Читать книгу Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс - Агния Аксаковская - Страница 10

Лестница уносилась, как река, задумана она была великолепно и то, что она кой-где нуждалась в ремонте, в общем-то, не портило впечатления. Две площадки, разделённые девятью ступенями, утопали в цветах. Здесь были розы, лилии и даже подсолнухи, тёмно-золотые и таращившие свои глаза с отменным любопытством.

Химерина спускалась по лестнице, уныло поглаживая перила. Шорох, цокот острых длинных каблуков – и королеву чуть не сбила Александра, чей подъём по лестнице уныния был лишён. Химерина хотела что-то сказать, взглянула и ахнула, протягивая к Александре руки, но дотронуться не решилась. Александра быстро обошла её величество на верхней площадке и остановилась.

– Это волшебство. – Обморочно прошелестела Химерина. – Кто ты?

– Ангел. – Поразмыслив, предположила Александра и локотками изобразила порхание.

– Да, да. – Простонала Хим, и, опомнившись, слегка перепугалась. – Но, дитя, до чего неуместен этот наряд!

Когда королева беспокоилась не по поводу собственной особы, процент кислоты в выражении её вытянутого лица заметно понижался. Необыкновенно строгим тоном её величество проговорила:

– Хорошо, я тебя перехватила, глупышка. Надеюсь, тебя ещё никто не засёк? – Она оглядела лестницу, и взгляд её выражал вполне человеческую тревогу.

– Из этих мерзких сплетниц?

Александра объяснила:

– Когда я посмотрела в зеркало, кто-то чёрненький вылез из-за моего плеча. Не знаю, видел ли он меня. Но он выпрыгнул из зеркала, и, говорят, уже придушил мою любимицу Виви.

Глаза и нос королевы по-прежнему были отмечены крайней озабоченностью.

– Что ты щебечешь, цыплёночек. – Рассеянно пробормотала Химерина.

– Спроси у Попугайчика. – Посоветовала Александра.

Химерина вгляделась и охнула.

– Тебе уже всё известно? Я хотела первой сообщить тебе о переменах в твоей Судьбе, чтобы деликатно подготовить тебя. Постой… Это поведение, этот наряд… Лисси, неужели ты что-то чувствовала к нему?

– К Попугайчику?

Королева испустила вздох средней тяжести.

– Она ничего не знает! – Поднимая глаза к потускневшей лепнине потолка, провозгласила властительница. – Лисси, должно быть, ты не заходила к себе домой. Редактор дворцовой многотиражки уже успел взять интервью у твоей кухарки. Она сообщила, что господин Монтаржи…

– Наконец-то получил возможность согреться. – Перебила госпожа Монтаржи. – Потому я и надела это платьишко, а старое сожгла в камине.

– Ты не в себе, крошка. Немедленно иди и переоденься. Слышишь? Ты должна позаботиться о своём паблисити.

Химерина покровительственно взяла её за плечи, намереваясь встряхнуть.

– Ну, ну, быстренько. Очнись, девочка.

Александра отлепила от себя её руки и сжала, потом ещё сжала – сильнее. Химерина смотрела ей в глаза, мелко мигая. Всхлипнула и заскулила. Александра разжала пальцы. Химерина опустила глаза, растирая запястья. Неуверенно проговорила:

– Как ты смеешь?

Александра приблизила к ней лицо в чересполосице спутанной соломы и грубо поцеловала королеву в бледные губы.

– О. – Только и сказала бедная Химерина. – Что ты делаешь со мной?

Томно и заунывно протянула:

– Я – всего лишь кусочек дешёвого пластилина в твоих безжалостных пальцах.

Видно, на её величество произвёл немалое впечатление этот поцелуй, так как она даже не оглянулась по сторонам. Она поникла и, попытавшись прижаться к Александре, была столь же грубо отстранена. Её величество сгребли и подпихнули по лестнице наверх.

– Идите, ваше величество. И-ди-те.

Химерина слабо сопротивлялась.

– Но я шла вниз!

Александра не вполне церемонным способом продвинула её со ступеньки на ступеньку.

– А теперь ты идёшь вверх. Запомни, Химерина – отныне только вверх. Увидимся. – Более мирно добавила Александра. – Ну?

Дрожь пробрала Химерину.

– Увидимся? – Повторила она.

Александра сделала жест нетерпения. Химерина неохотно продвигалась в указанном направлении.

– Но мы – увидимся?

