Читать книгу Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс - Агния Аксаковская - Страница 5

…Рене снова начал заниматься ботаникой, он вернулся в Университет и сдал экзамены за весь курс, а теперь круглыми сутками делает для нашего государства какие-то полезные вещества, хотя, как догадывалась Бэт, их нельзя насыпать в кофе.

– Словом, – подвела итог Бэти, – мы все, невоеннообязанная молодёжь, что-то делаем в этой жизни. И наш милый Жанно и наш дорогой Тео, конечно же, самоотверженно трудятся там, куда бы ни забросила их Судьба. …А ты?

– А я? – Переспросила Александра.

– Извини, Лисси, но ты – какое-то бессмысленное существо, от этого и все твои беды. И дело ещё хуже оттого, что ты такая умница. Когда умный человек – бездельник, он способен погубить себя. Ну, и других – заодно. Теперь, когда ты достаточно окрепла, я не намерена тебя щадить. Только не начинай щекотаться.

Бэт воззвала к совести собеседницы, напомнив, что целый год прошёл, как она выздоровела. А что Александра сделала за этот год? Ничегошеньки! …Нет, ну что-то, хоть что-то, она должна делать?

– Лисси, ах, Лисси. Подумай и ответь – зачем ты живёшь на белом свете?

Александра в бешенстве:

– Я не знаю, для чего, но что я делаю, это я могу сказать! – Помедлила. – Я делаю уроки с этим чёртовым Жоэлем. Все-все чёртовы домашние задания!

Беатрикс непреклонна:

– Очень славно, что ты уделяешь малышу время, но, извини, я спросила тебя совершенно серьёзно.

Александра разозлилась вконец:

– А я, чёрт меня дери, серьёзно ответила. Да не будь ты на восьмом, я бы тебя убила да за такие вопросики! Сценки они пишут! Ботаникой занимаются! Учат языки! Они – беременные! Ха!

Колотит кулаком по брёвнышку, зашиблась. Беатрикс перехватила её руку, дует, поцеловала, оставила себе, но руку выдернули.

– А я – Шестьсот Шестьдесят Семь дней в году, за вычетом этих трёх месяцев, готовлю домашние задания по математике, чтению и письму с самым наглым, бесстыжим и противным ребёнком в мире! Попробовали бы вы! Существо, которое вечно ноет, жалуется и хнычет, а стоит отвернуться за спичками, вмиг натворит столько, что хватило бы на пять детских комнат в милиции где-нибудь в провинции! Которое то и дело норовит смыться под тишок! Чуть что – и начинает завывать так, что мне тошно становится.

– Ну, ты преувеличиваешь. – Слегка приостановила её Беатрикс. – Конечно, Жучок – шалун, как все весёлые, здоровые детки, ему ведь и девяти нет. Но, право, ты загнула. Такой славненький, любознательный тигруся.

– Славненький! – Зарычала Александра. – С тобой и дядюшкой Рене – конечно! …Добрая тётичка Бэт, которая не заставляет его учить уроки, делать лечебную гимнастику и самому стирать носки и джинсы! …Нежнейший дядюшка Рене! Верховая езда, поход с ночёвкой и прочие неотразимые прелести тайной мужской жизни! …Любименькая тётушка Лу, которая надписывает ему эти поганые кассеты, а иностранным-то с ним занимаюсь я, хотя ни бельмеса не смыслю! …Тьфу! Когда он возвращается от вас – особенно, если на выходные к вам завалилась крутая тётка Лу – он разбалован до такой степени, что я за неделю успеваю охрипнуть от крика. Попробуй, приучи этого вольного оленя к режиму дня, тогда и говори! Пока обломаешь ему рога, линять начнёшь.

– Гм. – Беатрикс смущена. – Понимаешь, мне так не хочется будить его по утрам. Он такой тёпленький и забавный, и, когда я начинаю его щекотать, он так смешно утыкается с закрытыми глазами мне в руки и снова спит и во сне говорит, как Попугайчик – Ещё минуточку, миледи.

