Читать книгу Пересечение вселенных - Зинаида Порохова - Страница 5

Оуэн, спрятавшись в своей пещере после нападения ловцов, долго не мог успокоиться.

«Меня – выпотрошить? – вздыхал он. – Да, я существо из отряда Giant Octopus –гигантский осьминог, Cephalopoda – головоногий, подотряд Cirrina, глубоководных, если уж точнее использовать благородную учёную латынь. Но не монстр. Я мирный морской философ, никому не причиняющий зла! – взволнованно приговаривал он, постепенно розовея. Однако тут же застыдился: Что это со мной? Неразумное поведение людей не должно меня раздражать. Они ещё несмышленые, хотя и жестокие, дети. И потом – неужели я всё ещё так держусь за свою древнюю жизнь? Возможно, вариант попасть в компанию вполне приличных реликтов – не самый плохой из возможных. Они б с интересом слушали мои истории о древних мирах. Осмысливали бы мои сокровенные философские заключения. Хотя наверняка считали бы, что я просто сошел с ума из-за психологической травмы, – вздохнул он. – Но относились бы с сочувствием».

Оуэн, расслабившись, раскинул руки, удобно упершись ими в стены ниши. Надо отдохнуть – пережитое волнение ещё давало о себе знать.

«Иногда я и сам не знаю, для чего живу, – думал он, смеживая зрачки. – Мне ведь даже некому пожаловаться на этих незадачливых ловцов музейных редкостей. Но моя одинокая жизнь почему-то мне ещё дорога. Видно я всё ещё надеюсь, что она дана мне Творцом не зря. А столь длинна потому, что я создан для каких-то очень важных, но неведомых мне целей. И не любителям редкостей её отнимать! – отголоском отозвался прежний гнев. – Хотя они ведь не виноваты в том, что ещё столь неразумны. Да и остались ни с чем. Так стоит ли на них сердиться? – образумил он себя. – А жаловаться вообще непродуктивно. Это почти что сдаться. А – чтобы жить за весь мой род столько, сколько позволит мне Творец – я должен бороться за свою жизнь всегда, ведь она – Его великий дар. – Оуэн снова приоткрыл зрачки. Он всегда думал о важном, когда хотел привести свои чувства в порядок и заново расставить все приоритеты. – Такому как я – Giant Octopus, и цели под стать великие. Например – постичь смысл возникновения вселенных. Или – вечные Истины Творца. Как ни кощунственно это звучит от такого, как я, жуткого монстра, пугающего детей, – вздохнул он. – По замыслу Творца я, так долго живущий на этой древней планете, наверное, должен совершить некое путешествие в неизведанное. В будущее, например, которое таит в себе много нового и прекрасного…

Хотя, куда уж дальше-то путешествовать? – усмехнулся он. – И так уже рядом никого не осталось. Но, по крайней мере, я должен считать, что всё это имеет смысл, – приободрил он себя. – Иначе… сам полезу в сети к ловцам. А такое поведение недостойно звания древнего морского философа! То есть – любящего мудрость, по латыни. Я изучаю то, что ускользает от других – великую нить времён!

Хм! Когда самому удаётся ускользнуть от своих преследователей. То есть – "улизнуть», как заявили Мэйтата со Стивеном», – хмыкнул он.

И тут Оуэн понял, что спокойствие духа восстановлено. Именно улыбка или шутка всегда помогали ему вновь обрести равновесие.

Сузив зрачки, Оуэн положил голову на руки и задремал…

Но одна конечность с отдельным стационарно работающим в ней мозгом даже во сне продолжала внимательно ощупывать пространство вокруг – страховаться от внезапного нападения мурен, мечтающих отхватить от тела морского философа лакомый кусочек. Хотя, откуда здесь взяться муренам? Оуэн, даже будучи в панике, закрыл вход в свою пещеру камнем. Осторожность никогда не повредит. Но его бдительная конечность посылала сигналы в его мозг:

«Опасность, всюду опасность! – говорила она. – Но я всё держу под контролем!».