Ответа не было. Королева жадно изучила лицо Лисси, протяжно вздохнула. Поднялась ещё на ступеньку и жалким голоском занудила:

– Ты бы всё-таки переоделась. Они начнут шептаться. Ты же знаешь, среди них есть просто невыносимые. Вроде Клер. Помнишь Клер? Теперь она пишет мне доносы на свою Метрессу.

Александра выразительно соорудила бровями давай отсюда. Уныло протащившись несколько ступенек, Химерина вскрикнула и перегнулась через перила.

– Послушай, чуть не забыла. Самое главное, Лисси. Я искала тебя, чтобы предупредить. Случилось что-то ужасное. У меня просто всё из головы вылетело, когда я тебя увидела. Лисси, держись за что-нибудь. Этот негодяй здесь.

Прошелестев это безумным шёпотом, Химерина так и вперилась в чёрные глаза. Александра не выказала ни малейшего удивления или желания переспросить.

– Ты можешь столкнуться с ним с минуту на минуту.

– Какой негодяй?

– Ну, не притворяйся. Я понимаю, ты делаешь это, чтобы не расстраивать меня воспоминаниями о прошлогоднем кошмаре. Но умоляю, не щади меня.

Лис сказала, что никак не возьмёт в толк, о чём Химерина лепечет.

– Ну, довольно, Лисси. Тот, кто так ужасно оскорбил тебя, уже в столице. Конечно, ты в ужасе, хотя с виду – само спокойствие. Я восхищаюсь твоей выдержкой.

Александра помалкивала, и Химерина, увидев, что её пока не гонят, украдкой спустилась на пару ступенек. Озираясь, она жарко зашептала:

– Когда я услышала в Новостях, что этот стервец вот-вот заявится сюда, чтобы пожать лавры, как они выражаются, я сказала Джи – через мой трупик, ваше величество. Но ты же знаешь Джи и его тупые мужские шуточки. Он говорит – это я вам запросто могу устроить, ваше величество.

Лис согласилась:

– А неплохо сказано. Для мужчины, конечно.

Химерина неуверенно засмеялась.

– У тебя такое богатое чувство юмора, дорогая. … Представляешь, Лисси, оказывается, этот негодяй, которого обожает мой муженёк, совершил за последние девять месяцев кучу подвигов, какие-то военные операции, которые все называют блестящими. Я-то не слежу за Новостями, только иногда, там слишком много мужчин. – Объясняла Химерина.

Она рассказала Александре, что этому негодяю удалось провести первые переговоры с повстанцами и вроде как для блезиру, ну чтоб тем не так обидно было, заключить с ними перемирие.

– На мой взгляд, он – обыкновеннейший предатель. – Заявила Хим с воодушевлением. Заключать мир с побеждёнными! Ведь сам же их победил! Что за глупец, правда, Лис?

Но Джи, по словам Химерины, просто спятил из-за негодяя. И, если бы у неё, у Химерины, не было Полной Картотеки Любовниц Джи…

– Да, да, Лис. Именно. Мне её прислали из… ну, в общем, из одного места, – поморщилась королева, припоминая, – что-то вроде цветочного магазина.

Они частенько присылают ей цветы, просто шикарные, призналась Химерина, только те почему-то жужжат и дёргаются. Это самая Картотека – не очень большая, Химерина врать не станет.

(Она показала, со стены свалилось небольшое кашпо с махровыми гвоздиками.)

– Уверена, – покосившись в сторону шумового эффекта, – они её сократили из-за проклятой Мужской Солидарности. Чудесное чтение, Лис. Всё сплошь дивные красавицы, хотя ни одна не стоит твоего мизинчика.

Хим повздыхала.

– Я их, конечно, постепенно всех казню за то, что осквернили себя общением с мужчиной, я каждый вечер достаю наугад по одной карточке.

Так вот, пояснила королева, не будь у неё этой картотеки, она бы подумала, Лис сама понимает, что-с.

– И это было бы просто замечательно. Но нет, Джи в восторге всего лишь от военного гения этого капитана.

– Прикинь, он по-прежнему всего лишь капитанишка. Джи его не продвинул, говорит, что Жанно и так бог войны. Ох, прости, я произнесла негодяйское имя.

В общем, если бы слово королевы здесь что-нибудь значило, его не пустили бы дальше ворот, но Александра ведь знает, какую жалкую роль играет во дворце Химерина!

Она собиралась продолжать исповедь, но Лис перебила её и посоветовала (вполне вежливо):

– Тебе пора подумать о мемуарах, Химерина.

– Ах, Александра, разве я не смогла бы править одна? Ну, конечно, мне бы понадобилась соправительница. Угадай, кто.

Химерина нервно облизала холодные губы.

