Читать книгу Пересечение вселенных - Зинаида Порохова - Страница 17

Встретив его на улице, любой прошёл бы мимо, не обратив внимания и даже не взглянув на него. Да и глянуть было не на что – невзрачный такой человек без особых примет и возраста, органично сливающийся с серой толпой. Никакой, одним словом, мелкая сошка, лопух, массовка – подумал бы прохожий. И ошибся бы. Ведь перед ним одно мгновение был сверхчеловек, супермен. С красивой фамилией – Елисеев. Хотя вот фамилия-то как раз и была из массовки.

Александра Петровича Елисеева в своё время сильно позабавили фильмы о Джеймсе Бонде, суперагенте 007. Да какой же из этого Бонда агент, ребята, да ещё супер? Не смешите! Ещё не приступив к заданию, он уже был обречён на провал. К разведшколе такого красавчика и близко не подпустили бы – сильно приметен. Не кондиция для разведчика, одним словом. Максимум на что он годился – в актёры, на роль любовников, кем он и был на самом деле, этот Шон Коннери или Дэниэл Крейг. Или – на роль мелкой сошки в дипломатической кадрили. Там таких выпендрёжников обожают – чтобы и лицом, и статью, и харизмой сшибал с ног посольских жён и таких же, как он, марионеток-дипломатов, пуская пыль в глаза залётным делегациям. Ноту сдал, ноту принял! Выслал отчёт и отдыхай на софе, кури кальян с сигарой.

А Александр Петрович Елисеев в совершенстве знал восемь языков: английский, немецкий, французский, испанский, итальянский, польский, чешский и венгерский. И не просто знал, он жил в этих странах по много лет, будучи агентом внедрения и полностью соответствуя взятой на себя роли. Работал… Да кем угодно работал – продавцом, фермером, работягой, чиновником и тэ-дэ, схватывая на лету любую специальность. Да хоть клошаром. Он всё умел и везде был свой. Выписывал местные газеты, читал здешнюю классику, любил – якобы – своих жён, растил – якобы – своих детей, имел – якобы – друзей. И водил дружбу с коллегами, «тринькая» с ними пивко в пабах и коньяки у камина на светских приёмах. Обсуждая тонкости рыбного лова, охоты, международной политики, дрессировки питбуля. Или скверный характер собственной жёнушки-пилы. И все считали его своим в доску – безобидным, честным, хитрым, умным, а нередко и малость дурковатым малым. Настоящим немцем (венгром, поляком, французом и тэ.дэ. – согласно легенде). Хотя всё в нём было насквозь фальшивым: его жёны не были ему жёнами, его дети были чужими, его биографии были поддельны от первой до последней буквы. Только вот документы были самые настоящие – с подлинными печатями. Ну, ладно – тоже липовыми. Но доказать это не сумел бы никто. Зато его семьи были образцовыми, а сам он – ни языком, ни поведением, ни привычками – ни разу не вызвал сомнений или подозрений. Годами и десятилетиями ломал он эту комедию, вытворяя невесть, что и выполняя невероятно сложные задания Родины – СССР. Какой ещё 007 на такое способен? Нарисовался б павлин, запомнился всем навеки, накуролесил и сбежал бы, преследуемый стаей ищеек, вооружённых множеством его примет и особенностей. Всё! Агент спалился! Можно отправлять его на ферму – племенных бычков растить или на фазенду – писать мемуары на тему: «Каким не должен быть агент». Или так: «Без нолей».