Оуэн мысленно похвалил её. Ничего, пусть сигналит. Такова задача всех восьми автономных участков мозга, расположенных в его гибких конечностях, обладающих даже собственным обонянием: вести дозор, быть настороже, предупреждать об опасностях. Их цель – разгрузить основной мозг, находящийся в голове криптита, защитив его от разных неожиданностей. Чтобы этот мозг, не отвлекаясь на мелочи, соблюдал спокойствие и вдумчиво сортировал сигналы, поступающие с их помощью от внешнего мира.

«Надо выспаться, – поплыли сонные мысли, – чтобы набраться сил перед дорогой… Какой ещё дорогой? – встрепенулся Оуэн, открыв зрачки. И тут же с собой согласился: Да-да, всё правильно, надо уходить. Опасность не исчезла – ловцы всё ещё где-то здесь».

Оуэн всеми своими многочисленными нейронами чувствовал их присутствие и то, что они не успокоятся. Придётся, наверное, и вправду, искать себе другое место обитания. Не то можно угодить в компанию к музейным реликтам.

«Как? – пожаловался его не дремлющий ещё разум. – Я, мыслящее существо, осколок древней цивилизации, годен лишь на то, чтобы пугать детей и быть ёмкостью для сыпучего вещества? Как его… Ах, да, вспомнил, называется – опилки, сухие крошки от стволов деревьев. Смешно. «Музей отвалит за него кучу денег», – так сказал Мэйтата, – вспомнил он. И вздохнул: Деньги, деньги… Древний божок людей»…

Власть денег над людьми Оуэну была хорошо знакома. Он ведь с начала возникновения человеческой цивилизации наблюдал за ней. И мог легко проникать в их не слишком высокоразвитое моно-сознание. Способности к телепатии у его сородичей были врождёнными.

Деньги – мера товарного обмена – для людей всегда были очень важны.

«Разве может быть мера ценностей важнее самих ценностей? Например – затёртые бумажки или мёртвые ракушки по сравнению с жизнью существ, лишившихся своей единственной шкуры», – в полудрёме вздохнул криптит.

Сам человек, приобретя в собственность много денег, редко становился от этого лучше. Чаще наоборот – делался ещё более жадным и жестоким. А что такое деньги? Когда-то эквивалентом обмена у человека, были: продукты и шкуры, затем – ракушки и бусы, потом – минералы и металлы. А далее – просто клочки бумаги, едва ли пригодные ещё на что-то. А теперь их деньги становились и вовсе невидимыми. Это были всего лишь ноли и закорючки в банковской системе, основе человеческой экономики. По сути, жизнью людей управляют ноли. И за них человек был готов на любое преступление…

«Что такое ноль? – приоткрыл Оуэн зрачки. – Ничто. Дырка. Пустота, которая имеет значение, лишь, если рядом с ней есть хотя бы мизерная закорючка. Например – единица. И в зависимости от того, куда человек помещает этот ноль – впереди единицы или за ней – её значение мгновенно возрастает или обесценивается. А если пустоту, стоящую вслед за единицей, повторить многократно, то она раздувается до невероятных размеров: тысяча, миллион, миллиард… Дурная бесконечность с мизерной циферкой в начале. Какой в этом смысл? Ведь вселенная всё даёт человеку без меры, не устраивая эквилибристики с нолями и не оформляя ему кредиты. Хотя, чего уж там – нолями он ей и платит, считая себя хозяином всего, и потеснив на планете прочие формы жизни. Когда-нибудь вселенная, переставив нули, которыми человек так раздул собственное значение, вперёд его единицы, может в очередной раз превратить его в незначительный мизер и отправить в начало Эволюции. Как это уже было не раз. И тогда шкала ценностей на планете вновь поменяется, останутся лишь реальные величины. И, возможно, потом уже другой Вид займёт первенство на Земле. – Оуэн вздохнул. – Что-то я сегодня не в меру суров. Не из-за ловцов ли? Никто не знает, какие планы у Творца на человека и куда Он переставит его ноли. Возможно, что человек ещё образумится и, вернув долги этому миру, благодаря которому существует, станет реальной величиной? Хотя, вряд ли – человеческая цивилизация движется совсем в другую сторону, всё больше обнуляясь.

Но пусть всё идёт, как идёт, и пусть будет, что будет. Таков выбор человека. Не мне решать судьбы цивилизаций. Лучше подумаю о том, как мне самому быть дальше?

