галереями, выставками, библиотеками и кинотеатрами.

В тот год Москва вновь забурлила культурной жизнью. Люди ощутили скорый, победный конец войны. С домов удаляли маскировку, снова зажглись фонари на улицах, на Тверской приступили к покраске домов, на трамвайных остановках, как до войны, загорелись цифры маршрутов. Вернулись из эвакуации и начали давать спектакли все московские театры.

Пётр старался не терять время попусту. Он не пропускал театральные постановки, ходил на концерты, в музеи. Влюбившись в Москву, он исходил столицу вдоль и поперёк, словно желая пропитаться её стариной и державностью, много читал по истории города. А Москва формировала Петра – из простого парня шахтёрского захолустья он становился интеллигентом. Разве мог он мечтать о таком подарке судьбы, будучи в Шахтах или даже в Новочеркасске. Природная любознательность Петра, пытливый ум нашли должную пищу в столице.

Студенческая жизнь течёт по собственным законам молодости и энтузиазма. Лекции, семинары, коллоквиумы, зачёты, семестры, экзаменационные сессии, всё это заполняет жизнь студента и наполняет студенческие дни и годы смыслом. И здесь же, а как же без этого, студенческие вечеринки в общежитии, бескорыстная мужская дружба и первая любовь. Всё это стало доступным после двух лет казарменного житья в ВАХЗ. Быстро пролетели те два незабываемых года настоящей студенческой жизни в столице.

В феврале 1946 года Пётр защитил дипломный проект и вместе с группой однокашников получил направление на работу на промышленный объект Главсоды, Славянский содовый завод в Донбассе. Неплохое распределение, ведь это недалеко от родного города Шахты. Тем более, работа их должна была начаться с поездки в Германию, за оборудованием, демонтируемым на немецких содовых комбинатах по программе экономического разоружения Германии. Последний студенческий отпуск после окончания института Пётр провёл дома, у родителей в Шахтах.

Февраль-март 1946 года. Не прошло и года после окончания войны, и раны тяжёлых утрат для Парфентия Захаровича и Елизаветы Семёновны оставались свежи, ежедневной болью напоминая о погибших и захороненных в чужих далёких краях. Их гордость и любовь, Михаил навеки остался на днепровском плацдарме. Не успели Парфентий Захарович и Елизавета Семёновна хоть как-то придти в себя после потери Михаила, как пришла другая страшная весть из Черниговки. Галя, их старшая дочь сообщила в письме о том, что их старший сын Василий погиб в бою под деревней Стерглавка Таурасского района Литвы. У Василия осталась жена и дети в Черниговке. Да и сама Галина в тридцать три года овдовела с маленькими детьми на руках, муж её также не вернулся с войны. Сироты, сироты. Можно ли радоваться такой победе?

Но жизнь продолжается, какова бы она не была трудной и печальной от невосполнимых утрат. А трудностей не стало меньше. Казалось бы, закончилась война, миллионы рабочих рук вернулись в экономику страны, и должно становиться легче, но тощий урожай 1945 года усугубился засухой 1946 года. Как следствие, вновь, как в двадцатые и тридцатые годы, голодный 1947 год.

В начале марта 1946 года, когда Пётр приехал в отпуск, в Шахтах снега уже не было, и земля стремительно подсыхала. После московских холодов Петра радовало раннее тепло, но Парфентий Захарович, старый хлебороб, косился на сумасшедшее не по сезону солнце и, покачивая головой, что-то неодобрительно бормотал в усы по-украински. Чуял он грядущую напасть, чрезвычайную засуху, охватившую в 1946 году равнины всего юга страны. Шахта им. Артёма №1, где он до войны работал, так и не была восстановлена. У страны пока не хватало сил и средств. Поэтому Парфентий Захарович плотничал с артелью. Бывало, и ночевал на стройке – домой не набегаешься, если объект далеко.

Младший Иван продолжал служить в Закавказье. Жили садом-огородом, да домашней живностью, ну а хлеб и жиры получали по карточкам. Следующий 1947 год окажется тяжелее – не станет хлеба. Отпуск пролетел незаметно.

По прибытию в Москву Петра ожидала малоприятная новость – его направление на работу в Славянск в «Главсоде» «переиграли» на Стерлитамакский содовый завод в Башкирии. Это решение касалось и его товарищей. Зато отъезд в Германию должен был состояться в ближайший месяц. Молодым специалистам было указано выехать на объект, приступить к работе и ожидать вызова в Москву для дальнейшего командирования в Германию. В конце марта 1946 года Пётр в составе группы молодых специалистов выехал в Башкирию.