Читать книгу Степь 2 - Александр Берник - Страница 11

До середины зимы девок не трогали, до самых Взбрыксов. В прилегающих лесах начался гон волков. Уединились матёрые пары отгоняя от себя соперников. Самец похотливых самцов, самка – подстилочных самок.

В это новолуние, что нынче приходится на январь, вода приобретала чудесные свойства, становясь лекарством чуть ли ни от всех болезней. Собранная в аккурат на новолуние она сохраняла животворные свойства почти весь следующий год.

Поэтому запасали её впрок, и Терем в этом не был исключением. Впоследствии эту воду использовали в обрядах, давали пить больным, освящали жилища и посевы. Снег и тот приобретал особые свойства. Бабы знали, что снег, собранный этой ночью способен выбелить холстину любой запущенности, насколько бы казалась не затасканной, поэтому теремные вековухи, особо предпочитающие белый цвет, за этим снегом ходили самостоятельно, даже теремных девок для помощи не привлекая.

А если в бане попариться водой, натопленной из этого снега, то можно красоту сохранить и молодость на долгое время. А так как девы любого возраста и желание быть красивыми вещи неотделимые, то теремные девки, составляющие поголовное его население, гребли снег с неописуемой жадностью. Впрок да побольше. Считая, что красоты много не бывает.

Называли эти дни «Бабьи Взбрыксы» или «Бабьи Каши», по-разному. На этой седмице славили повивальных бабок. На этой же седмице значился особый день «Бабьего Кута». Ко всему прочему седмица считалась гадальной и «Мясоедовой». А для беременных – «Обережной». В общем, праздник на празднике и праздником погонял.

Но самым главным, изначальным торжеством Троицкой седмицы считались гулянки в честь Вала Великого, Ледяного да Морозного. Вот на Валовы-то дни и припёрлась в светёлку к Райс самая грузная из трёх Матёрых по прозвищу Любовь, а по характеру «Ненависть». Села на лавку, и не говоря ни слова нахально принялась лыбиться, уставившись на кутырку с неким вызовом, отчего та резко перестала расчёсывать лохмы, чем усердно занималась до этого и замерла.

Рыжая знала, что её именно сегодня ждёт следующий круг. Белобрысая чётко заявила ещё осенью, что Валов круг начнётся в аккурат на эти дни, а Апити, как выяснилось из разговоров Теремных вековух, всегда предсказывала только истинное и никогда не ошибалась. Зная это, царская дочь приготовилась заранее.

Ещё с того раза как ярицы прошли земельный круг, отношения к Матёрым у обеих девок разительно поменялось. Повзрослевшие, переродившиеся кутырки по-другому стали вести себя с вековухами и всю осень считай и зиму только и делали что мучили седовласых хранительниц Терема своими расспросами до состояния «проеденной плеши», как выразилась та же Любовь.

Про седьмое испытание девы своими расспросами выпытали всё что смогли, только «прелесть» этого круга заключалась в том, что двух одинаковых прохождений на памяти Матёрых никогда не получалось. Тем этот круг и отличался от остальных, что попросту был непредсказуем.

Вековухи поведали как сами проходили, притом воспоминания о былом-да-молодом вылились в дружную бабью попойку, растянувшуюся на всю ночь. Рассказали про всех, кого вспомнили, как проходили круг другие «меченые», притом случались и печальные, и трагические, и таких, как выяснилось хватало с лихвой, но Матёрые тут же заверили перепуганных девок, мол они верят и в Райс, и в Апити, и что те этот круг пройдут, ибо по их авторитетному мнению, достойны.

Рассказала Любовь, язва языкастая и о прохождении круга Тиорантой, нынешней царицей. Конечно, рассказала только то что знала, вернее, что та ей сама поведала, а о чём умолчала, того Любовь не знала, а додумывать не стала из принципа. В общем, Райс в душе готовилась ко всякому и примерно представляла себе, что ожидает её на круге, но также настраиваясь и на то что у неё всё будет как-то по-другому.