– Усю-сю. Ясное дело. – Не унималась Александра. – Тебе-то не надо пинками гнать его в школу, а до этого за шиворот волочь под кран с холодной водой и проверять его ранец – нет ли там самодельных бомбочек Крошка Скунс и не завёрнут ли в Таблицы Брадиса большой рогатый слизень, чтобы выпустить его на классную доску во время директорской контрольной работы.

– Удивительно.– Недоверчиво молвила Беатрикс. – Такой послушный паренёк, мне никогда не приходится его заставлять.

– Подлый, мерзкий ребёнок. – Безоговорочно приговорила Александра. – Каждый день мне жалуются на него все, кому не лень! И чего только не рассказывают! У меня косички дыбом встают! Детство Дракулы!

– Ну, что ты несёшь, Лисси. Ты как-то всё в чёрных тонах… честное слово.

– Да? Тогда слушай. Вот тебе последняя серия серика Милый Жучок, которая разыгралась в прошлую пятницу. Королева, как ты помнишь, пожелала устроить приём у меня, в семейном склепе Монтаржи.

– Ты ловко уклонилась под предлогом живота, – ехидно заметила Александра, – и Химерина несколько раз с кислой улыбкой спросила – А что же наша очаровательная будущая мамаша? Пренебрегает нами? Передайте ей, что драматург не может отрываться от действительности.

– Она лютует на меня с той минуты, когда я не пустила её посидеть у твоей постели. К тому же, выяснилось, что я разделила ложе с мужчиной. А такие мужчины, как Рене, – для неё просто оскорбление, ведь его никак не представишь женщиной. …Ты отвлеклась. Что за история?

– Ничего бы не случилось, если бы Маркиза не пришла с новой вставной челюстью из цельных жемчужин. Эту челюсть безвозмездно предоставила нашей Записной Роскошной фирма Живогрыза за участие в рекламной компании. Видала эти плакатики в человеческий рост?

– Где она изображена в виде Белочки и грызёт орешки прямо на ёлочке?

Хихикнули.

– Но так как она ещё не привыкла к новым зубам, она прихватила с собой, на всякий случай, и старую челюсть, золотую – и застенчиво попросила меня, чтобы я её в стаканчике где-нибудь под кровать поставила. Я так и сделала – причём, памятуя, что уроки на завтра уже приготовлены, вдвинула этот стаканчик как можно глубже. Но я не учла, что Жоэль выпросил у тебя на выходные Сарказма.

Беатрикс заворковала:

– Он так любит животёночка, а животёночек – Жоэля! Они души друг в дружке не чают, всё время обнимаются.

– Почему-то в ту пятницу у них что-то не заладилось по части объятий. После того, как они вдвоём перетаскали из холодильника и сожрали почти всё мороженое, которое я накупила к приёму, я выгнала их в детскую, и на некоторое время стало тихо.

– За столом тем временем, – продолжала рассказывать Александра, – беседовали об исключительной и неподдающейся осмыслению красоте её величества, с которой может сравниться только её, Химеринин, мозг.

– Это был девичник, что ли?

– Само собой. Участия в беседе не принимали только Маркиза и я. Я нервно прислушивалась к странному затишью в детской, а Маркиза улыбалась мне и легонечко цокала по собственным зубам вилочкой для фруктов, чтобы проверить их качество. Под её добрым взглядом я как-то подрасслабилась и потому то, что произошло, застало меня врасплох.

А произошло вот что. Раздался жуткий кошачий вой вкупе с визгом Жоэля. Звуковой эффект пришёлся на самый неподходящий момент. Химерина как раз очень нежно наступала Александре под столом на ногу, а сама Александра произносила тост в честь Маркизы, которая этого достойна – и одновременно пыталась наступить Химерине в ответ так, чтобы та отвязалась. Все вздрогнули, хозяйка дома замерла на полуслове, Маркиза уронила вилочку, каблук Химерины вонзился в банановую кожуру, которую Александра подпихивала ей вот уже минуту, дверь радостно распахнулась – и, как конь, ворвался Сарказм, а следом окровавленный и счастливый Жоэль.