Шкалу ценностей ловцов легко представить. Я для них, впрочем, как и любое другое существо на Земле – тот самый ноль, – усмехнулся он. – Поставленный рядом с их единицей – позади, конечно – я увеличу значимость каждого из них: одного – в деревне, другого – в науке».

Оуэн всегда старался держаться подальше от людей.

Лишь эйфория Танца да возникновение в небесах второго светила, а затем – появление Жёлтой Звёздочки, лишили его бдительности. И, в результате, он чудом избежал опасности. Хотя нет, скорее – инцидента. Он, Giant Octopus, если б не впал в панику, порвал бы сети ловцов в клочья. И его смятение было неразумным.

«Но я ведь осьминог, а для нас характерна некоторая… эмоциональность, – попытался оправдать себя Оуэн. – Ведь я вполне мог использовать, например – телепатию. И внушить им, что я, к примеру – китовая акула. Которая их сетям не по зубам».

Оуэн, как и некоторые другие земные животные, имел способности к телепатии – чтению мыслей и гипнозу. Он мог проникать и в ИПЗ – Информационное Поле Земли, черпая оттуда нужную информацию. Не секретом были для него и судьбы этих двух ловцов.

Один – Мэйтата, темнокожий рыбак с ближайшего кораллового острова, был ловцом жемчуга и изменчивой удачи. Он жил в бедной деревеньке, мечтая разбогатеть и уехать в большой город. Жаль только, что не имел для этого никаких талантов. Кроме непомерного бахвальства, конечно.

Гигантский осьминог, случайно замеченный им на большой глубине при сборе раковин, мог стать его выигрышным билетом. Это был настоящий монстр, подобный древнему спруту Туму Раи Фенуа – герою африканских легенд, который поддерживал небо после того, как этот мир был сотворён высшим богом Тангароа. И на этом морском брате спрута Туму Раи Фенуа можно было заработать неплохие деньги!

И Мэйтата, добравшись до материка, нашёл в прибрежном городе заезжего учёного, по слухам, скупающего у населения морские диковины. Тот с восторгом отнёсся к рассказу Мэйтаты о гигантском осьминоге. И, даже не скрыв своей заинтересованности, не торгуясь, согласился с назначенной им суммой, которую Мэйтата весьма и весьма преувеличил. Он пообещал снарядить для поимки спрута шхуну. Если Мэйтата, конечно, не соврал ему насчёт размеров этого монстра. А он – в данном случае – не соврал.

Мэйтата сразу перестал уважать Стивена. Глупому гринго напустить бы на себя побольше важности и презрения и, пару раз отказав Мэйтате, хорошенько сбить цену. Так бизнес не делается. И серьёзные дела, не торгуясь – без споров и ругани – не решаются. По крайней мере, сам Мэйтата, считающий себя неглупым малым, так не сделал бы. Да и сейчас, хотя Мэйтата внутренне ликовал, не показал этого Стивену. Наоборот – как всякий умный и уважающий себя человек при торге – недовольно скривился и заявил, что сильно продешевил. И тут же выбил из пустоголового гринго надбавку в виде хорошего аванса. На этом он мог бы и закончить свой бизнес, навсегда покинув одураченного Смита. Ведь тот даже не узнал, из какой деревни прибыл к нему Мэйтата. И даже сам африканский бог Тангароа и чуть менее великий бог Ньянкупонг не осудили б его за то, что Мэйтата одурачил этого глупца, возомнившего себя великим учёным. То-то односельчане смеялись бы над глупым гринго и хвалили Мэйтату, слушая рассказ этого удачливого и хитрого парня!

Но Мэйтате очень нужны были деньги.

Ему нравилась Нкиру – племянница вождя и самая красивая девушка на деревне. Необходимой суммы, чтобы отдать стадо коров, заплатив за Нкиру выкуп, у него не было и никогда не будет. Да и толку с этих коров! Ведь родители Нкиру – весьма уважаемые люди, не ставили его, босяка, ни в грош. И не отдали бы за него свою дочь, даже если бы он пригнал это самое стадо. И правильно б сделали – у Мэйтаты неважное будущее, как предчувствовал Оуэн. Он не был хозяином ни себе, не своему слову. Поэтому и надеялся, заморочив Нкиру голову, выманить её с собой в большой город и там жениться. Или уж как получится. Если прокормить её не удастся, то пусть сама о себе позаботится. Да и о нём. В городе, если девушка красива, это легко сделать. Мэйтата всё продумал. Оставалось только добыть денег на первое время. Монстр подвернулся ему очень вовремя.