На дворе стоял приличный мороз, поэтому оделись в путь теплее обычного, так как Любовь заявила, что дорога не близкая, а на все расспросы «куда идём», до самого достижения цели сохраняла великую тайну.

Взвалили на плечи при помощи теремных девченят по тяжеленому заплечному мешку ни понятно с чем, и попрощавшись со всеми будто уходили навсегда или на собственные похороны, двинулись, но не в заповедный лес, как предполагала царская дочь, а строго в обратную сторону.

Шли перелесками по натоптанной дороге, и пройдя очередной лесок насквозь Любовь свернула в степь, и проваливаясь в пушистые сугробы, местами по пояс, а то и по самые груди, путешественники двинулись по заснеженной нетронутой пустыне в направлении известном лишь неразговорчивой Матёрой. Как оказалось, на этом круге и следующих Матёрым разговаривать с претендентками уже не запрещалось, но стервозная по своему характеру Любовь и в обычной-то жизни редко опускалась до разговора с девками, а сейчас и подавно.

Шли достаточно долго. Уже начинало темнеть. Райс, запыхавшись и взмокнув под тяжестью тулупа и гружёного мешка, шагала за вековухой след в след, абсолютно не глазея по сторонам. Не до этого было. А Любовь, казалось, не знала усталости и пёрла как лосиха на выпасе.

Наконец, вековуха резко встала как вкопанная и огляделась будто сбилась с пути. Райс, уткнувшись в неё тоже остановилась, и утерев варежкой взмокшее лицо закрутила головой, с удивлением отметив, что даже не заметила, как вскарабкались на высоченный холм, где теперь они стояли парочкой оглядывая темнеющие просторы, раскинувшиеся без конца и без края во все стороны.

– Ну, вроде успели, – выдохнула облегчённо Любовь, принимаясь рыть снег ногами, что-то разыскивая.

Снег на вершине едва достигал щиколоток и слежался плотным, сдавленным настом, поэтому ступать по нему оказалось сподручно, глубоко не проваливались. Но как оказалось, Матёрая не искала что-то, как изначально решила Райс, а откапывала, освобождая от снега нечто большое и плоское. Видимо искать ей даже под снегом не требовалось, потому что точно знала где и что находится.

Наконец вековуха срыла холмик, выдававшийся на ровной поверхности выпуклым сугробом, и Райс поняла, что та откапывала. Это оказался большой камень, плоский и ровный как специально сточенный. Размером в полтора роста в длину и в размах рук в поперечнике. Вековуха как камень очистила, принялась вокруг него дорожку вытаптывать, а как закончила, оглядела проделанную работу, удовлетворённо что-то пробурчала себе под нос и отправилась вниз по пологому склону, распинывать снег внизу, утаптывая следующую поляну и сооружая из снега заградительную стену с подветренной стороны.

Сбросив наконец свой мешок и стянув второй с ярицы, бегающей за ней как собачонка, пристроила поклажу на краю утоптанного места. Райс всю дорогу гадала, что же такое тяжёлое тащила за спиной, а когда Любовь развязав мешок, стала вынимать оттуда колотые поленья, даже рот раскрыла от возмущения, но возмутиться ей Матёрая не дала, пресекая на корню бессмысленный девичий бунт.

– А ты чё думала? Пока ты в круге валяться будешь мне тут замерзать чё ли? Я в ночь обратно не пойду. Заночую у костра. С утра уйду, а ты как Вал отпустит сама притопаешь в Терем. Я думаю, по следу дойдёшь, не заблудишься. А коли в эту ночь не придёт, что, замерзать будешь, дожидаясь следующей? А коль и на вторую не явится? Да на третий день ты каждое полено целовать будешь, что останется. Так что не дёргайся, ещё мало принесли.