Александр Петрович внешне был невероятно банален, скромен и неприметен. Довольно худой, ростом чуть выше среднего, он мог, ссутулившись и присогнув колени, реально превратиться в коротышку. Распустив живот, напялив свитер, жилетку и бесформенные штаны, он сходил за довольно упитанного пузанчика. Имея невыразительное лицо, мог слепить из себя кого угодно – брита, немца, индуса, араба и даже красавца-китайца. Стать древней развалиной или бравым молодым парнем. Немного специальной краски, и его лицо становилось сморщенным, смуглым, бледным, а его волосы песочного цвета делались седыми, рыжими, каштановыми, чёрными – по желанию. У него быстро отрастали естественные усы и борода – это вообще незаменимая вещь, если надо за неделю поменять тип лица. Парики и наклейки он не признавал, хотя иногда ими пользовался. Его глаза – болотного цвета, могли волшебным образом приобретать серый или чайный оттенок. И даже карий. Мастерски изображал он акцент, заикание и дефекты речи. Он часто был смешон – мешковатой одеждой, нескладной походкой, забавными привычками, дурацкими народными прибаутками, которых знал множество. И при этом его плохо запоминали даже соседи, иной раз, относясь к нему, как к недоразумению или весьма недалёкому человеку. И когда он однажды исчезал – якобы переезжая куда-то вместе с семьёй, чайниками, фикусами, любимыми собачками и кошечками – никто этому не придавал значения. А потом вдруг на местном, с виду неприметном заводике, происходила серьёзная авария. Или из бронированного сейфа некой фирмы исчезали архи-секретные документы государственной важности. А бывало – поблизости находился и убитый человек, оказавшийся ценнейшим специалистом военного ведомства или руководителем некоей тайной группировки. Да мало ли что случается на свете! И причём тут обывательская семейка местного пьянчужки, обожавшего кошечек и попугайчиков?

Александр Петрович за свою резидентскую деятельность ни разу не прокололся и не провалил задания. Да и с чего бы вдруг? Работал профессионал! И потому, как только он покидал со своими чайниками и кошечками городок – посёлок, деревню – все о нём тут же забывали. А если б какой-нибудь Франц, Кшиштав или Ежи заикнётся: мол, а не замешан ли в этом деле Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер и прочее из кучи агентурных имён – всех не упомнишь)? Он же всё крутился со своей противной собачонкой возле того дома. Такого шутника просто засмеяли б. Кто? Этот недотёпа Вацлав (Вальтер, Щарль, Гунтер)? Агент? Да ты с дуба (сливы, граба, клёна) рухнул! Он же правый ботинок с левым путает! Рубашку навыворот надевает! Ложку мимо рта проносит! Куда уж ему свистнуть секретные документы из бронированного сейфа с супер сигнализацией?! Иди, проспись, Пинкертон доморощенный! А если б этот Кшиштав и проверил бы – куда ж подевался этот нескладный Вацлав со своей противной собачонкой? – то, даже хорошо поискав, не нашёл бы его. Живым. Бедный Вацлав, оказывается, скоропостижно умер от пневмонии (гриппа, ботулизма, атипичной свинки) и покоится теперь на кладбище под натурально траурной табличкой. А его несчастные дети затерялись в детских приютах, в то время как безутешная вдова Марыся, Ванда, Люси – о, женщины, неверность ваше имя! – бросив свих малюток, выскочила замуж и, сменив фамилию, где-то шастает по белу свету.

А Александр Петрович – бывший Вацлав, тем временем вполне живой и здоровый (ну, разве что зуб иногда ноет под пломбой с встроенным микрофоном) уже в ином образе – с новой верной женой и любящими детьми, со свеженькой, достоверной во всех деталях легендой наперевес – выныривал в другом месте. И это был уже действительно совсем другой человек. Бдительный Кшиштав, даже столкнувшись с ним нос к носу на городской площади, ни за что не признал бы вахлаковатого Вацлава в этом подтянутом и деловитом чиновнике. Этакой интеллигентской косточке, зануде и снобе.

Да, Александр Петрович был крут и знал это. В Москве в сейфе особого ведомства, называемого иногда Конторой, хранилось его досье – захватывающее личное дело этого супермена, где были нудным канцелярским слогом досконально записаны все его подвиги. Туда же стабильно подшивались и приказы о присвоении ему очередных званий и наград. А где-то в банке на особый счёт капала его немалая зарплата. И об этом скромном герое, как и положено, страна ничего не знала. И никогда не узнает. Лишь несколько высокопоставленных генералов имели к этому сейфу особый доступ. Но они были неразговорчивы. Ни к чему бойцам невидимого фронта слава! Даже после смерти. Ведь он завязан на других героях и международных скандалах.