– Ты такая умная, Лисси. Вдвоём мы бы прославились на весь мир. Я могла бы официально усестрить тебя. Хочешь быть принцессой, Лис?

– Нет.

– Как жалко. Если бы ты этого захотела, я бы изо всех сил напряглась и что-нибудь придумала бы. Я не остановилась бы даже перед…

Химерина деловито спустилась на две ступеньки.

– Лисси, нам нужно немедля подумать вдвоём, как тебе вести себя с этим негодяем, если ты столкнёшься с ним один на один. Тебе следует брать пример с меня. Величественное молчание и пара леденящих взглядов на армейские ботинки – вот то, что ему нужно, чтобы излечиться от преступной самонадеянности.

Королеву отделяла от Александры одна ступенька.

– О, моя бедняжка. Я понимаю, всё это омерзительно. Александра, потерпи чуть-чуть, Джи снова отправит его на войну. Правда, война кончилась, и Джи говорит, что твоё условие выполнено. Дескать, ты должна простить этого негодяя.

Единственное, чего Хим смогла добиться твёрдо – Джи обещал выставить его, если тот снова осмелится вести себя с госпожой Монтаржи неподобающим образом.

– Я бы на его месте не осмелилась бы. Ты – такая грозная.

Химерина запрокинула лицо.

– Будь со мной понежнее. Хоть немножко.

Королева всхлипнула.

– Джи здорово подвезло в жизни. Он счастлив. Я тоже хочу быть счастливой. Разве это не справедливо? Знаешь, как зовут моё счастье?

Химерина потянулась к ней – руки по швам, губы трубочкой.

– До вечера, ваше величество.

Химерина отвернулась и понуро потащилась вверх по лестнице, как оголодавшая гусеница.

Александра с полминуты улыбалась в воздух. На нижней площадке появился Жанно. Тишь! Александра бурно обернулась, как если бы уворачивалась от порыва штормового ветра. Посмотрели друг на друга внимательно. Жанно легонечко поклонился.

Александра, не ответив на поклон, не торопясь, принялась спускаться, но Жанно предусмотрительно поместился так, что обойти его затруднительно, а, в сущности – невозможно… Впрочем, при желании… но оставим этот щекотливый вопрос, он может вызвать трения.

Александра остановилась тремя ступеньками выше.

– Честь имею.

Александра стоит себе столбиком и смотрит в глаза неопределённого цвета совершенно спокойно чёрными глазами.

– Вероятно, – решил сам с собою поболтать Жанно, – при дворе снова модно не отвечать, когда с вами здороваются.

Короткое молчание снова прервал Жанно.

– Или это только в тех случаях, когда платье надето на голое тело?

Александра отверзла уста:

– Что? Очень заметно?

Жанно отступил на шаг, склонил голову к плечу.

– Гм. Да… Пожалуй. Впрочем, вполне возможно, что мне кажется. Просто я очень хорошо знаю ваше тело. Почти как своё. Нет, даже лучше.

Ответа он не получил.

– Полагаю, вы могли бы то же самое сказать мне. Но вы – слишком хорошо воспитаны.

…

– Впрочем, ваш взгляд говорит за вас. Мне, например, всегда самонадеянно казалось, что вам нравятся мои ноги. Прямо вы этого не говорили, но давали понять.

Он потёр место, куда его якобы щипнули – когда? – больше года назад.

…

– Что, пощёчины не будет? Разве я её не заслужил? Я старался.

…

– Да, кстати. По первой вашей жалобе – ну если вам покажется, что я не так посмотрел на потолок над вашей головой или явно непристойно кашлянул в соседней комнате или в семи-девяти шагах от вас дерзко уронил платок носовой – меня мгновенно выставят воевать на благо Родины до конца моих дней.

Он добавил со вздохом:

– Жаль, что мужчина не имеет права надеть прозрачное платьице, хоть раз в жизни. Это несправедливо. Верно?

Странные звуки – как от взмахов чьих-то небольших, но сильных крылышков… что-то яркое, пёстрое трепещет в окне.

Попугайчик закачался на ветке и голосом Химерины сказал:

– Александрра, потеррпи чуть-чуть. Джи отпрррявит его на войну.

Жанно метнул свой взгляд и притворно укорил новое лицо:

– Эх, старик, это, по-твоему, Мужская Солидарность?

Попугайчик не слушал. Он шебуршился в цветах.

– Или ты – девочка? У нас, у людей, девочек легко отличить от мальчиков. Они – немногословны.