Из рассказов рыжая знала, что этот круг долгим не бывает и всегда укладывается в три дня, вернее в три ночи. Особо «одарённые» задерживались и до пяти, но это уже крайности. Ну, а те, кто дольше, то находили их на том камушке замёрзшими. Хотя «ледышек» уже и в первую ночь было предостаточно.

В рядах последних Райс себя видеть категорически не желала и надеялась управиться за одну ночь, как и её мама в давние времена. Хотя внутренне всё же готовилась на более долгое пребывание «в гостях» у Вала Вседержителя.

Они практически не говорили между собой. Матёрая развела крохотный костерок и обе уселись рядом пить густой мясной отвар, заранее приготовленный ещё в Тереме и теперь разогретый в котелке. Хлебали по очереди. Райс ни пить, ни есть не хотела, но на нервной почве даже увлекалась, отчего Матёрой приходилось отбирать котелок силой.

Ночь уродилась ясная. Любовь, сидя у костра то и дело вскидывала голову и вглядывалась в темноту безлунного неба, усыпанного далёкими холодными искрами звёзд, будто что там выискивала и наконец решительно проговорила:

– Пора, девонька.

Райс безропотно встала с насиженного сугроба, посмотрела на заснеженный тёмный холм, а затем обернувшись к Матёрой жалобно попросила:

– Любовь. Только ты с утра, прежде чем уходить проведай меня.

– Вот ещё, – пробурчала недовольная вековуха, заёрзав в сугробе тем, на чём сидела, – даже не думай о таких вещих. Сама доковыляешь, ни маленькая. Ишь нашла девку-сиделку. А ну, сопли подотри да ступай на круг. Времени рассусоливать не осталось. Вот-вот средина ночи накроет.

С этими словами она задрала к небу и глаза, и указательный палец, будто там среди россыпи звёзд всё это белым-по-чёрному написано.

– Ладно, – отмахнулась кутырка, – дойду, не рычи.

И зашагала по протоптанной дорожке наверх.

Устроилась на валуне на ощупь в полной темноте. Звёзды ещё те светила, а луна совсем не показывалась. Как-никак новолуние. Лёжа на спине и закрыв глаза, скомандовала себе успокоиться, потерпеть чуток и гнать дурные мысли поганой метлой, чтобы даже не высовывались.

По рассказам тех, кто прошёл этот круг, главное заключалось в томительном ожидании. Вал мог не прийти в желанную ночь, мог не явится и во вторую, и в третью. Те, кто замёрз, по словам бывалых баб просто засыпал на морозе, не дождавшись Вседержителя.

Поэтому Райс под настойками вековух отсыпалась все последние дни и теперь прибывала, что называется ни в одном глазу. Но вместе с тем понимала, что замёрзшие впадали в сон ни с того, что спать хотелось, а от того, что попросту замерзали. Но не успела она обо всём этом додумать как следует и собраться с нужными мыслями, как ОН пришёл…

Лёгкий ветерок обдул девичье тело словно голую. Будто на ней не одеты ни сапоги из бобра, ни штаны, ни тулуп с шапкой стёганых мехом. Рыжая в раз почувствовала себя без всего, но при этом не замерзала, а до состояния паники испугалась. И если бы не сходила по-маленькому заранее, то наверняка залила бы Святой камень жёлтой непотребностью. Вот насколько её жуть проняла.

Ветерок хоть и казался ласковым, но за ним чувствовалась такая немереная мощь, что кутырка даже дёрнулась, порываясь рвануть отсюда, куда глаза глядят, но не тут-то было. Дуновение имело не только могучую силу, но и абсолютную власть над ней, поэтому царская дочь только и смогла что дёрнулась, но большего сделать у неё не получилось.

Поток обтекающего воздуха становился плотнее и по ощущениям гуще, пока его консистенция не уподобилось речной воде. Дыхание Райс само собой стало медленным и тягучим, будто не воздух вдыхает, а воду.