Александра и теперь не могла удержаться от возмущения:

– У всех вырвался вопль ужаса, Трикси.

– И у тебя?

– Нет, но я-то ведь уже натренированная.

Александра продолжала вспоминать. Маркиза тоже не закричала, она только негромко сказала Ой — и засмеялась, тоже тихонечко. …Сарказм запрыгнул на стол, как шансонетка, приглашённая гусарами вскладчину, и прогарцевал, как кобыла Мюнхгаузена, с той только разницей, что его хвост был лихо вздрючен, так что его внушительные достоинства не составляли ни для кого секрета. Сервиз бренчал, одна за другой выстрелили три бутылки дамского полусладкого шампанского. Скатерть поехала за ним с тихим шелестом, все начали импульсивно вскакивать, и только её величество автоматически мельчило каблуком кожуру банана.

– Но всё это, дорогая Беатрикс, пустячки.

Александра была права, ибо услышанное Беатрикс, в самом деле, превзошло всякую меру:

– Суть в том, что у Сарказма светилась в пасти золотая челюсть Маркизы.

– Как?! – Только и смогла воскликнуть Беатрикс.

Когда ополоумевшего Сарказма, наконец, изловили в юбках у Маркизы, которая отчасти по своей немалой тяжести, но в общем потому, что женщина она бывалая и её так просто не удивишь, не изменила позы и только смеялась без передышки нежным мелодичным смехом – так вот, когда эту златозубую тварь изловили, Александра с четверть часа не могла выковырять у него челюсть.

– Твой любимец постарался на славу. …Нет, ты что хохочешь? Тебе хорошо, да? А меня до конца жизни будет преследовать видение – Мчащийся на меня Сарказм с золотыми зубами. Возможно, я узрю это даже на смертном одре.

– Ты всегда умеешь хорошо устраиваться, Лисси. …А что сказала по этому поводу Маркиза?

– Сработала придворная выучка, да и вообще она бабец с приколом. Прелестница чудно улыбнулась своими жемчужными и в ответ на мои неубедительные заверения, что я очень сожалею, потрепала Жоэля по головке, назвала его очаровательным мужчиной, промокнула

своим кружевным платочком его царапины и потом, игриво зажав ладонями жоэлевы ушки, заметила, понизив голос, что она прямо-таки восхищена темпераментом и прелестями другого мужчины – Сарказма и что Демиургу нашему следовало бы сотворить его человеком.

Словом, Маркиза, – так Бэт поняла из сердитого пересказа Лис, которая даже сейчас содрогалась, вспоминая пережитое, – как могла, скрасила скандал, причём сделала это без натужных ухищрений, а естественно и даже весело.

Громким шёпотом она уверила, что любой из присутствующих может залезть под стол и убедиться в том, что её юбка разорвана до пояса. Животное она, правда, погладить не решилась. Лис зажимала его в коленях и пыталась выколупать челюсть, а этот совершенный коточеловек пытался отъесть ей золотыми зубами Маркизы руку до локтя. Когда Александре, наконец, удалось произвести выемку челюсти, она отшвырнула волосатого мужчину подальше, но тот, вместо того, чтобы сразу же убраться от греха, пренагло расселся возле карточного столика и принялся наводить лоск на сокровища.

Александра вздохнула.

Химерина посмотрела на челюсть у Лис в руке, её передёрнуло, и некоторые дамы стали довольно громко говорить о том, что плодов воспитания не скроешь, нет, не скроешь. Но они просчитались потому, что королева свистящим шёпотом объявила, что восхищена педагогическими способностями г-жи Монтаржи, ведь у мальчика – дурная наследственность. И, хотя она не уточнила, у какого именно, все почему-то решила, что речь идёт о Жоэле.

– У Жоэля дурная наследственность? – Переспросила Беатрикс.

– Минутой позже, – ответила Александра, – когда я мыла челюсть под краном в ванной, она, прислонясь к холодной батарее, поведала, что Жоэль – сирота.

Беатрикс припомнила.

– Он никогда не отвечает на вопрос о родителях, как будто не совсем понимает, о чём речь.