Другой ловец, Стивен Смит, был неплохим человеком. Если этот эпитет можно применить к тому, кто носит звание учёного среди людей.

Их учёные, как правило, используют в научной работе только ум, полностью отключая сердце. Они, скорее, бездушные приборы, чем люди. Проникая умом на разные глубины бытия и оставляя при этом своё сердце незадействованным, учёные являются лишь генераторами идей или заблуждений. Для этого и живут. Но у Стивена, к счастью, есть семья, которую он по-настоящему любит: жена Кэтрин и двое маленьких детей – Энни и Том. В остальном Стивен всецело посвятил себя науке, так называемой морской биологии: ихтиологии и малакологии, а также тевтологии, изучающей моллюсков. И достиг в этом определённых успехов, получив даже какие-то научные титулы и степени. Которые были лишь несущественной добавкой к его всепоглощающей тяге к познанию. Одно Оуэна удивляло – зачем Стивену, чтобы изучить какую-нибудь селёдку, надо обязательно сначала её убить? Неужели мёртвая селёдка больше ему о себе расскажет? Ведь все жизненные процессы в ней угасли, а для изучения осталась лишь незначительная мёртвая биомасса, слабая тень живого существа. Истоки жизни селёдки гораздо сложнее. И потом, почему Стивен, при её изучении, так её презирает? Иначе его отношение к этой селёдке и не назовёшь. Он полностью отказывает ей в интеллекте! Да, он невысок, этот селёдкин умишко. Но она же старается – познаёт жизнь, тысячи лет эволюционно приспосабливаясь к ней, стремится, изменяясь, как больше узнать об этой жизни. А ещё – строит планы, вынашивает икринок-детей. Радуется жизни, в конце концов. И, по крайней мере, никого не убивает из любопытства. Самое непостижимое для неё, наверное, что убивая её, Стивен даже не голоден. Это бы она простила – такова жизнь. А любопытство… Просто чтобы отметить, сколько весит её икра, её ещё не рождённые мальки, и выбросить потом всё это за борт, потому что воняет… Странно это. Никакая наука этого не стоит.

Оуэн, когда-то бывший учёным-биологом, оберегал и защищал тех, кто, как и он, шёл по пути Эволюции. Все его труды были направлены на то, чтобы, познавая естественную сторону мира, совершенствовать её и способствовать её сохранению, улучшая экологию. А Стивен… Достойна ли его деятельность звания учёного? А уж тем более – звания представителя разумного и господствующего на планете Вида?

Увы, их учёные – такие же дети, ломающие всё, до чего дотягиваются их любознательные ручки…

Оуэн мог бы многое поведать об этом мире Стивену Смиту, не пользующемуся уважением даже пройдохи-Мэйтаты.

Он рассказал бы ему – если б его при этом с него не сдирали шкуру – о том, как заново рождался этот мир и как трудно восстанавливался. О том, как неимоверно длинен и нелёгок путь, пройденный на этой планете каждым существом: от бессмысленного комочка протоплазмы до сложного существа, чувствующего и даже мыслящего. В меру своих способностей, конечно, которые оно получило, минуя невероятно много стадий развития и преодолевая постоянные опасности. Он объяснил бы ему, что каждое живое творение – это триумф неутомимой Природы и Эволюции. Можно ли относиться к нему пренебрежительно?

Да, никто не отменял еду – это также закон Природы и её пищевых цепочек: одни помогают выжить другим ценой своей жизни. Но всё должно быть разумно, в пределах необходимого и достаточного. А у человека наука сродни варварству дикаря – разобрал по винтикам и выбросил, потому что, став разобранным, всё теряет смысл. Сам такой мастер-ломастер подобного чуда никогда не сотворит. Потому что не понимает, как оно устроено. Да и не поймёт, потому что, изучая, сломал его…

Перед взором Оуэна вдруг пошла череда разнообразных Видов: от простейших – до самых сложных. Все они были прекрасны и добры, потому что вспомнили, зачем пришли в этот мир…