Она и не поняла, как это у неё получалось. Каждый вдох с выдохом из-за вязкости воздуха растягивался на один удар сердца дольше предыдущего. Кутырка не знала почему, но со страха только и делала, что считала удары собственного пульса, колотившего гулким глухим стуком по ушам.

Сначала вдох и выдох составлял восемь ударов сердца-молота. Через пару вдохов увеличившись до девяти и так далее. Сколько времени ушло на замедление дыхания, ярица понятия не имела, так как всецело занималась подсчётом долбящих ударов в голове, но в один прекрасный момент неожиданно почувствовала, будто жидкий воздух начал в неё просачиваться не через дыхание, а через всю кожу, то и дело вихрясь и порождая маленькие смерчи. Сначала непосредственно под кожей, затем ввинчиваясь всё глубже и глубже и, в конце концов, они забуравили внутри всего тела.

Когда же вихри проникли в голову, перед зажмуренными глазами Райс вспыхнули красочные ведения. Вокруг стало светло, но ни как бывает днём, а будто ночь подсветили факелами, только никакого огня нигде не видела.

То тут, то там замелькали странные фигуры чудовищ, излучающих тусклый свет и освещающих холм своими бесформенными телами. Двигались эти сияющие тени настолько быстро, что ярица не успевала их как следует рассматривать. К тому же при движении они расплывались, размазывались, теряя контуры и резкость собственных очертаний, но то, что мельтешащие сущности казались странными, Райс успевала улавливать. У одного рога разглядела, у второго лапы когтистые, у третьего морду с тусклым огнём, пылающим прямо в пасти.

Тут на девку кто-то навалился сверху, прижав к камню, да так, что чуть дух не выбил, и с грубой силой принялся раздвигать ей ноги. При этом у царской дочери сама собой вспыхнула перед распахнутыми глазами радуга, видимо со страха, и по телу пробежала вожделенная услада.

Она продолжала не дышать, впитывая тягучий воздух всем телом и в паху почувствовала острый вихревой смерч буравчиком, тыкающимся в районе её волосатой щёлки. Стало настолько приятно, что волосы под шапкой зашевелились и дыбом выстроились.

Но рыжая тут же опомнилась, и с негодованием осознала, что какая-то сволочь пытается её насиловать! Не отдавая тогда себе отчёт, что это Всемогущий Бог, девка просто не успела даже подумать о такой возможности, она кинулась вовсю сопротивляться и всячески пытаться избежать глумления над своей целомудренностью.

Шевельнуться не могла от прижавшей к камню силы, но бессознательно, сама того не понимая врубила меж ног судорогу до дикой боли в промежности. Из расслабленных рук, валяющихся плетьми вдоль тела, шибанула в предполагаемый отросток насильника нервные плети и при этом умудрилась запечатать своё девичье сокровище дрожью земли с мертвецким холодом, даже не формируя его в голове, а прямо там и сразу, и со всей дури на что сподобилась.

Раздался оглушающий рёв, враз оглушивший кутырку. Низкий, громкий. Такой, что камень под ней завибрировал и ощутимо забил трясучкой по спине. И в тот момент насильник с ужасающим небесным громом вошёл в неё разрывающим ураганом, сносящим все её защиты на своём пути. Боль прошила ярицу снизу доверху, разрывая тело в мелкие клочья. По крайней мере, так девице показалось.

Кутырка тоже попыталась завизжать, только у неё ничего не вышло, так как её пылающие жаром губы залепило нечто ледяное и склизкое, словно покойник вымоченный в колодце впился поцелуем, жадно присасываясь к живой плоти, и её визг захлебнулся в этом засосе, вымораживающим душу.

Дева зажмурилась, а закрыв глаза, потеряла всякие ощущения. Притом совсем перестала что-либо чувствовать, оттого и сделать ничего не могла, как ни пробовала. Тело будто вовсе пропало. Остались одни неприкаянные мысли. Райс принялась скороговоркой бубнить про себя заветные слова, хотя с потерей туловища и эмоции в раз улетучились, отчего рыжая и так прибывала в полном спокойствии, а терпеть вообще оказалось нечего.

