Читать книгу Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс - Агния Аксаковская - Страница 7

Кто-то лёгкими шагами мчался к ним. Чёртик совсем не выглядел запыхавшимся. Встав напротив дам, он торопливо поклонился.

– Сударыни. – Проговорил он спокойным голосом, который с недавних пор вошёл у него в привычку. Он, казалось, не обратил внимания на свою госпожу с белокурым венцом вокруг головы, только сказал ещё тише, но без ложной таинственности, непонятно кому. – Госпожа Монтаржи, вас ждут дома. Господин Монтаржи…

– Умер? – Поигрывая выбившейся прядью, спросила дама.

– Нет, но ему стало значительно…

Лис ловко зажала крепкими пальцами рот посланца.

– Хуже. – Завершила она. – Нет уж, я не пойду. Ему становится хуже каждый день, а значительно хуже – каждую пятницу. Да и что я могу? Мне ведь всё равно не разрешат его додушить. Ступай, Чёртик.

Она освободила его и подтолкнула.

– Скажи, что нигде не нашёл госпожи Монтаржи.

– Но ему намного лучше!

Общее ошеломление.

– Вот это вот нечто новенькое, чёрт подери. – Александра даже подрастерялась. – Девочки, слыхали? – Решила. – На это стоит посмотреть.

Спросила:

– …Что, может, он даже звал меня?

Чёртик сообщил подробно:

– Господин Монтаржи призывает вас пасть на супружеское ложе. Велел передать, что всё вам прощает.

– Неужели он ожил? – Не могла поверить Лусинда.

– Вот и славно. Заживём, знаешь, как. Я ему носки вязать стану, а нос золотой закажем. – Размечталась Александра.

Лусинда, которая отчётливо услышала, что у г-жи Монтаржи постукивают как от холода зубы, подсказала:

– Госпожа Монтаржи, мне почему-то кажется, что вам нужно поспешить.

– Беги, чёртово дитя. Возвести о моём приближении. Там, небось, все привидения перевозбудились.

– Подожди, Лис. – Остановила Беатрикс.– Чуть не забыла, у меня для тебя кое-что приготовлено в честь годовщины твоего выздоровления. Как только выяснишь, что там стряслось, зайди ко мне. Лады?

– Ты же знаешь, я терпеть не могу подарков.

– Этот ты возьмёшь, ручаюсь.

Александра ушла. По дороге, не оглядываясь, помахала им.

Беатрикс проводила её взглядом.

– Лу, прости, что я ляпнула про Венсана.

– Трикси.

Поцеловались.

– Лусинда, мне стыдно признаться, но я в ужасе от того, что господину Монтаржи лучше.

– В том-то и дело, что тебе не стыдно, Би.

Тихо:

– Александра, по-моему, тоже в ужасе.

– Лу, я просто дни считаю, когда же, наконец, вернётся Жанно.

В самом деле, Бэт могла считать себя спецом по этой войне. Рене посмеивался и спрашивал, когда она начнёт флажки втыкать, потому что она следила за передвижениями наших войск по выпускам новостей, читала все передовицы и все хохмочки Жанно. На первой полосе во всех газетах есть рубрика Хохмочки Жанно.

– Слушай, Лу, только он сапог на порог, я уж постараюсь, чтобы он на каждом шагу сталкивался с нашей дурочкой. Я б вообще заперла бы их в одной комнате, а ключ бы выбросила ко всем чертям.

– В аквариум с золотыми рыбками. – Уточнила Лусинда.

– Это мысль.

– Ты уверена, что Капитанушка простил Лис?

– Чушь! – Воскликнула Беатрикс.– Что он тебе – господин Монтаржи? Он и не думал на неё сердиться. Он решил, что если, – сжав руки у сердца и глядя в небо, – его Лисси так с ним поступила – значит, так и надо. Она ужасно испугалась, наш Лисочек, что Жанно окажется плохим и начнёт смеяться над ней и всем всё про неё расскажет, предаст её…

– Да, она рассудила по себе. – Суховато проговорила Лусинда.

– Да ладно тебе, Лу. Пожалей ты её, хоть чуть-чуть. Тебя спасает труд, движение, твоё ежесекундное движение вперёд и вверх, это твои крылья. А что она? Ей нечего делать, она с трудом дотягивает день до конца. Как в могилу, ложится в постель – это у неё во время болезни, когда бредила, вылетело.

У Александры и правда, пока она выздоравливала в доме у Беатрикс, появилась неприятная привычка. Она стелет постель с наслаждением, обкапывает, натягивает, взбивает, всё это с шуточками, конечно… полюбуется, потом идёт мыться, скребётся до крови целый час, наденет чистое и ляжет такая красавица, такая.

