Читать книгу Степь 2 - Александр Берник - Страница 7

Какое-то время яриц не трогали, расселив в огромном деревянном Тереме в центральной, самой элитной части. По крайней мере так уверяла «всезнайка» Апити. Строение Терема оказалось очень странным если не сказать большего. Целый город посреди леса, да не просто так, а будто рос как живой из собранных причудливым образом в один замысловатый «муравейник» больших и малых построек из дерева, разукрашенных витиеватой резьбой с узорами.

Определили дев в соседние светёлки, но они почти всё время шастали вместе. Даже ночи коротали под одной шкурой, занимая то одну, то другую спаленку, таская с собой лишь подушки.

Как абсолютно разные создания, из далёких друг от друга слоёв социума, с непохожим жизненным опытом так долго и неприхотливо умудрялись безостановочно трещать? О чём можно было говорить днями и ночами напролёт без умолку?!

Подружившись ни разлей вода, разболтав все свои сокровенные секреты, излазив от безделья Терем сверху донизу с одного края до другого и его окрестности в поисках чего-нибудь интересного, подруги каждый день умудрялись находить всё новые приключения и занятия. Пока в один из осенних пасмурных дней с утра, чуть ли не с рассветом, в светёлку к Апити, где ночевали на одном лежаке обе проныры, не заявились сразу три хозяйки-вековухи.

Матёрые Терема разбудив заспавшихся кутырок, как всегда проболтавших безостановочно всю ночь, объявили расталкивая девок, мол хватит дрыхнуть бес толку пора и делом заняться и разогнали по своим светёлкам толком ничего не объяснив.

В спальню к Райс внесли дубовый стол, короткую скамью с проделанной дырой посредине и под эту скамью водрузили помойную лохань. Рыжая, восседающая на своём лежаке и с любопытством следящая за приготовлениями сразу поняла, что ей придётся долго ту скамью задом давить, раз нужду надлежит прямо там справлять.

Догадка деве не понравилось. Что-то было в этом неестественное. Только сначала она не понимала какого лешего за тем столом корпеть столько времени и что такого важного надлежит делать, если даже отойти по нужде будет нельзя.

В светёлку шаркая вошла Матерая, которую все уважительно кликали – Мать Медведица. Когда после «говённого» купания Райс знакомилась с этой «грозной» вековухой, то смех еле сдержала, то и дело хмыкая от гротескного несоответствия прозвища и внешности.

Матёрая Терема ростом от вершка корешок, да и всем телом какая-то мелкая и щуплая. С несуразно длинными тощими ручонками и крайне скудными седыми волосёнками. Глядя на неё убогую и нескладную, казалось, что в вековухе не хватает всего и сразу, везде и всюду. Но цветные колдовские узоры иссушенных рук, невольно заставляли уважать и побаиваться эту мелкую недоросль.

Матёрая вполне обыденно объяснила, что девке надлежит каждое утро, когда она будет входить в светёлку и будить, устраивать задницу на эту скамью и сидеть до вечера не вставая, пока она не придёт и не разрешит лечь спать.

В таком непонятном для Райс режиме «рабочего» дня требовалось продержаться всего, как сказала вековуха, каких-нибудь девять дней. А если непоседливая девка оторвёт от скамьи свою задницу, то со следующего дня срок сидения для неё начнутся заново, не зависимо оттого сколько она до этого уже отмучилась и вытерпела.

После инструктажа Мать Медведица, грозно смотря на рыжую в упор мелкими глазками указала рукой на сиденье с дырой, мол, давай, начинай, не задерживай, а сама, обойдя дубовый стол встала напротив, ожидая исполнения.

Райс сползла с лежака, обошла скамью, внимательно рассматривая и выискивая подвох. Потрогала, подёргала, а затем задрала подол и уселась голым задом пристраиваясь на дырку. Ей от чего-то стало весело. Сама не могла объяснить почему. Вот весело и всё. Изначально этот круг показался кутырке больно простым для прохождения.

Тут дверь в светёлку распахнулась на всю ширину и теремные девченята гурьбой втащили корзины с разной снедью и принялись накрывать стол яствами. Хотя нет. Не накрывать, а заваливать его разнообразными разносолами: мясо, различного вида, рыба всякая, птица, соленья, выпечка. напитки на любой вкус, фрукты с овощами, ягоды. Чего там только не было. Аромат по светёлке поплыл такой, что рыжая чуть слюной не подавилась только от одного увиденного и унюханного.