Пролежав в таком странном состоянии какое-то время и решив посмотреть, что делается снаружи, резко распахнула лазоревые глаза. Ощущения тут же вернулись. Молодка сразу почувствовала, как безобидным на вид взмахом ресниц, с какой-то божественной силою сбросила с себя «надругателя»! Притом не только насильника отшвырнула ни пойми куда, но и сама, похоже, улетела в звёздное небо, закружившееся перед глазами в мертвенном спокойствии.

Пропал тягучий воздух, остался пустой, звенящий, скованный морозом. Райс тяжело и часто задышала, будто вынырнула из воды на последнем издыхании. Перед глазами в слезах плавали звёзды, и она ощущала себя парящей в космосе. Тело по-прежнему не слушалось хотя оков не чувствовала, но продолжало оставаться будто ватным и не её. Райс могла лишь хлопать ресницами и еле-еле шевелить губами. Ими-то и занялась царская дочь, шепча бессвязные мольбы, где самым главным словом шепталось «мамочки».

Наконец, слёзы стекли на виски, проясняя взор. Утереться-то не могла. Руки ноги не слушались. Сколько бы ни корячилась, ни согнуться, ни разогнуться. Тогда психанув на беспомощность, взяла и скрутила тело судорогой, пытаясь привести его в послушное состояние и с облегчением выдохнула. Ожило мясо с костями. И на том спасибо Троице. Попыталась сесть, но вместо этого, стала крутиться в воздухе, и перевернувшись через ноги вперёд, резко выпрямилась, замерев в ничего не понимающем ужасе.

Земля оказалась от неё далеко, и она действительно плыла по воздуху, вернее, не совсем плыла, а зависла на одном месте на высоте старой сосны над тем самым камнем, где до этого лежала. Камень слабо светился холодным серебристым светом, подсвечивая снег вокруг, потому Райс и сориентировалась. К тому же внизу под холмом разглядела костёр Матёрой и саму вековуху, валяющуюся рядом в сугробе тёмным пятном.

Рыжую накрыла паника. Как она сюда попала? И как теперь спуститься вниз, не разбившись в дребезги? А если колдовская сила, что её удерживает пропадёт, то падая с такой высоты на светящийся булыжник, она же в лепёшку расшибётся!

Царская дочь скуксилась, сморщивая личико и прикрывая мокрые веки в желании разреветься. И тут же поплыла медленно к земле, но лишь стоило ей распахнуть глаза, как опять тело откинуло на высоту.

Ярица, тут же сообразив сузила глазки, превратив их в крохотные щёлки, от чего камнем ринулась вниз. От испуга вновь распахнула глаза и в очередной раз взвилась вверх, устраивая качели. Аж дух захватило от аттракциона. Поняв принцип управления, но, не понимая почему подобное происходит, она лихорадочно принялась размышлять, как ей справиться с этой напастью?

Тут рыжую голову осенила догадка и дева с обеих рук запустила в разные стороны две мощные «нервные плети», достигнувшие некого невидимого пузыря и рассыпавшиеся мелкими молниями-трещинами по круглой поверхности, как бы прорисовывая границы кокона. Райс охватил восторг, оттого что поняла, где находится. Она парила в центре невидимого яйца, служившего ей непробиваемой защитой, и до боковых границ этого кокона было не менее пятнадцати шагов и управлялся пузырь одними веками.

Подумав недолгое время, что же ей эдакого сотворить в данной ситуации и как не покалечившись спуститься вниз, Райс первым делом постаралась поменять положение, выгибаясь и по-разному выкручиваясь, так чтобы ноги оказались снизу, а голова сверху. Пусть не сразу, но у неё получилось. Вот тут она несколько облегчённо выдохнула. Теперь, если даже колдовской пузырь лопнет, то, по крайней мере, падать будет на ноги, а не мордой об камень, размазывая по нему свою девичью красоту.