Дверь в коридор открылась, показался король. Почему-то на нём – помимо всего того, что требуют стыдливость и социальные предрассудки, имеются серые нарукавники. Попугайчик бултыхался в цветах кверху ножками и нежно прошкворчал, едва слышно:

– Што я вижу.

Король необычайно оживился.

– Что я вижу! Что я вижу!

Всплеснул нарукавниками.

– Они помирились! О небо!

Воздел руки и взгляд к потолку.

– Вы – помирились?

Попугайчик проскрипел еле слышно:

– Подаррок.

Король мельком на него посмотрел:

– Вот так подарочек! Каково?

Он подмигнул куда-то вверх.

– Обрадовали, обрадовали вашего Одинокого Парня!

Замолчал, тщательно и без улыбки их разглядывая.

Жанно смотрел то на левое плечо Александры, то себе на ножки, щедро улыбнулся в никуда. Александра заинтересована формой правого уха Жанно – вероятно, она никогда не встречала ничего подобного.

Когда шумный собеседник заткнулся, оба как заводные куклы повернулись к нему. Жанно изобразил что-то вроде прищёлкивания каблуками и встал во фрунт, что ли. Александра сделала какой-то сомнительный книксен, чрезмерно оттопырив ручки, и улыбаться не стала. Смотрела сухо и мрачно, но, убирая волосы, быстро покосилась на Жанно.

Король дико вскрикнул – так, что Попугайчик повис от неожиданности на одной лапке и пригляделся ко всей этой компании.

– Апофеотико! Александра! Только сейчас заметил! Дивное платье, дивное! Вы не верьте, не верьте, что мужчины этого не замечают. Замечают, ох, замечают. А причёска? Экстатик. Наконец вы сняли омерзительный гробовой покров со своей красоты. Что это с вами? Ведь это вы от горя, я правильно понял? Вы ведь слыхали, что бедняга Монтаржи ушёл от нас?

– Что-то такое болтали, ваше величество.

– Ах вы, хулиганка. Ах вы дерзкая. Вот участь мужа, Жанно. И правильно. Ну, его. Он был не кабальеро. Бедняга был недостоин вас, Девушка в Розовом Платье. Нет-нет-нет, Жанно, вы только посмотрите.

Попугайчик месил цветы. Птичка казалась очень занятой, но компания всё же расслышала, как она сипло бормочет:

– Я трребую…

– Нет, я требую, – категорически продолжил король, – посмотрите придирчивее. На неё, вот на эту. А?

Он подхватил Жанно под руку, закружил, что-то шепча ему. Короткие звучные залпы Очень Здорового Мужского Хохота (король), мрачное и насмешливое выражение лица (Жанно).

– Что скажете? А? О, вы скромны, Жанно. Александра, поверьте, он ничегошеньки себе не позволил.

Король как будто испугался.

– Ой, да не думаете жеж вы, что я был нескромен?

Он затревожился.

– Вы ведь так не думаете? Я только легонечко объяснил ему, что считаю главным показателем женской красоты. Так и быть, открою вам этот секрет, чтобы вы не подумали, что я, чего упаси, был не дуче галанто. …О. Так вот, говорю я ему – дорогой Капитан! – Король отвлёкся. – Он, по-прежнему капитан у нас, учтите, хотя – уверяю вас – дослужился, по крайней мере, до генерала.

Он заговорщически отстранился от Жанно.

– Я решил, дам ему, этому наглецу, сразу уж генералиссимуса, ха-ха, но это к делу не относится.

Говоря, король петлял между Жанно и Александрой, изредка вклиниваясь.

– Так вот, о Красоте. Дорогой Капитан, шепнул я ему, обратите внимание, какой у неё подбородок. Запомните, мальчуган, жарко бормотал я – это и есть, позвольте мне так выразиться, Краеугольный Камешек, оселок, точка отсчёта.

Джироламо строго повернулся к Жанно:

– Запишите, фельдмаршал – оценить прелести синьориты, можно, и не нарушая её скромности, а лишь глянув на эту выпуклость, на которую многие не обращают внимания. Он, то бишь, подбородочек, не должен быть ни слишком большим, ни слишком маленьким, но…

(Джироламо поднял палец и перешёл на педантичный выговор, острое лицо его сделалось хмурым от напряжения.)

– Упругим, Округлым, Нежным, Чуть Раздвоенным…

Король прикусил палец, засим извлёк его и чуточку невнятно проговорил:

– Вот в точности такой, как видим у сей особы в розовом. Маленький же, невыразительный подбородок или полное его отсутствие, так же как подбородок грубый и чрезмерный, да насторожат сразу же соискателя, то есть вас… Ибо, смею вас уверить, я имею некоторый Опыт… Так, пустяки-с, не о чем говорить абсолютно, с тринадцати лет до сего, хе-хе, дня… словом, этот Опыт подсказывает мне, что по этой выпуклости можно судить с большой точностью достоверности о рельефе в целом, ха-ха-ах.