Райс расплылась в улыбке голодного хищника потирая руки в предвкушении, и собираясь попробовать всего по куску, как Мать Медведица, подняв пред собой тощую ручонку остановила её естественный порыв, тут же уточнив, что касаться еды те же девять дней нельзя. И правило отсчёта испытания такое же что и при сидении. Съела ягодку, хлебнула ароматный отвар. Молодец девонька! Только со следующего дня опять засветит новые девять дней, будто до этого ничего и не было. И наконец, вековуха, улыбнувшись закончила:

– Ты можешь, есть, пить сколь в утробу влезет твою ненасытную. Плясать иль валяться на лежаке кверху задницей, – инструктировала она ласково, – вот только из этой светёлки выйти не сможешь до той поры, пока не вытерпишь положенные девять дней. Мне не жалко. Хоть всю жизнь тут у нас живи. Не обеднеем, чай. Прокормим как-нибудь.

И с этими словами Матёрая медленно развернулась и покинула светёлку. Дверь за ней закрылась. Райс задумалась.

Рыжая поняла, что её таким образом будут испытывать на силу воли, а дочь царицы всегда считала себя девой волевой, несгибаемой. Даже первые два круга, по сути, лишь на воле выдюжила. Поразмыслив недолгое время, Райс однозначно решила, что справится. Должна, по крайней мере. К тому же всё равно другого выхода нет.

Первый раз она не выдержала испытание в тот же день к вечеру, буквально перед самым приходом Медведицы. Отсидела за день задницу на жёсткой деревяшке с вырезом до «не могу» и решила схитрить, думая, что за ней откуда-то следят через дырочку.

Так как распущенный подол полностью скрывал под собой скамью вместе с поганой лоханью и её пахнущим содержимым, то она решила если потихоньку приподнимется и разомнёт одеревеневшие ягодицы, а потом так же незаметно пристроится назад, то никто не заметит обмана. Решила, сделала. Только села обратно прямиком в помойную лохань, так как скамья под задницей уже отсутствовала. Она просто исчезла! Совсем!

Самодовольная царская дочь не смогла пройти испытание ни через девять дней как думала, ни через два раза по девять как поначалу надеялась. Мучения оказались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёстком седалище при виде изобилия еды и оставаться при этом голодной, не могла она никакими силами. Хоть убей не могла, как ни старалась.

Наконец Райс перестала истязать себя и здраво подумав устроила себе трёхдневный отдых. Три дня ела всё подряд, пила без ограничения, скакала как коза на лежанке давая себе отдых, а за одно раздумывая и строя планы как этот долбаный круг мучений сподручней пройти. Какие хитрости использовать? Какие ухищрения выдумать?

До этого царская дочь смогла продержаться только шесть дней и то в самом начале, а затем становилось всё хуже и тяжелее. Это как раз и натолкнуло рыжую на дельную мысль о трёхдневном роздыхе пред следующей попыткой мучений.

Отдых дал положительный результат. Она смогла продержаться целых восемь дней! Да и девять бы выстрадала, если не собственная оплошность. Чтобы хоть как-то размять задницу, Райс перекатывалась с одной половинки на другую и нечаянно, а может от голода голова закружилась, и она, потеряв равновесие кувыркнулась на пол со скамьёй. Пока падала, это колдовское отродье в виде скамьи исчезло будто не было.

В скором времени вошла Мать Медведица и увидев Райс валяющуюся на полу, беззвучно плачущую, и похоже не собирающуюся подниматься, тяжело вздохнула, подошла к безвольной деве покоящейся мешком и ничего не говоря уселась на пол рядом, складывая под себя ноги.

Измождённая рыжуха лежала без движения, подложив руку под голову и смотря тупым ничего не соображающим взглядом в пустоту комнаты. Она тихо лила слёзы ручьями, не выражая никаких эмоций на исхудавшем личике.

Матёрая тоже на неё смотреть не стала, а замерев столбиком уставила не моргающий взгляд, куда-то в бревенчатую стену. Сидели так, не реагируя ни на что и по виду обеих ни о чём не думая.