Установившись столбиком высоко в воздухе, дева начала медленно прикрывать глаза, наклонив вниз голову, чтобы видеть, как опускается. Лишь полностью их закрыв, почувствовала желанную опору под ногами, но стоило хоть чуть-чуть приоткрыть щёлочкой один глаз, как тут же тело начинало парить словно невесомое.

Билась она с этими полётами долго, даже взмокла, разодетая в меха. Пыталась вдавить пузырь в мёрзлую землю, пробовала сама передвинуться внутри, но все эти попытки не увенчались успехом.

Перебрав всё, что могла и до чего додумалась, раскрыла глаза, взлетев на изначальную высоту и расслабившись принялась думать, то и дело от нечего делать, постреливая «плетьми» в незримую сферу, что, рассыпаясь о прозрачную преграду, создавали причудливый фейерверк. Что не говори, было красиво и в какой-то степени, развлекало и успокаивало.

Запустив очередную плеть, она мысленно расширила от себя сферу и по росчерку светящихся трещинок одним глазком заметила, как невидимый шар дёрнулся, но тут же стал прежним, выровнялся. Царская дочь радостно встрепенулась, обнаружив хоть какое-то изменение. Подумала, как следует, ну или как смогла, и начала мысленно не выдавливать колдовской пузырь, а наоборот втягивать в себя, уменьшая его в размашистых размерах. И ей это удалось!

Некоторое время спустя Райс стояла на Валовом камне, а росчерки плетей, пускаемые с рук, растекались по этим же рукам по самые плечи, показывая, что защитный пузырь сдулся до минимума и как дополнительная одежда обволок всё девичье тело. Только вот обратно растянуть и подняться в высокое небо уже никак не получалось. Как прилипло к телу, так и не отлеплялось больше.

Но тогда дева занималась о другом. Оставался самый важный вопрос. Как вообще избавиться от этой прилипшей хрени? Не будет же она теперь ходить так пожизненно? Расхаживая по протоптанной тропке вокруг камня, рыжая напряжённо думала, вернее, пыталась вспомнить при каких обстоятельствах родилось это чудо дивное. И тут неожиданно пришла подсказка в виде ощущения мокрого холода на губах.

Вспомнив эту мерзость, Райс скинула варежки в снег и со злостью и каким-то отвращением утёрла губы и тут… всё пропало. И защита пропала, и свет от заветного камня. Рыжая оказалась в полной темноте, будто разом задули все факелы. Огляделась. Прислушалась. Никого не видать.

В царской дочери даже взыграло сомнение, а прошла ли она круг Вала Вседержителя? Матёрая наказывала, что уходить разрешается лишь после того, как Вал сам отпустит, а если она от него отбилась своими умениями? Будет ли это считаться за конец испытания или это всё же не считается?

Медленно отошла по натоптанной тропе в сторону склона. Остановилась в раздумье, оглядываясь и нащупывая глазами камень. Вернулась обратно, загрызенная сомненьем. Она почему-то посчитала, что испытание прервалось, а значит не пройдено до конца. Эта мысль мучила похлеще изощрённой пытки и заставляла колебаться, не понимая, что надлежит делать дальше.

Всё же вернулась, и на корячках, наощупь вновь вскарабкалась на камень и тут же угадила рукой во что-то липкое, холодное и влажное, словно вляпалась в сопли. Оторвав прилипшую руку от заледенелого камня, боязливо отпрянула от колдовского валуна и немного помедлив, решила всё же спуститься вниз и обо всём расспросить Матёрую. Благо, та ещё валялась у костра и никуда не собиралась до самого утра.

