Читать книгу Степь 2 - Александр Берник - Страница 12

За плечами Райс и Апити осталось семь кругов. Впереди всего лишь два, заключительных, но именно перед восьмым у белобрысой случилась истерика. Она принялась психовать и нервничать из-за любого пустяка и вообще резко изменилась не в лучшую сторону, став злой, капризной, раздражительной, потому что он, как она выразилась, для неё – ВСЁ.

За свою жизнь дева не беспокоилась, а вот за свой дар костьми ложилась поперёк дороги. Именно на этом круге молодуха могла стать тем, о ком мечтала и ради чего всё это вытерпела, то есть «самой-самой», «самее» некуда, а могла всё потерять и распрощаться с даром, и тогда пережитое за последние годы попадало, как она выразилась псу под хвост. А вот то, что жизнь могла положить на алтарь, её вообще не беспокоило. Без «самой-самой» она себя не представляла в жизни.

Пока подруга шастала словно тень из угла в угол, не находя себе места ни в одном из них, Райс довольно быстро освоила своё умение, дарованное Отцом Неба. Она с лёгкостью могла справляться с Валовой защитой, включать и выключать по желанию. В ней оказалось ещё одна скрытая ценность. Защитная оболочка появлялась помимо её воли, как только возникала какая-нибудь опасность. Стоило лишь Райс моргнуть, например, от неожиданности или резкого испуга, как защита мгновенно окутывала деву, ограждая от напасти.

Рыжая даже потребовала лучшую подругу стегнуть её как следует «нервной плетью». Белобрысая долго «слала её по матери», не соглашаясь бить царскую дочь, но потом та её так достала, что Апити исподтишка неожиданно «врезала», чтобы отстала раз и навсегда. Да ни тут-то было. Её плеть хоть и оказалась для Райс полной неожиданностью, но тут же рассыпалась искрами о Валову защиту, хоть молодуха вовсе о даре не подумала. Подобный подарок впечатлял своими возможностями.

Восьмой круг они также проходили порознь. Притом на этот раз первой увели Апити, а Райс только на следующий день и в другом направлении. Царскую дочь в очередной раз вывели в заповедный лес, в ту сторону, где горе-испытательница по недоразумению поляну «прибила». Выдали нож, мешочек соли, пустой мешок для воды. Всё уложили в заплечную котомку и пустили гулять, проинструктировав лишь одной фразой:

– Ты только смотри внимательно по сторонам да ночёвки как следует обустраивай. И не глазами ищи с задницей, а заимствованным у зверя чутьём, – выговаривала ей Матёрая по прозвищу Водная Гладь, – с волчьим чутьём ищи, как положено.

Райс с детства знала закон сестричества, запрещающий боевой девичьей орде в походе устраивать стойбища на одном и том же месте дважды. Да и сами места ночёвок не выбирались как ни попадя, а с особым звериным чутьём и лишь «мечеными». Но как ордынские Матёрые выбирали те места, никогда не задумывалась. И вот представилось этому научиться самостоятельно, так сказать, на собственной шкуре.

Задание молодухе показалось проще некуда и с её-то дарами и способностями, что получила рыжая за эти кошмарные годы, даже каким-то несерьёзным, попахивающим детством. Ну, подумаешь по лесу погулять. Хотя на дворе стояла ранняя весна. Снег на опушках сошёл, но в ложбинах всё ещё оставался, и главная противность этой слякотной поры заключалась в огромной сырости. Местами лес затопило целыми озёрами и шастать по колено в ледяной воде молодухе очень не нравилось.

Зверя она не боялась, никакого, хоть самого лютого. Это зверь теперь пусть её боится такую мощную и кровожадную, а почувствовать место научится как-нибудь, не такому тут научилась за Теремные годы. Но на всякий случай спросила, понимая, что больно дело кажется простым, притом поинтересовалась так, как бы между прочим:

– И долго мне гулять по этой сырости?

– Ну, коли б Апити пошла, то ей девяти дней бы хватило. Ты же можешь со своим характером там всю жизнь бродить до скончания собственного века, сама превратившись в невиданного зверя. Это как уж тебе понравится. Только на моей памяти восемь девок из леса не вертались, до сих пор где-то шастают. Может встретишь кого, не знаю. Хотя скорей всего их уже сожрал кто-нибудь. Тебя, молодка, лес выпустит лишь после того, как научишься звериному чутью и девять ночей кряду выберешь правильно место для ночёвок.

Вековуха Водная Гладь ехидно хмыкнула, глядя на самоуверенную рыжуху и издевательски добавила «Хе-хе» противным старческим голосом.