Родители Александра Петровича давно померли, царствие им небесное. Кстати его покойный отец отнюдь не был Петром, а самого его звали совсем не Александром. Но родственники давно забыли о нём, считая его погинувшим где-то в Сибири на комсомольских стройках. А своей семьи у него никогда и не было. А зачем? В случае чего – гибели, провала, утрате доверия – никто не пострадает.

Итак, разменян пятый десяток, а у него – ни имени, ни семьи, ни собственной биографии. Только папка в бронированном сейфе, да бесчисленные вымышленные легенды и фиктивные имена. И столь же безымянные и временные соратники.

Господин Никто, вечный слуга народа, совершенный и безотказный винтик системы.

Что же заставляло его так жить?

Сначала – идеи и образы, которые внушали ему с детства: всегда быть готовым к добрым делам юным октябрёнком и пытливым пионером, потом – патриотичным и героическим комсомольцем. Ну и, конечно же, чтущим мудрость и заботливость партии и её руководящей роли в будущем планеты. Он верил в юности в светлые идеалы: его страна самая лучшая, люди в ней – образец чести и совести, а её руководство – гении современности, ведущие мир к счастливому коммунистическому обществу. И знал, как и всё подрастающее поколение – светлое будущее их страны не в последнюю очередь зависит от нейтрализации человеконенавистнических планов империалистов. А помогают ей в этом сильная армия, доблестная разведка и героическая агентура. Его идеалом был Рихард Зорге и Зоя Космодемьянская. Он и пошёл по их стопам, став разведчиком. Обучаясь в разведшколе и вкладывая в учёбу и тренировки все силы, он поражал упорством даже многоопытных преподавателей. И был лучшим среди лучших, сразу попав на заметку руководства.

А дальше…

Естественно, было потрясение от разницы уровня жизни в странах гниющего капитализма и развитого, но скудного социализма. Но он знал: это лишь из-за бесконечной гонки вооружения, навязанной капиталистами России, обескровленной двумя войнами. Не в его правилах было выбирать – где лучше. Не в его силах было что-то изменить в паритете: социализм – капитализм, и исправить чьи-то перегибы и ошибки. Это была большая политика, игры титанов, а его дело – помочь Родине выжить, не стать добычей врага. Плоха она или хороша, богата или бедна, это его Родина. Он просто хорошо исполнял порученное ему дело. И потом – он не продаётся, и не выбирает, где дороже платят. Он – умелый воин, разящий клинок, зоркий глаз и преданное сердце, честно служащее своей стране, не жалея себя…

А потом его увлёк сам процесс состязания и противостояния контрразведок – кто умнее, находчивее, лучше? Он, без сомнения, был лучшим и полюбил эту игру, бесконечную импровизацию, от которой получал драйв хорошего игрока. Он превратился в сильного и опасного зверя, всегда успешно выслеживающего и хватающего добычу. И благополучно скрывающегося затем в джунглях жизни.

Драйв, восторг, чувство превосходства! Это было здорово!

Но со временем и это стало надоедать…

Он устал. Устал жить чужой жизнью, исполнять чужую волю, скрываться и обманывать, не зная, что его ждёт завтра. И решил уйти в отставку, полностью сменив эту картину жизни. Ушёл в тылы. И, как оказалось – вовремя.

Едва он адаптировался дома, как привычный мир зашатался. Произошло невероятное – страна, которой он верно служил, скитаясь по миру, исчезла. СССР – Союз Советских Социалистических Республик, российская империя, рухнула, развалилась, погребя под развалинами жизни и судьбы своих граждан. А военное противостояние систем завершилось ничем. Да и всё в стране, потеряв под собой основу, хребет системы – недремлющую коммунистическую партию – превратилось в ничто. Монстр, который на протяжении почти века держал в напряжении весь мир, оказался колоссом на глиняных ногах. А всё построенное за годы героического труда миллионами граждан мгновенно рассыпалось, как карточный домик. Промышленность и сельское хозяйство бездарно загнулись. Пошатнулся рубль, а за ним накренилась и банковская система. От безденежья задышали на ладан образование, культура, медицина, армия. Границы провисли и издырявились. Все отрасли, где партия десятилетиями расставляла кадры, карая и премируя, определяя цели и задачи, превратились в неуправляемые ладьи без парусов, болтающиеся в штормующем море неопределённого социума. А люди, скреплявшие собой это ранее казавшееся невероятно прочным сооружение – СССР, превратились в никому не нужный строительный мусор, хлам. И остались валяться на обочине жизни, как пловцы, выброшенные штормом на пустой безжизненный берег. Огромное имущество, потерявшее хозяина, принялись разворовывать и растаскивать на свой страх и риск наглецы или, как это было принято называть – новые русские, рисковые люди. Истинно рисковые. Ведь не было никакой гарантии, что партия и социалистический строй окончательно сдулись. И что вскоре к этим новым русским не заявятся до боли знакомые неприметные люди из прежних времён – с браунингами и наручниками…