Но тут разразился гром среди ясного неба. Долгий, раскатистый. И рыжая тут же бухнувшись в сугроб, прикрывая по инерции голову руками. Лишь спустя какое-то время безмолвия неожиданно осознала, что гром вышел уж чересчур какой-то странный, а как об этом подумала, так эти раскаты в голове сами собой сложились в человеческие слова: «Молчи. Никому не сказывай».

Обалдевшая рыжая сидела в сугробе, покачиваясь как берёзка на ветру и очумелыми глазами зыркая по сторонам, постепенно приходя в себя от потрясения. Посидела, отдышалась и стала подниматься на дрожащие ноги. А затем, сама себя не помня, шатаясь из стороны в сторону, зашагала по склону к мерцающему костру, тут же ответив себе на все вопросы без сторонних подсказок и объяснений. Раз дар появился, значит круг прошла. Правда до сих пор не поняла, как он порождается, но зато освоила, как убирается, решив, что во всём будет разбираться позже и как можно дальше отсюда.

Вал Райс точно отпустил, иначе бы она не слышала бы то что услышала. Только вот почему так быстро и легко отделалась? Непонятно. Но убедив себя в правильности принятого решения, царская дочь в еле живом состоянии пришлёпала к костру. Всё ещё находясь в полной прострации, рыжая встала перед спящей вековухой словно полевой морок и замерла, твёрдо решив от чего-то так стоять пока Матёрая не проснётся и не наставит её на путь истинный.

Ждать пришлось недолго. Дикий вскрик вековухи и бросок спросонок в сторону, заодно и саму девку выдернул из колдовской дрёмы. Она тут же встрепенулась, как бы сбрасывая наваждение и в отличие от вскочившей на ноги бабы, грузно рухнула задницей в снег. Наступила гнетущая тишина

– Ты чё сбежала, дурёха? Струсила? – осторожно вопрошала Матёрая, обходя костерок и приближаясь к девке.

Та сидела с каменным лицом и не мигающим взглядом, словно ударенной чем по башке, ошарашено уставившись на вековуху будто впервые увидела, но тут почувствовала слипшуюся руку, неприятно стягивающую кожу и подняв к лицу вымазанную ладонь уставилась на неё дикими глазами.

Ладонь была вымазана в загустевшей крови. От чего деве тут же «поплохело». Матёрая тем временем подкралась в плотную, разглядывая испачканную руку и громко, с интонацией начинающейся истерики вскрикнула:

– Что случилось, дрянь? Ты чё с собой наделала?

На что девка, кажется, окончательно придя в себя тихо ответила, утирая руку о сугроб:

– Не ори, Любовь. Не велено сказывать. Да и просто так тоже не ори, башка разламывается.

Та накинулась на Райс как коршун, и схватив за ослабевшую руку, задрала рукав, выворачивая оголённое предплечье к свету не яркого костра и сдавленно выдавила из себя что-то нецензурное. Дева тоже взглянула и устало возрадовалась. В голубые линии воды и маслянистые чёрные разводы земли, ажурным плетением влилась нить с металлическим отливом, блестя в свете костра живыми, но холодными искрами, отражая пламя как зеркало.

– Но, – недоумённо осеклась не верящая вековуха, – я ж только что уснула.

Матёрая задрала голову к небу, завертела разглядывая звёзды и что-то прикидывая в уме.

– Ночь-то только началась, – никак не успокаивалась ошеломлённая баба.

– Да, долго ли умеючи, – оборвала её метания царская дочь, – это дело не хитрое. Раз, два и готова молодуха, давай следующую.

Любовь вновь плюхнулась на пятую точку и восхищённо разглядывая счастливую девку, непонятно чему улыбающуюся.

– А кровь откель? – не унималась Матёрая.

Райс, уже отчистив руку о снег, спокойно ответила правду:

– С камня, естественно.

Немного посидев в скрюченной позе, вековуха вдруг соскочила, будто кто под зад поддал и что было духу пустилась бежать по тропе наверх. Райс только усмехнулась, понимая бабу как себя родимую. Любопытство – дрянь мучительная. Она б сама не удержалась, сбегала бы и проверила.