(Палец.)

– Вот он, вот он перед вами, прекраснейшее подтверждение этой экономической закономерности. Но всякую, Жанно, ах, Жанно, закономерность нужно поверять да проверять, чтобы в учебники истории не попало ошибки.

Оставил Капитана, подскочил к Александре, подхватил и её под ручку.

– А вы, дерзкая, вы посмотрели на него с должным тщанием? Ах, нет же, я вижу, что вы халтурите. Нет, нет, я настаиваю – посмотрите на него изо всех сил. На этого стройного парня, которому принадлежит весь мир, в отличие от вашего покорного слуги. Заметьте, он заматерел и стал ещё интереснее.

Он зашептал жутким шёпотом, выразительно ширяя бровями:

– А? Разве не Образец этого специфического явления, известного под названием Красавец-Мужчина? Или, скажете, он не скопище мужественных прелестей? Да, невысок, но как сложён, а главное, как держит спинку! Детонька, я вам скоренько открою секрет, как разбираться в мужчинах. Когда перед вами колышется одна из особей этого типа хордовых, класса простейших, отряда головоногих, семейства парно, а иногда и непарнокопытных, рода трахейнодышащих и вида однопроходных, не смотрите, солнышко, ни на какие частицы его земной природы, кроме как на Плечи и Бёдра.

– Бёдра и Плечи! – Вскричал Джироламо. – Это символ веры, зарубите себе на подбородочке. Всё остальное можно подделать, вшить, приклеить, подвязать, подвесить, вкрутить, законтачить, приварить и привинтить. Но хилые, слабые и сутулые, узенькие плечи ничем не скроешь. А ну-ка.

Король с размаху хлопнул Жанно по плечу и, морщась, затряс ладонью.

– Каков, а? … И не шелохнулся. Монументо. Вот такие у мужчины должны быть плечи – широкие, твёрдые, приятно округлые, так что если бы вы вздумали его оседлать, вы бы чувствовали себя ле комфортабиле, и вам бы не пришлось судорожно сжимать его выразительный нос. А? Хоть вот тут вот сразу, не отходя, как говорится, разденьте его всего совершенно – и вы увидите, что они – неподдельны. Главное же – то, что они развёрнуты этак по-королевски. Ха-ха, Жанно, остерегитесь мне тут.

Погрозил ему и обратился к Александре, указуя перстом:

– Их я проверить не могу, сами понимаете, да и вам советую воздержаться, – пока вы в трауре, конечно. Нет, нет, вы посмотрите, я категорически настаиваю, чтобы вы проследили линию от коленок вверх, вверх.

Пальцем проследил, палец замер.

– Видали это? Роскошь. Сразу видно, это бёдра солдата, полководца. Расхохотался как злодей, но с добродушным блеском в глазах.

– Признаюсь, я нарочно срочно ввёл новую парадную форму, чтобы вы, злая девочка, могли полюбоваться этакой лепотой. Итак, вы запомнили? Бёдра-Плечи. Плечи-Бёдра. И главное – легко проверить.

Похлопал себя и пощупал.

– Можете даже не заглядывать ему в зубы. Да, да. Выкладывайте, сколько запросят, осторожненько вдевайте удила и ведите его домой, не оглядываясь.

Король помолчал и совершенно спокойно сказал:

– Но что я вижу! Небо! Они не помирились!

(Руки и взгляд в потолок.)

– О Мама Миа, ты не права! Диаболо марраскони! Фрисюсьон Аметиско! Кляйст Хершель! Вот те раз! Они дуются! Они не смотрят друг на дружку! Он не смотрит на неё! Она не смотрит на него! Что здесь делается? Что происходит? К чему тогда всё? Зачем этот мир? Уж лучше война! Незабудки, не цветите! Розы, не распускайтесь! Ступайте, Жанно, я отсылаю вас на войну, раз вы не желаете любоваться её подбородочком! Ступайте, ступайте. Э-э. Негодник. Александра, немедленно прямо тут скиньте Розовое Платье и наденьте обратно Чёрное, раз вы не коситесь украдкой жадным взглядом на его бёдра. О, глупые дети! Аморриско суардати! Наздар, киндер! Сей секунд мириться. Ну?