– Можно тебя спросить, Мать Медведица? – вдруг спросила рыжая тихим голосом, не меняя при этом ни своего положения, ни без эмоциональной маски на девичьем лике.

Вековуха какое-то время помалкивала, также не меняя в себе ни единой чёрточки, но затем тяжело вздохнув и повернув к деве голову, успокаивая видно саму себя в первую очередь, ответила:

– С теми, кто на круге, говорить запрещено. Но у тебя вроде бы как круг порушен в который раз, а заново начнётся только завтра, то, пожалуй, в разговоре нашем не будет нарушения. Так что давай, спрашивай.

– Кого из меня растят на этих грёбаных кругах? – огласила страдалица самый важный для себя вопрос.

Райс приходилось себя постоянно обманывать, что из неё тут делают будущую царицу степей. Это придавало смысл всем страданиям, моральным истязаниям и душевным мучениям. Придавало смысла всему, что с ней творилось последнее время и давало великую цель, но вместе с тем она всё чаще стала ловить себя на предательской мысли, что это всего лишь самообман и это не давало необходимой уверенности в дальнейшей борьбе за выживание.

Поэтому продержавшись с невиданным трудом целых восемь нескончаемых дней, когда не хватило всего лишь одних долбаных суток, она надломилась, разочаровавшись в собственных силах. Ей позарез нужен был какой-нибудь стимул, пусть призрачный, но не лишающий её всяческих надежд.

– Ты о чём? – непонимающе поинтересовалась Матёрая, посмотрев рыжей в зарёванные глаза.

– Ну, – замялась ярица и на её помятом лице, тенью скользнуло подобие растерянности, – вот Апити – ведунья с редким даром. И она говорит, что здесь ей некий стержень выращивают. И по прохождению девяти заветных кругов она станет лучшей из лучших прорицательниц. Какой-то особенной. А я тут причём? У меня же нет никакого ведьминого дара. Кого вы из меня-то выращиваете?

Мать Медведица буквально расплавилась в улыбке. Сделав это мягко и плавно. Да такой свет от неё пошёл, что даже дева, валяющаяся на полу, эту улыбку боковым зрением заметила и сдвинув глаза на преобразившуюся вековуху, приготовившись к чему-то. Вековуха зашевелилась, поднялась на ноги и протягивая мученице руку, заговорщицки, давая на что-то надежду проговорила:

– Пойдём-ка на лежак, девонька. Там сподручней валяться. А я тебе так и быть расскажу кое-что.

Райс не хотела вставать. Даже шевелиться до этого не порывалась, но брошенное Матёрой загадочное: «расскажу кое-что», разом выдернуло рыжую из «ничего не хотения» и дева с трудом поднявшись поплелась непослушными ногами к лежаку. Забралась на постель и свернувшись калачиком, буквально вся превратилась в слух и внимание. Мать Медведица присела рядом. Ласково погладила рыжую шевелюру.

– Никого мы здесь не растим, девонька, – довольная собой, но с некой долей печали в голосе проговорила вековуха, понимая видимо, что ответ Райс не понравится, – вы тут, проходя испытания сами по себе растёте. Нужное отрастает. Не нужное отваливается.

– Но зачем это всё? – непонимающе скривилась ярица, переворачиваясь на живот лицом к Медведице.

– А вот этого мне не ведомо, – всё с той же интонацией ответствовала рассказчица.

– А кому ведомо? – не унималась рыжая уже совсем не понимая.

– Троице естественно, – вдруг жёстко, приглушённым голосом будто боялась, что услышит кто, проговорила Мать Медведица и пристально уставилась кутырке в глаза.

Взгляд её стал настолько колючий, что рыжую аж передёрнуло.

– Не мы выбираем, кому здесь круги ходить, – продолжала в том же тоне Матёрая, – и не нам решать, что из вас получится.

– Как это? – опешила рыжая, – Апити же говорила…

– Твоя Апити – сорока-пустобрёха, ничего не знающая. Лишь бы потрещать. Выбор делается самой Троицей и никак по-другому. На круги нельзя попасть по собственному желанию, как и нельзя от них отвертеться. Высшие Начала нам указывают на таких как вы, а мы лишь исполняем божье повеление. Вот только…

Она неожиданно замолчала, закусив нижнюю губу, видно думая говорить или не стоит пока.