И непременно скажет – Подоткните, люди. Би становилось жутко от этого. Ведь ботаник и она, всё время, когда вместе, ласкаются да целуются, пощипывают друг дружку и всё такое. Она даже представить себе не могла, как бы она смогла жить без этого, без губ Рене и его рук… у Беатрикс мороз по коже, стоит ей только представить, как она ложится в постель одна и не чувствует всю ночь сквозь сон его рядышком, его душу, его тело.

Беатрикс восхищалась Лусиндой и скорбела об Александре. Лис, как памятник самой себе, своей гордыне. Всё более красивая и гадкая. Чем ей утешиться? Ногти грызть разве? Но они у неё очень быстро растут, скучно. Читать не хочет. А спать ведь тоже надоест. Она, когда выспится до смерти – это её выражение – потом не спит неделю, две… Ночь без сна – это Бэт в голову не лезет. Мрак, дурак.

Би боялась ночи. Ещё больше, чем в детстве. Если ей ночью приходилось встать, она так долго, сопя от усердия, штурмовала мужнины горы и долины, что Рене предсказуемо просыпался и начинал тревожно и ласково расспрашивать, что случилось? А волосы даже в темноте видно, что светлые. Бэт подробно ему расскажет, что да как, они поцелуются, губы у него, как кипяток, и пальцы тоже, – и Бэт уже не страшно, что ночь – чёрная и лезет, лезет в окно и таращится своими глазищами даже сквозь бархатную штору.

Ей становилось тепло и весело, и когда она забиралась обратно в гнёздышко, то не могла утерпеть и непременно устраивала Рене мышку. Он ка-а-ак взвизгнет басом, и эта парочка начинала хохотать до икоты, посреди ночи. А тут и ребёнок проснётся и устроит потягушки, ему ведь тоже хочется принять участие. В эту секунду Бэт понимала, что они трое, действительно, составляют одно целое, и даже ночь, и звёзды – это тоже всего лишь наша часть. И если бы её отделили от Рене – она бы умерла. И Рене – тоже.

Беатрикс не постеснялась и выложила это соображение Лусинде. Лусинда мягко и серьёзно возразила:

– Насчёт Рене не скажу, а ты… Не умерла бы ты, Трикси. По себе знаю – а мы все трое очень похожи. …Ты бы, может, вырвала бы у себя все свои чудные кудряшки и выплакала свои фиялочки – но ты бы не умерла. Ты бы с жаром засела за новую сценку, и, глядишь, от горестей разлуки выработалась из старательной любительницы в небрежного гения. Вообще, критики пишут, что вас, писателей, нужно побольше мучить, тогда вы лучше орудуете вашим инструментом.

Беатрикс это явно не понравилось:

– Я не писательница, я Беатрикс Керадрё. Я не разрешаю меня мучить. …Слышишь, Господи? Вовсе я не хочу быть гением, я записываю сценки, потому что мне это весело, вот и всё.

Лусинда – страшным шёпотом, поставив ладони раструбом:

– Главное в человеке – это Дух, дорогая Бэт.

Беатрикс сжала кулачки, старательно и продолжительно завизжала.

После молчания заявила:

– Не желаю больше этого слышать. Если Дух залез в Тело, значит, Тело кое-что стоит. Я не согласна, чтобы Дух Рене спёр у меня его Тело. Мне нужно всё время трогать его со всех сторон и оттого, что его тело тёплое и нежное, твёрдое и умное, я лучше чувствую свой собственный Дух.

Помолчали.

Лусинда, глядя перед собой в одну точку:

– Пойду.

– Небось, опять сексистов в белых пижамках ронять будешь?

– Жалко, Александра не разрешает мне Жоэля записать.

– Эх, Лусик. А ведь лучше бы Тео тебе вот тут оставил лялечку вместо всех твоих шпрехензидойчей, стартёрчиков и приёмников. Ай? Ну, если по серьёзке?

Лусинда – без шуток – быстро поразмышляла на предложенную тему:

– Нет, Бэти. Я бы офонарела, что нельзя туда-сюда бегать.

– Мы очень все разные. – Вздохнула Беатрикс.

– Но все красавицы.

Обменялись понимающими взглядами, причём, Лусинда удалила из-под ресниц малейший признак иронии.

– Чё ты там хучь Лиску всучить намылилась?

– Понимаешь, я ей давно, больше года назад пообещала…

Шепотки.

– Пусть только попробует отказаться.

Ушли, обнявшись, тихонько болтая.