Джироламо с полминутки вращал выразительными яркими глазками с Александры на Жанно, и молчание разрешилось лаконичным клёкотом, который донёсся с подоконника, но Джироламо почему-то повторил его.

– Ах так. – Вымолвил он, морща губы. – Ах та-а-ак. Ну, что ж. – Он сложил руки, почти как Беатрикс. – Я вас помирю. Этот вот парень, заблудившийся в неприютном Дворце, вас помирит! Руки сюда! Жанно, ваши фаланги, Александра, где ваши пальчики! Жи-ва!

Король с неожиданной силой ловко ухватил требуемое.

– Внимание, Лисси. – Зашептал он, склоняясь. – Вот его рука. Она не пленит вас изяществом формы, это рука крестьянина, но она создана, чтобы сжимать эфес шпаги!

…Жанно де Роберваль – последний потомок старинного знатного рода. Вот вам секрет дворянских родословных, этот секрет выдают руки Жанно, его грубоватые, но чуткие пальцы, его широкие ладони. В незапамятные времена могучие крестьянские сыновья, жаждущие странствий, войны и поцелуев, бросали плуги и мотыги, с которыми, надо сказать, управлялись ловчее прочих – и покидали, покидали родные селенья даже без узелочка, насвистывая, руки в карманы. Они-то и придумали шпагу, и корабль с драконом на носу и новую любовь.

…Короли поспешно дарили им гербы, королевы – замки, горничные в замках – всё, что имели. И всё названное ребята, которые к этому времени ввели моду чистить под ногтями и обучили ей королей, – принимали довольно небрежно, ну за исключением последнего.

Джироламо резко развернул профиль к Жанно:

– Капитан, плохой мальчик, смотрите сюда. Нет, у неё не крошечная ручка, и пальчики отнюдь не тоненькие, но это – длань патрицианки, благородная и сильная, привыкшая принимать благоговейные поцелуи и перелистывать фолианты, но она не погнушается и чёрной работой, чёрт подери! Пусть ваши руки сплетутся, и его затвердевшие смуглые пальцы вкрадчиво скользнут меж ваших белых и нежных. Ну?! – Вскрикнул Джи, который и впрямь нешуточно вознамерился проделать упомянутое.

Он упрямо пытался соединить их руки, поглядывая то на Лис, то на последнего потомка древних родов. От напряжения он метал взгляды так, что глаза его приметно скашивались.

Александра вывинтила руку и промчалась вниз по лестнице со скоростью скаковой кобылы.

Король посмотрел на опустевшую руку и, перегнувшись через перила, заорал:

– К-куда! Стоять! Дерзкая! Именем Одинокого Парня!

Она уже где-то там.

– Ах вы преступница! – Вопил Джи. – У, злюка!

Он повернулся к Жанно.

– Охохо. Что поделать – красоте всё дозволено в этом мире.

Интимно и деловито спросил:

– Вы пытались наладить с ней отношения? Честно?

– Да.

Король, жестикулируя, переспросил:

– Надеюсь, этак деликатно, без эксцессов?

Жанно кивнул.

Голос Жанно, только чуть приглушенный, просипел из кустов:

– … платье надето на голое тело?

Собеседники посмотрели на Попугайчика. Оный резвился в зелени, ласково и невнятно чего-то лопоча.

Король буркнул:

– Гм. Понятно, почему мне то и дело докладывают, что куры стали нести необычные яйца. – Сделав большие глаза, что его величеству было непросто, Джироламо умильно спросил. – Жанно, вы, конечно же, так и не скажете этому очень Одинокому – как вы это сделали?

– Вы о чём, государь?

Джироламо пожал левым плечом:

– Ну, как вы почти три года назад – ох, ох, время, а? Бежит, летит, – …деликатно выражаясь, прорубили окно в этом милом железном занавесе? Закурить не успел, поэтому приходится делать вид, что не понимает. Это он-то! Ну, хорошо – что вы такое сказали, что вам сразу продали славянский шкаф?

Жанно не сразу ответил:

– Вы угадали, ваше величество.

– Что угадал? А… То есть, что вы так и не скажете. Эге. Ясненько. Ну что же. Не пытать же тебя, полководец.

И он, не без надежды посматривая на Попугайчика, подождал. Попугайчик молчал, однако, пересел на перила и, рассматривая короля, склонил головку, как и положено птичке. Вид у него был такой, будто скандалист что-то припоминал.

Король сорвал, подпрыгивая, остроносую туфлю и швырнул в Попугайчика. Туфля пролетела мимо, Попугайчик картинно рухнул, но не окончательно, а в метре от пола взмыл и покружился, рассеянно напевая на мотив У любви как у пташки крылья (необыкновенно нежно) – и скрылся под сводами Дворцовыми.