Общие деструктивные процессы затронули и всесильную Контору.

Кто-то, сдав своих, переметнулся на благополучный Запад. Кто-то, запаниковав, пустил себе пулю в лоб. Иные, пользуясь доступом к сверхсекретным документам, принялись их растаскивать, сдавая агентуру. Своих – чужим! Да и кто теперь разобрался бы: где свои, а где чужие. Картотека, в которой хранились списки сверхсекретной агентуры, за бесценок была продана противнику крысами Конторы, бегущими с этого накренившегося корабля. Налаженная с невероятным трудом сеть агентов за рубежом рухнула, погребая под собой жизни и судьбы уникальных кадров, подло преданных своей Родиной.

Но Александру Петровичу повезло – он успел вовремя вывернуться из свистопляски этой камарильи. Впрочем, как и всегда. Он хотел успеть вырастить детей, пока его не настигло безразличие старости, устав носиться по миру, как шхуна без руля и ветрил. Не было уже того драйва, что раньше. А это в его профессии опасно. И, к тому же, он давно почувствовал что-то неладное «в датском королевстве». Затылком, кожей ощущал веянье некоего холодка, предвестья шторма и перемен в политических сферах. Напрягали какие-то путаные шифровки, бесконечная чехарда в кадрах, участившиеся провалы. Кто-то куда-то сбегал, кто-то кого-то выдавал. Положиться было не на кого. Чувствовалось какое-то чужое леденящее дыхание в затылок, мучили кошмарные сны. И тогда он понял – пора сматываться…

1988 год. С этого момента, как он ступил на борт авиалайнера, отправлявшегося в Россию, он стал Александром Петровичем Елисеевым, впервые получив на руки… ну, почти настоящие документы.

Страна и Контора встретили его гостеприимно. Елисееву предложили возглавить элитную разведшколу, но он отказался, даже не взяв паузу на раздумье – хотел уйти с этой сцены навсегда. Настаивать не стали. На такое место всегда найдутся желающие. Его накоплений на счету, как предполагал Александр Петрович, должно было хватить на всю жизнь. Пенсию ему назначили тоже неплохую – согласно генеральскому статусу. А чуть позже ему предложили работу консультанта по особо сложным уголовным делам при одной областной структуре, а также должность преподавателя по международному праву в местном юридическом институте. Александр Петрович согласился, получив чудную четырёхкомнатную квартиру в центре областного города и славную дачку в пригороде.

А вскоре он женился – на Наташе, Наталье Павловне, преподавательнице иностранного языка того же института, милой и скромной девушке слегка за тридцать, засидевшейся в девках. У них родился сын Ваня, потом дочка Машенька. Жизнь наладилась. Иногда, в суете заседаний, лекций, детских ангин и цыганистых выездов на дачу – конечно же, с кошечками и собачками – ему начинало казаться, что вот так он и жил всегда: светло и праведно…

***

Но однажды прошлое вдруг настигло его в самый неожиданный момент:

Как-то его дети, светлые и милые как ангелы, Ваня с Машей, вместе заболев ангиной и не жалея лечиться, подняли дружный рёв. И тут Александра Петровича, попытавшегося их утихомирить, вдруг окатило с головы до ног таким ужасом…

Он как будто заглянул в бездну…

«Нет! Этого не было! Никогда! – внутренне вскрикнул он, вскочив и выронив кружку с горячим молоком. – А если и было, то так было надо! – сник он, не обращая внимания на вбежавшую Наташеньку. – Да! Я сделал это, но лишь потому, что по-другому было нельзя! Ради страны!»