Царская дочь даже успела обидеться на её противное «хе-хе». Губки надула, посверкивая затаённым злом в лазоревых глазищах, но тут же окоротила себя и призадумалась. Но думай не думай, а круг проходить всё равно надо. Сплюнула, поправила заплечную котомку и зашагала в неизвестность на волю проведения.

Молодуха, как и каждая бы на её месте далеко в лес не пошла, а лишь скрывшись за деревьями с кустиками, оглядываясь притаилась. Думала она, как и все нормальные люди в этом случае. Раз возвращаться обратно, то зачем далеко ходить. Тут по краю поживёт, волчье чутьё в себе вырастит и домой по-быстрому, чтоб сапоги не стаптывать и ноги не мочить бес толку.

Не откладывая на потом, дева сразу принялась отыскивать место. Есть не хотелось, пить тем более, чего попусту драгоценное время тратить. Обошла вокруг. В одном месте постояла, прислушиваясь к внутренним ощущениям, в другом походила-побродила. Просмотрела третье, четвёртое.

Спустя недолгое время выборов она уселась на сухом бугре меж двух ровненьких берёз. Место показалось ей светлое, вполне доброе, а главное сухое и на солнышке. Здесь и решила делать первую ночёвку, чего бродить неприкаянной, если везде одинаково. Другого места искать не стала, оттого что неожиданно призадумалась. А как вообще эти ночёвки обустраиваются?

Конечно, за Теремные годы, где только не спалось царской дочери, но вот на голой земле и в весеннем лесу как-то до этого не приходилось. Первым делом нашла поваленное дерево, ножом нарубила-нарезала веток, собираясь разжечь костёр, только всё настолько промокло, что хоть выжимай.

Она не раз видела, как Теремные девки разводили огонь, крутя в руках палочкой с помощью ненатянутого лука, хотя сама подобную процедуру не пробовала, но почему-то решила, что это не сложная хрень. В конечном итоге уже в полной темноте, хоть глаз коли так и не добыв огонь, как ни старалась, привалилась на натасканные берёзовые ветки и уснула, укутав себя Валовым даром…

Проснулась в предрассветной мгле от резкой раздирающей боли в ноге. Ничего спросонок не поняв, и вместо того чтобы открыть глаза, наоборот зажмурилась что было силы и принялась визжать как недорезанная свинья, пытаясь вырвать конечность из чьей-то злобно порыкивающей зубастой пасти, которая наоборот старалась куда-то молодуху утащить.

Лишь когда не удалось вырваться, неистово брыкаясь распахнула глаза, и мохнатая тень жалостно скуля зашвырнулась защитой в сумрачный лес. Райс взвыла от обжигаемой огнём боли и ухватившись за истерзанную ногу, тут же почувствовала на штанах липкую кровь.

Скинула сапог задирая разодранную штанину, но толком рассмотреть ничегошеньки не смогла. В лесу ещё стояла темень, раннее утро, да и со сна глаза ещё толком не разлепились будто склеились. Заметалась по сторонам в поисках чего-нибудь, непонятно чего. Лишь чуть позже сообразив где находится, постаралась успокоиться.

Родила на месте раны слабую «дрожь земли» и тут же почувствовала облегчение. Даже смогла разглядеть, как вытекшая кровь, сначала запенилась пузырями, превращаясь в чёрную корку и замерла сухими подтёками. Включила «плеть» на «лечебку» и принялась руками убаюкивать раненую ногу, истерзанную в лохмотья.

Постепенно, к тому времени как рассвело боль совсем ушла. Дева даже прощупала рану, помяла. Засохшая кровь осыпалась шелухой, но ран под ней молодуха не обнаружила, только белые разводы от заживших рубцов. Довольная собой одёрнула штанину, натянула сапог и встала на ноги, в яростной решимости найти, изловить обидчика и немедленно умертвить суку мучительной смертью.

Только все попытки излить на кого-нибудь свою ярость оказались напрасными. Сколько ни бегала и ни всматривалась в посветлевший лес, так вражину и не нашла. Вернувшись и подобрав котомку, задумалась. Это что же получается? Если уснула, то выходит, и защита теряется? Это открытие рыжую явно не обрадовало. Означало, что следующее место для ночлега действительно придётся искать по-настоящему.

Наполнив пустой мешочек водой из затопленной ямы. Положила его на ладонь и тряханула «дрожью» как следует, уже зная, что после такого любая зараза дохнет и вода очищается до состояния родниковой. Отпила до ломоты в зубах и закинув остатки в котомку, недолго думая направилась к Терему, сообразив, что лучше всего пристроиться где-нибудь там у высокого забора поближе к людям и подальше от лютого зверья. Но сколько не шагала в нужном направлении, никакого частокола не нашла, да и сам лес становился отчего-то всё более диким и нехоженым.