Король и Жанно немедленно услышали, что пение оборвалось и голос короля, только совсем другой… моложе, что ли и сочный – произнёс:

– Устройте мне женитьбу на Химерине, дядя, и я озолочу вас.

И реплика оборвалась хохотом, хулиганским и на сей раз явно Попугайским. Король стоял, поджав ногу.

– Дьявольская птица. – С мягким упрёком промолвил он. – И откуда он знает? Свидетелей не было, клянусь. Вернее, были, но…

Он прокашлялся. Жанно сказал:

– Говорят, Попугаи, которые пережили хотя бы одну холодную ночь, умеют читать мысли.

Джироламо подумал и процедил:

– Хорошо бы, он прочитал мысли Александры. Что у неё на уме, у этой бури. А вы знаете, что мы хворали тут без вас? Да, да. Целых три месяца. Пульс, жар, кризис – всё, как положено. Беатрикс не пустила к ней ни меня, ни Химерину. Её величество, конечно, страшно обиделось, но с Беатрикс спорить не приходится. А я, если честно, был даже рад, потому что боялся расплакаться при виде поверженной тигрицы.

Жанно молчал…

– Что вы призадумались? О чём? Не забывайте, – пошутил его величество, – что я – не Попугайчик. И хотел бы почитать капельку ваши мысли, да среди моих ночей я не припомню, ха-ха, ни одной прохладной.

Жанно заговорил:

– Больше года назад, насколько я помню, вы упомянули, что в случае смерти господина Монтаржи его вдова окажется в сомнительном материальном положении.

Король ударил себя по бёдрам.

– Вот то, чего я боялся. – Пристально глядя на Жанно, проговорил он с серьёзным лицом. – Безрассудное мужское сердце!

(По лицу Джироламо скользнуло что-то вроде судороги – он слишком сильно себя хлопнул.) Массируя повреждённые члены, он ворчливо бубнил:

– Он вернулся-таки не вовремя, он слишком быстро выиграл войну, которую выиграть невозможно, и он уже готов сделать ошибку, о которой его тщетно предупреждал некий Одинокий Парень.

Король набрал воздуху, полного цветочной пыльцы, и разразился великолепным королевским речитативом: *

*Бэт пыталась его усечь, в смысле, речитатив, но, покорпев с полдня, отказалась от своих намерений. Впоследствии она тщетно всех уверяла, что дело было вовсе не в клубнике со сливками, порцию которой принёс профессор. – Прим. А.Р.

– Только не подумайте, ради всех толстых вельзевулов, что я, как ваш патрон, собираюсь запретить вам жениться на Александре или что-нибудь в этом духе. Но лишь умоляю не сердиться и рассудить – будет ли для вас разумным жениться на девушке с ужасным характером и уймой долгов? Вы спросили за её материальное положение? У неё нет материального положения. Первый кредитор уже связался со мной, и я умолил отстрочить платежи, хотя бы до вечера. Он согласился, но это ж человечище. Из новых интеллигентов. Но до похорон Монтаржи он ждать не желает. Сказал, что постарается удержать остальных от излишней экспрессии, но не уверен, что у него получится. У Леди Лис будет повод бросить в мужа горстью земли, ибо как раз в ту минуту её имущество начнут описывать. Заметьте, очень грамотно, ох, уж эти мне интеллигенты. А на антикварный туалетный столик, подарок некой юной полиглотки, поставят печать – национальное достояние.

Король аппетитно пожевал губами.

– Загадочная особа, эта Лусинда. Я с неё беру пример. Языки вот подучил, обратили внимание?

(На этих словах король почему-то показал нарукавнички.)

– Молчите, Капитан? Я понимаю. Тут есть деликатный моментец, и вы ждёте, чтобы ваш владыка и повелитель заговорил первым. Вы славно потрудились, и за всё время войны ни разу не взяли своё жалованье. Только паёк. Солдатский, не офицерский. Я всё прекрасно понял, Жанно. Короли – они всё понимают, вы что думаете. Ну, или почти всё. Да, там у вас поднакопилась изрядная сумма. Хотя, разумеется, ничтожная по сравнению с услугой, которую вы оказали Отечеству. Впрочем, уверяю, вы не получите ни полушки из этих денег, если женитесь на Александре.