Он побледнел и пошатнулся, едва не упав.

– Уведи их! Прошу! – прошептал он помертвевшими губами.

Наташа отреагировала мгновенно, унеся детей в другую комнату. А потом, одев их, уехала на такси к матери. Она понимала, что толком ничего не знает об этом отставнике-военном, но, любя его, интуитивно почувствовала, как надо поступить.

Александр Петрович, немного придя в себя, приплёлся на ватных ногах в кухню, достал из холодильника бутылку коньяку и вдрызг напился. Помогло. Стёр память о том случае. С тех пор так и повелось. Если дети капризничали, Наташа их тут же уводила – погулять, в детское кафе, к маме. Она знала, что муж почему-то не выносит детского крика.

Это было много лет назад в Германии, тогда ещё Западной. Он жил со своей дружной фиктивной семьёй во Франкфурте-на-Майне, поселившись по соседству с человеком, которого необходимо было убрать. Он был перебежчиком, вывезшим из России некие важные военные тайны. Александр Петрович – Вильямс, Вилли тогда, попытался с ним подружиться, придя к нему в дом с собачкой в руках. И отравой в кармане, которая вызывала инфаркт. Но тот почему-то начал нервничать, хотя повода не было. Стал кричать: «Кто ты такой? Кто тебя прислал? Ты оттуда?» На ломанном немецком. Очевидно, нервное напряжение и страх перед возмездием сделали его невротиком. Пришлось его убрать немедленно и без подготовки, инсценировав самоубийство. Мало ли – стукнет куда не надо, начнутся выяснения. Жена перебежчика и двое его детей – светленькие такие мальчик и девочка – оказались ненужными свидетелями. Он не мог тогда поступить по-другому. Пришлось зачистить место. И тоже убрать их … Обычно он этим не занимался, для этого имелись специально обученные люди. Дети сильно кричали, на помощь звали папу. По-русски. Хотя – кого им ещё звать? Дома располагались далеко друг от друга и их крики никто не мог услышать.

Дело было сделано…

Задание он выполнил успешно, хотя и немного грязно. Его похвалили, присвоив очередное звание. И Александр Петрович не испытывал тогда особых угрызений совести. Он не был обычным человеком, он был исполнителем, рукой государства, карающего и милующего своих неразумных граждан.

Вилли с семьёй еще около года прожил в доме по соседству – чтобы не привлекать внимание своим скорым отъездом. Они с женой даже прошли в этом деле свидетелями. Мол – да, слышали вечером какой-то шум, но решили, что это по телевизору идёт боевик. Нет, они почти не знали эту семью, только недавно переехав сюда. Жена – учитель, он – юрист. А что случилось? Ах, вот оно что! Как жаль! И детей убил? Ужасное несчастье! У человека крыша, наверное, съехала. А выглядел нормальным.

Он вскоре забыл об этом случае. Жизнь Александра Петровича была слишком насыщена неординарными событиями. И лишь теперь его настигла эта беда. Слыша, как плачут его собственные дети, он стал испытывать ужас. Были и другие случаи, когда ему тоже приходилось убирать детей – такая у него работа. Да и иных детей, специально обученных шпионить, детьми-то не назовёшь. Но не этих. Эти были свои, русские, чистые, почти ангелы. Почему ему вспомнился именно тот случай, с диссидентом? Может его дети были похожи на Ваню с Машенькой? Или потому что тот человек был всего лишь жертвой системы, канувшей сейчас в небытие? Но тот Вилли не мог поступить по-другому! Иначе это был бы не он – суперагент, не знающий поражений. И не ведающий ненужных рассуждений. Он так был проштампован, свинчен – надёжно и без малейшего люфта. Слабина пошла лишь сейчас, когда исчезли удерживающие гайки. И когда Контора исчезла из его жизни.

Казалось, что она исчезла навсегда.