Долго ль, коротко ль вернулась вековуха, но уже спокойным шагом, вразвалочку. Плюхнулась в сугроб на прежнее место и кинула Райс её потерянные рукавицы. Осмотрела ладони, что измазала обе. Усмехнулась, оттирая кровь слежавшимся снегом, косясь взглядом девке на пах. Райс тоже улыбалась. Смекнула она, что Любовь как опытная баба и без её рассказов поняла, всё что нужно.

– Да, – протянула чем-то довольная вековуха, – дела, – и немного помолчав, подвела итог своим размышлениям, – значит, ты у нас теперь из яриц вроде как в молодухи перепрыгнула. А крови то на камне, как с порося хорошего, хотя штаны на тебе я смотрю чистые. На моей памяти, ты уж третья будешь после него не девочка. Вот только чтоб так быстро и с такой обильной кровью, впервые сталкиваюсь. Будто ждал, аж невтерпёж стало. Заценил знать тебя – красну девицу.

Она зачем-то посучила ногами снег, перемалывая, и опять протянула:

– Да, – и как бы спохватившись, спросила новоиспечённую молодуху, – так чё делать-то будем? Спать аль домой потопаем?

– Я пред этим три дня как убитая спала. Выспалась, не уложишь теперь, – тут же ответила Райс, задирая в довольстве нос от своего нового положения в бабьем мире, – но как по темени-то идти? Даже луны не видать. Заблудимся.

– А звёзды на что? – парировала вековуха, поднимаясь на ноги, – к тому же мы теперь без дров за плечами и пойдём по проторённой тропе. Думаю, ещё затемно до дороги доберёмся, а там до Терема рукой подать.

– А ты по звёздам можешь? – удивилась Райс, тоже поднимаясь на ноги.

– А то, – буркнула Матёрая, – и тебе не помешало бы науку эту освоить. Вещь полезная.

Райс ничего не ответила, а что отвечать если и так понятно, что наука полезная, только её за раз не выучишь.

Костёр закидали. Холму поклонились и отправились в обратный путь налегке, с пустыми заплечными мешками и освободившись от тяжких мыслей, вымотавших всю душу до испытания.

Как ни странно, но на этот раз их в Тереме не встретили, даже не ждали. Теремные девки, поутру топтавшиеся у ворот, аж вёдра выронили из рук, завидев их и провожая в Терем недоумёнными взглядами.

Двух остальных Матёрых даже пришлось выискивать, а тут ещё и Апити прискакала взбесившейся козой, по пути в коридоре чуть маленьких девченят не покалечив. Ей на круг выходить только к вечеру, оттого тряслась в своей светёлке в ожидании. А тут как новость услышала, разом вся хандра слетела и забыв о своей участи, кинулась радоваться за подругу.

Когда все в спешке собрались за обеденным столом, Райс без всяких объяснений просто скинула тулуп, развязала завязки и оголилась сверху до пояса, давая разглядеть всем желающим, да и самой полюбоваться на нить с металлическим отливом, вплетающуюся в голубую и смолянисто чёрную. После чего демонстративно накинула рубаху обратно, подпоясалась, зашвырнула тулуп на дубовую скамью и плюхнулась за стол наигранно шутливо заявив самым наглым образом, что совсем оголодала в этом Тереме царская дочь, отчего постоянно хочет жрать, и маме на вековух обязательно пожалуется при случае.

Вот и весь просмотр с объяснением. Посмеялись, пожурили, но кормить всё же начали несмотря на неурочное время…

Белобрысую, в отличие от рыжей, никуда из Терема не водили по заснеженной степи, а загнали на чердак, где она целых три дня куковала в одиночестве и где проходила свой Валовый круг. Судя по радостной физиономии, вполне удачно и самое главное, собой очень довольная, но, так же, как и Райс, наотрез отказалась рассказывать об общении с Валом Вседержителем…