– Только что? – подтолкнула её решительно Райс, боясь, как бы вековуха не передумала раскрывать какую-то интересную тайну, которая наконец-то поможет ей со всем с этим разобраться.

– Только это редко кончается добром, – выдавила из себя седая Матёрая, потупив взгляд и помрачнев.

– Да объясни ты толком, – чуть ли не в приказном тоне потребовала уже перепуганная не на шутку дочь царская, которой тут же пришла в голову леденящая душу догадка, – мы жертвы для Троицы?

Матёрая Терема заметно вздрогнула, засуетилась и в раз исказилась лицом. По её кислому виду Райс поняла, что угадала. Рыжие волосы мгновенно встали дыбом, ком в горле перехватил дыхание, но Мать Медведица не дала ей кинуться в панику, успев взять себя в руки и порождая надежду, ответила:

– Не всегда, девонька. Коли вас выбирает один из Троицы, то да. Это жертва. Ни разу на моей памяти такие в свет не выбирались. Но тебя и Апити сразу двое выбрали, потому у вас есть шанс что выживите и станете такие же как мы «особые». Нашему «меченому» клану пополнение.

Райс от этих слов аж на четвереньки с живота подпрыгнула, забыв про панику и собственные похороны.

– Кто нас выбрал, Мать Медведица?

Та пожала узкими плечиками, отвернулась в сторону, но все же ответила:

– Тебя призвал сам Вал вседержитель да Мать Сыра Земля. Притом Святая Вода не препятствовала. Вроде бы как тоже был не против. А Апити твою, та же Мать Сыра Земля и Святая Вода затребовали, и Вал Вседержитель против не высказался, хоть призывом своим и не о благоденствовал. Но о тройном призыве я даже не слышала никогда. Вроде как может быть, но не бывало никогда.

– Мама знала про это? – поинтересовалась насторожено дева.

– А то, – призналась, не раздумывая вековуха, – мы с ней почитай всю ночь на пару ревели. Она тебя жалея. Я её.

– И как это происходит? – спросила Райс после долгой паузы раздумий.

– Что происходит?

– Ну, выбор.

Матёрая замолкла, уставившись на деву, будто опешила от её вопроса, а затем резко помрачнев сказала, как отрезала:

– Не надобно тебе знать этого. По крайней мере, не теперь, пока числишься на кругах.

– Расскажи, что можешь, – умоляла ярица.

– Про что?

– Да хоть про что. Коль про выбор не можешь, расскажи про круги. Какие они?

Мать Медведица губами пошамкала что-то обдумывая и начала излагать сжато и уклончиво:

– Ну, первые – это и не испытания вовсе. Так баловство почитай. Подготовка на будущее, но для всех обязательная. Чистят разум с телом да на крепость пробуют. Коль пройдёшь – значит годная для настоящих испытаний. Подготовка эта проходит долго и муторно. Ни на один год тут засиживаются такие быстрые как вы. А вот сами испытания скорые и смертельно опасные. При этом кто-то жертвует разумом, лишаясь его напрочь. Кто-то калечится телом, становясь уродом, а кто-то и с самой жизнью прощается.

Мать Медведица вроде как закончила рассказ, уставившись пустым взглядом в бревенчатую стену, а по спине у Райс дорожка холодного пота побежала. Молчали обе. Каждая думала о чём-то о своём.

– Зачем ты рассказала мне всё это? – нежданно-негаданно потребовала ответа царская дочь, да ещё с гонором, будто это ни она заставила говорить, – до этого у меня хоть теплилась надежда, виделась цель впереди. Хоть придуманная, но цель. Ради которой я терпела и пересиливала, а теперь?

Матёрая не ответила.

– Я думала, что вы растите из меня будущую царицу, – призналась рыжая, уже не скрывая своих амбиций от хозяек Терема, – это подхлёстывало и заставляло двигаться вперёд. Полагала, что, пройдя эти унизительные круги я кем-то по-настоящему стану. Кем-то важным и значимым.

– Так и будет, – прервала её сопливые излияния вековуха властным голосом, – пройдя теремные круги станешь одной из нас. А вот уж одна из нас становится главой нашего клана, и заодно как обязательный довесок, царицей степи с её вольными народами.