– Она не создана стать госпожой де Роберваль. Вы – хороший человек, Жанно, вы – отличный парень. Некоторые утверждают, что это – одно и то же. Гуманисты. А она – чудовище. Она никогда не превратится в женщину. Даже для вас будет несколько щекотливо всю жизнь ощущать на щеке дыхание этого опасного существа. Чтобы вам не было обидно, добавлю, что она вообще не годится в жёны. Разве что в жёны королю.

Он долго хохотал с совершенно детскими привизгами.

– Шучу.

Он утёр глаза.

– Вижу, что даром трачу на вас красноречие и остроумие, которые я, как принято считать в нашей семье, унаследовал от дедушки вместе с фабричкой. Практическую жилку – тоже от него. Удивительно, не правда ли, как в одном парне может помещаться столько Красноречия, Остроумия и Практицизма? …Жанно, допустим, вы женитесь, оплатите её долги, погасите вексели… положим, вам хватит ваших сбережений. Хотя я сомневаюсь. Не рассчитывайте, что Родина поможет вам обзавестись мебелью – вы ведь собираетесь изменить ей с Александрой.

Наутро после первой брачной ночи у вас возникнет проблема с завтраком. У вас будет два яйца на двоих, Жанно – не больше. Два яйца и два здоровых молодых тела, приятно изнурённых после многочасовой битвы. И вот тут-то вы поймёте, что значит оказаться рядом с голодным чудовищем. Кто из мужчин, из самых бесстрашных, согласился бы на такое? Но вы – особенный. В который раз я убеждаюсь в этом. Н-да. Разве что, на ваше счастье, опять разразится война. Я вот в отличие от вас, ну, вот ни на капельку этим мятежникам не доверяю.

Несмотря на переговоры и первые свободные выборы. Возьмут да и взорвут снова те же три крепости, которые по собственной инициативе и под вашим руководством уже успели отстроить.

Ох, Жанно, Жанно. Вы оставите её дома на раскладушке, мрачную, голодную и ничуточки не прирученную. О, она откажется даже поцеловать тебя на прощанье, солдат, перевернётся на живот и лягнёт тебя… а потом выбежит на площадь полуодетая и расстегнёт твой мундир и будет громко проклинать тебя между поцелуями, глубоко запуская когти в казённое бельецо.

– И с этого рокового прощания, когда твоё сердце трижды и четырежды перевернётся в груди – вся твоя жизнь превратится в мучительный бред: ты всё время будешь думать о красивых платьях, которые ты не можешь ей купить. Тебе будут сниться томатный сок и весёлая беспечальная жизнь, которой достойна её красота. Ради того, чтобы назвать её своей женой в коротеньком телефонном разговоре, ты не будешь видеть её месяцами… годами… если, конечно, она смирится с такой жизнью. А она не смирится.

Знаешь, почему, Жанно? У неё внутри нет любви – ни к тебе, ни к кому вообще. Всё это плохо кончится. Нет, я не позволю вам сделать такую ошибку, Роберваль. Ваша жизнь принадлежит Родине. Её мне тоже жалко, – в смысле, Александру. Нужно бы по-отечески позаботиться, чтобы ей не пришлось все платья надевать на голое тело.

Джироламо культурно подавил зевок.

– Лень немножко, к стыду своему, вынужден признаться. Увы, я питаю к ней склонность. К лени. Это у меня тоже от дедушки. Временами он становился удивительно ленив. Именно тогда он посадил рощу вокруг фабрики и зачал всех своих детей. Тем не менее, позаботиться надо, не то Совесть заест. И не спрашивайте, от кого она у меня. Сам не знаю.

– Короче, Жанно, вместо того, чтобы размышлять о несбыточном счастье, посушите лучше голову, как нам поинтеллигентнее пристроить вашу любимую женщину. Ей нужна партия, достойная её. Вот вам повод блеснуть своим благородством. Почему вы молчите, Жанно? Главнокомандующий, я требую, чтобы вы мне ответили. О, семь сладчайших грехов! … надо выручать крошку, а вы, как первоклассного виски в рот набрали.

Жанно подумал и отвечал:

– Сир, нелепо было бы скрывать. Здесь нет ни одного мужчины с бёдрами той или иной степени прелести, чтобы он не испытал в присутствии мадам Монтаржи острого и навязчивого желания почистить зубы её обувной щёткой. Ну, конечно, кроме вас, сир. Само собой, разумеется, такой простак, как я, не может служить исключением.

Король завздыхал.

– Охохонюшки. Хороший ответ. Другого, впрочем, и не ждал от вас, Жанно де Роберваль. Идите себе, куда хотите.

Джироламо с этими словами стащил с себя нарукавники, пошлёпал за туфлей.