Александра добавила:

– И дальше как-то очень смутно и туманно о том, что она не винит его родителей, о нет! – что они, по-своему, даже ей симпатичны, а главное, они были так молоды… Особенно эта бедняжка, которая слепо следовала за своим мужем.

Спросила:

– …Ну, ты что-нибудь поняла?

Беатрикс – медленно:

– Да… С чёртову дюжину лет назад, когда нас ещё не выставили из Монастыря, я слышала, как взрослые сёстры всё шептались о каком-то Покушении. О том, что раскрыта Тайная Организация. Химерина тогда была подростком, а сочный и свежий Джироламо ещё процветал в пальмовой роще под сенью табачной фабрики.

– Словом, этот ценный Жоэль, которого она посадила мне вот сюда, – Александра постучала себе по шее сзади, – отпрыск революции в чистом виде. – Предсказала. – То ли ещё будет.

– Ох, Александра. – Растроганно сказала Беатрикс. – Малышу повезло. – Обняла. – Какая ты всё-таки хорошая.

– Всё-таки.

Беатрикс – уверенно:

– Да: всё-таки. Но и это немало.

Ластится, почёсывает.

– Ты типичная обманка, вроде нашего мира. Он устойчивый, под голубеньким небом. А если посмотреть сбоку – уродливый шар, который болтается в пустоте. Вот она ты – глазурь, дивное тело, лицо, солнечные косы, эти глаза, как два колодца. Но если в них заглянуть, начинаешь с криком падать в пустоту.

Александра не шевельнулась:

– А что – так заметно?

– Да, Лисси. …Но когда-нибудь наш мир треснет как декорация, и за ним откроется нечто прекрасное. И в твоей душе, в самой середине – белый прозрачный кокон. И в нём спит, крепко и сладко – кто-то прекрасный и грозный. …И когда-нибудь… я верю… когда-нибудь тот, кто спит – проснётся.

– И что будет? – Поинтересовалась Александра.

– Не знаю, Лисси. Я-то ведь не такая.

– Ну да, ты вся – белая и пушистая.

– Я вся обыкновенная. – Возразила простодушно и мирно Беатрикс. – Я – рыжая, и у меня глупые синие глаза. Вот она я – здесь вам и живот, и сценки, и моя любовь к Рене, и вся моя жизнь. Просто Жизнь, дружочек мой Александра.

– Ничего удивительно прекрасного со мной не произойдёт, но и плохого – тоже. – С искренним спокойствием и непритворным смирением продолжила Беатрикс. – Я буду жить долго и счастливо, наслаждаясь утренним солнцем, и хлебом с вареньем, и страшным рассказом про акулу, красотой Рене, его телом и душой, и, конечно, Сценками и Детками.

Беатрикс задумалась посреди своего умного монолога. Она действительно считала, что мадам Керадрё женщина крепкая и сильная, и могла бы отпасовать Луну, если бы та вдруг упала на Землю, хотя на физре Би всегда мазала.

Она думала, что и Лусинда такая же. Только она в разлуке со своей Любовью и потому грустная, хотя снаружи этого и не видно. Лушечка живёт с таким интересом, с такой жадностью учит эти языки, … как она их не путает, удивительно.

Бэт вздохнула. У будущего драматурга в школьные годы на уроках иностранного языка всегда начиналось лёгкое головокружение, как у Джеймса Стюарта на крыше. А вот Лусинда не только очень быстро выучивает новый язык – подумать только, по-настоящему! Очень ещё очень быстро читает очень толстые книжки на этих языках. Кроме того, она обожает всякую технику и всё время, как ненормальная, вертит в руках сборные макетики машин разных марок. Ей официанты в ресторане отдельную тарелочку для них приносят. А то начнёт дёргаться по-всякому и вскрикивать чужим голосом, это она приёмчики для секции единоборств отрабатывает.

Раньше Бэт пугалась и тоже довольно высоко подпрыгивала и вскрикивала не хуже, но теперь привыкла. Она даже испытывала вполне здоровое злорадство, прикидывая, что Тео не поздоровится, Лу хорошо подготовилась к счастливой семейной жизни.