Райс опешила. В груди заколотилось сердечко как у загнанного зайца. Матёрая хитро хмыкнула, подёрнув плечиками, повернулась к очумевшей деве и продолжила:

– Не покривив душой скажу, что все, кто проходят теремные круги растят в себе будущую царицу. Мы все сёстры меж собой и все меж собой равны, а вот кому нас за собой вести, то опять решает Троица. Им сверху всё-таки видней.

– Как это происходит? – выпалила в азарте прикосновения к тайне рыжая.

– Ты поднимись сначала до нас, торопыга любопытная, – скривилась в ухмылке Мать Медведица, – не по делу тебе ещё такие вещи знать.

Райс уже и забыла о том, что могла стать выбранной жертвой, а не одной из «особых» дев, госпожой, всего признанной мира. Теперь её бредовая цель одномоментно приобрела статус реальности. Хандру как рукой сняло, а в глазах сверкнул азарт борьбы за мечту и далёкие победные проблески.

– Ты спросила, на кой ляд я тебе всё это рассказываю? – неожиданно спросила Матёрая после долгой паузы, и перейдя на шутливый шёпот заговорщицкий проговорила, – я обещала твоей маме: чем смогу – помогу. Хоть мы немножко с ней нарушаем правила, но Вал Вседержитель простит это мелкое прегрешение, а Мать Сыра Земля ни почто не выдаст нас на съедение. Ну как, рыжая? Помогла ль я тебе, чем смогла?

– Даже очень, Мать Медведица, – ответила восторженным шёпотом дева и разливаясь в благодарственной улыбке от счастья…

На дворе полетел колючими хлопьями первый снег, когда царская дочь пробудилась поутру сама без посторонней помощи и не узрев ненавистного стола со скамьёй замерла в полу лежачем положении. После того памятного разговора и нескольких дней отдыха с размышлениями, она с первой же попытки выдержала сидение. Только вот не совсем следила за этими одинаковыми днями.

С вечера вроде, как казалось, что положенное высидела, но вошедшая Матёрая, загоняя деву на лежак как всё последнее время, почему-то эту уверенность из Райс своим молчаливым поведением выбила.

Испив дежурный черпак воды, что ставился у изголовья и разрешался для употребления перед сном и после, она в сомнении упала на лежак. Потом собралась, встала и на обессиленных ногах нерешительно двинулась к двери. Тронула. Створка играючи бесшумно распахнулась.

Ошеломлённая рыжая, ещё какое-то время постояла, дыша полною грудью словно задыхалась без воздуха, а затем завизжала, да так что взбудоражила весь Терем по тревоге.

Когда на шум сбежались его обитатели, то увидели растрёпанную и измождённую деву, валяющуюся кулём в дверях и рыдающую навзрыд. Все как одна принялись неутешную поздравлять. Кто-то додумался воды подать и сунуть в ослабшую руку кусок лепёшки.

Райс пить не стала, а лепёшку, зажатую в руке, прижала к груди, озираясь на теремных девок, как бы кто не отобрал невиданную драгоценность. Сначала царская дщерь валялась на боку, продолжая поскуливать, наотрез отказывалась даже садиться не то, что куда-нибудь идти. Наконец, сообща с гомоном и девичьим щебетанием её подняли и торжественно сопроводили на теремную кухню, где исхудавшая до безобразия ярица, от которой лишь «лазоревые глаза остались», принялись стоя кормить только что сваренной постной кашкой.

Апити визжала с рыданьями поэтому же поводу только ближе к весне в разгар Разбитной Масленицы.40 Всё то время что Райс отдыхала и обживалась в Тереме после прохождения третьего круга, рыжая постоянно дежурила у светёлки подруги-неудачницы. Переговаривалась с ней через закрытую колдовским запором дверь, давая советы с наставлениями и ругаясь на бестолковую подругу, вечно голодную. Белобрысая спокойно выдерживала сидение, но голодовку – ни в какую не осиливала.

Апити потом долго распиналась в благодарностях за то, что Райс поддержала и заставила терпеть, каждый раз заканчивая благодарственные излияния одними и теми же словами только в разных интерпретациях: «коли б не ты подруга, я бы сдохла от обжорства окончательно иль сошла с ума от одиночества и собственной никчёмности». Райс выслушивала горемыку, сочувствовала. Поведала о своих мучениях, лишь о разговоре с Матёрой умолчала…