Пестуя робкое уважение к Лушечке, Бэт, тем не менее, была уверена, что преображённая Лу в общих чертах – такая же, как сама Беатрикс. Вся на просвет, как аквариум, и все рыбки знают свои имена. Только, хоть убей, не пойму – зачем ей ещё и спецкурс Скоростное вождение на пересечённой местности.

Последнюю мысль Бэт невольно высказала вслух.

– Венсана, небось, укатать хочет. С ветерком. – Предположила Александра.

– Слушай, Лиска, всем ты, дуся, хороша, одного не одобряю категорически – зачем ты лупишь Жоэля?

– Он что, пожаловался? Вот дряннец.

– Вовсе он не жаловался. Он проговорился.

– Знаю я его проговорочки. – Сказала Александра, даже как бы оправдываясь. – …Нет, ну, Бэт, ну как его не хрястнуть иногда? Даже тот белый и прозрачный, который во мне сидит, сдаётся, не выдержал бы и шандарахнул это дитя террора. И потом вовсе я его не бью.

Александра выглядела оскорблённой.

– Когда изнурённая жизнью слабая девушка из последних сил ляпнет упитанного плотного мужчину по довольно толстому заду – это не называется бить, тоже мне защитница нашлась. Хотела бы я посмотреть на того, кто вытерпит урок чтения. Этот дантист нарочно делает вид, что не может прочитать какое-нибудь простое слово, хотя учительница возмущается, что он всё время читает что-то под партой, и семь-девять раз в неделю мне передают конфискованные книжки с нагими островитянками на обложке, которым некто пририсовывает часы, как у Лусинды, кудряшки точь-в-точь, как твои, и довольно реалистически укрупняет отдельные части тела, из чего я заключаю, что я – девушка видная и выделистая даже на фоне ненавистной гречневой каши с молоком.

– Вот хитрюга этот Жоэль. – Беатрикс покачала головой. – Ты бы могла быть так счастлива, если бы получала удовольствие от того, что у вас такая замечательная дружба и что ты, по правде, завоевала его доверие и уважение.

– Плевала я на это. – Отрезала Александра. – Мне двадцать один год, я хочу петь и веселиться, и ещё кой-чего.

Беатрикс – жёстко:

– Ты могла бы петь и веселиться и ещё кой-чего с Капитаном Жанно, и притом совершенно открыто, и никто бы в целом мире не посмел бы и слова против вякнуть – даже твоя гнусная Химерина. Потому что Капитан Жанно не боится ничего и никого на свете.

Александра промолчала в ответ.

– Но ты струсила, ты предпочла целый год таскать его в эту грязную, холодную нору и там в антисанитарных условиях требовать у него то, что подобает окружать голубым небом и островитянками.

Беатрикс постаралась быть справедливой:

– И ладно бы, ты поступала так из страха за жизнь любимого или, на худой конец, – за свою. Но ты прекрасно знала, что тебя любит человек, который страха не знает и с ним можно не бояться ни голодных крыс, ни злых королев. Нет, ты просто хотела сохранить хорошие отношения с этой бледнючей плеснявкой в короне. …Ну что ты состроила надменное выражение?

– Я что-то не допоняла. – Сухо заметила Александра. – Ты что – тоже веришь этой виртутне?

Беатрикс вскочила, попятилась, отгородилась ладонями:

– Александра, я пойду. Я не могу так. Когда ты преспокойно начинаешь врать мне в лицо, я как-то дурею, и мне хочется побежать куда-то, не разбирая дороги, как Сарказму, которому вставили золотые зубы. Пусти.

– Нет, не пущу. – Воскликнула Александра. – Я должна прояснить это раз и навсегда. Ты что, веришь постороннему мужику? А мне, значит, – нет? Странные правила в ваших меблирашках.

Беатрикс – в отчаянии:

– Всё! Всё! Всё! Я жалею, что завела этот разговор!

Схватила собеседницу за косы; бешено:

– Да, я верю мужику! А не тебе, мерзавка ты, паршивка! Господи, Ты послушай только, как она врёт! Как она врёт! …Он не мужик посторонний, а твой любовник и благороднейший на свете человек! Он берёг тебя, и лелеял тебя, и твою подлую страстишку! Хранил твою трусливую тайну! Целых полгода он вёл себя смирно, как ягнёночек – он, полководец, солдат. Убери ты эти тупые косы, видеть их не могу!

Толкнула её.

– Заколи, заколи, говорят тебе! Ты же убирала их, чтобы он там тебя не узнал. Нет, ты слышишь?

Вытащила из своих волос шпильки, одну за другой сунула их Александре.

– Убери косы!

Шпильки просыпались. Беатрикс боролась со своими волосами, которые, как облаком окружили её. Александра присела, собрала шпильки. Пощекотала под коленками Беатрикс. Беатрикс пыталась отпихнуть её. Сердито захихикала. Александра встала, подколола косы.

Беатрикс развела свои кудри двумя руками, выглянула из них, как из лесу. Внимательные взгляды. Александра опустила руки. Беатрикс кое-как рассовала кудри за уши и поправила ей новую причёску.

Отступила, полюбовалась.

– До чего же ты всё-таки красивая. Чудо. Ангел да и только.

– Опять всё-таки. А что – моя колодезная душа разве не просвечивает?

– Немножко.

Беатрикс качает кудрями. Укоризненно-спокойно:

– Бесстыжая ты, бесстыжая.

Тихонечко скользнула щекой мимо её щеки.

– А что ты будешь делать, когда он вернётся?

Александра переспросила:

– Ты хочешь сказать, если.

Беатрикс поправила ей причёску:

– Ты желаешь ему смерти?

– Я о нём вообще не думаю.

– И зря. Ты вот у меня газет не читаешь, внутриполитическим положением не интересуешься, а то бы тебе пришлось задуматься. …Ага. Кто-то газетку на лесоповале забыл. …Ай. Ну, конечно. Вот, посмотри-ка. Он фотогеничный, верно? Губы блестят.

Александра отвернулась.

– Теперь я знаю, кто постоянно подсовывает мне эту хрустящую гадость. Ты бы ещё в туалете прикнопила

Беатрикс кружила за ней и старательно тыкала газету ей в лицо.

– Ещё раза устроишь мне секретик под одеялом, я отправлю в газету фотку Рене с нашего последнего пикника, где он в трусиках нюхает цветочки.

Беатрикс – покладисто:

– Да, пожалуйста. Рене, правда, будет в отчаянии, но это тоже полезное чувство. В меру, конечно.

Читает:

– Война кончилась! – Сказал Капитан Жанно. Наш корреспондент изловил юного, но уже легендарного военачальника и спросил: Хочется домой, Кэп? — Попыталась имитировать выразительный баритон Жанно. – Спать, спать – на пуховую кровать. Журналист: В одиночестве, сир? Полководец не ответил. Мы ждали, когда появится знаменитая ослепительная улыбка, но на сей раз мы ждали зря.

Александра цопнула газету.

– Ты достала, как говорят в романе Гончарова.

Беатрикс противно взвизгнула от восторга:

– Гля, ты оторвала как раз его фотку. – Палец. – Он-таки тебя достал.

Александра сделала это самое «гля» и отшвырнула.

– Ты думаешь о нём, Ли. Тебе ваще страшно повезло, ты ведь это понимаешь?

– О чём ты? – Будто не поняла Александра.

– Ты не заслужила, ты не достойна такой удачи, Ли. Подумай, ты можешь каждый день видеть своего лапусика, и даже, что у него блестящие губы… на него наставили фотоаппаратик, магний вспыхнул, лучи обхватили его и отпечатались на плёнке, чувствительней кожи – и вот он здесь, на газетном листе, здесь сохранилось его тепло… вот ткань его мундира, и под ней его плечи… А если б ты захотела хоть раз позырить программу новостей… Правда, его показывают редко, издалека, но…

Яростно ткнула её то в одно, то в другое плечо.

– Разные люди рассказывают о нём, о твоём Жанно. А Лусинда ничегошеньки не знает про Тео.