Вот тут молодуха по-настоящему струхнула. Она поняла слова Матёрой, что зачарованный лес её просто так не выпустит. Он будет морочить Райс, выбивая из царской дочери самодовольство и нахрапистость, заставляя блудить до бесконечности по этим непролазным дебрям и болотам до тех пор, пока рыжая дура ума не наберётся и не научится тому, что должна. А если не осилит урок, то утопит где-нибудь или отдаст на съедение.

Пометавшись из стороны в сторону, молодуха совсем отчаялась, поняв простую истину, что заблудилась, вообще потеряв все ориентиры. Даже не понимала в какой стороне солнце встаёт.

Поревев некоторое время для облегчения, дева окончательно успокоилась. Присела на поваленную сосну и призадумалась над своими дальнейшими действиями, понимая, что все её предыдущие соображения по поводу прохождения круга окончательно рухнули. А ведь она прекрасно знала, что каждый последующий круг круглее предыдущего, а значит и для жизни опасней.

Первое чем молодуха занялась, бросив всё, это согревающий огонь. Методом проб и ошибок, допускаемым сплошь и рядом, удалось подобрать палочку для трения и боле-менее сухенькую деревяшку. Дело доходило до жидкого дымка, вот только огонь никак не хотел рождаться. Что она только ни пробовала поджечь, ничего не горело у царской дочери.

Только наскоблив от сухого ствола тонкой стружки и шелухи от берёзовой коры, ей впервые в жизни по-настоящему удалось родить огонь. Радости молодухи не было придела. Она тряслась над маленьким костерком как клуша над цыплёнком-желторотиком. В конце концов, огнище разгорелось до приемлемого, что позволило ей и обогреться, и обсохнуть.

Место для ночлега вовсе не стала искать. Тут у огня, натаскав целую кучу дров, улеглась, посматривая злобно по сторонам и выискивая кого бы прибить за свои мучения. Голод молодуху пробирал «до не могу», только есть нечего. Мелкое зверье попряталось спать. Зверя побольше вообще не видела. Залила голод водой и от усталости упав на ветки тут же вырубилась, нагулявшись на свежем воздухе целый день…

Проснулась опять от дикой раздирающей боли, но на этот раз резануло в руке повыше локтя. Распахнув обалделые глаза и не успев завизжать, забыв, как это делается, увидела лишь злобную волчью морду, тут же отброшенную куда подальше в кромешную темноту. Только отшвыривая от себя зубастую суку, чуть руку себе не оторвала собственным божественным даром, потому что клыки от рывка распороли рукав тулупа, да и рука была прокушена до кости.

От полоснувшей боли, чуть сознание не потеряла, но опыт прошлого пробуждения тут же продиктовал нужные действия. «Дрожь земли» для остановки кровотечения, затем «кнут» на лечение, даже не скидывая тулуп.

На этот раз она провозилась с рукой до самого полудня. Уж больно сильно серая сука повредила руку, задев кость. В тот день, «дрожью земли» выпущенной с пальца сбила белку с дерева и разведя костёр, впервые за время скитания по лесу поела зажаренного на огне мяса, но снова провозилась с этим настолько долго, что место для ночлега уже искать стало некогда.

На этот раз рыжая решила схитрить. Залезла на дерево, пристроившись на толстенный сук, вынула пояс, обмоталась вокруг ствола. Похвалила себя за находчивость и уснула спокойным сном, уверенная в своей полной безопасности.

Проснулась находчивая дева от удара о твёрдую землю и тут же угодила в вонючие пасти целой волчьей своре, явно караулившей добычу под деревом. Пока пришла в сознание от удара головой обо что-то твёрдое, пока моргнула обалделыми глазами, подрать они её успели знатно. Тулуп в лохмотья, шапка вдрызг, один сапог вообще с концами упёрли, так и не нашла. Кроме того, поранили обе руки и опять ту же горемычную ногу.

Во время лечения вся уревелась, так себя было жалко и обидно, что всех бы прибила, попадись кто под горячую руку. Только проревевшись и успокоившись, вспомнила, что это не простой лес, а заколдованный. Значит, чтобы она не придумывала, он её обязательно достанет и будет рвать голодным зверем пока рыжая не научится правильно отыскивать место для ночёвки. Что требовалось искать молодуха понимала, но никак не могла сообразить, как это надлежит делать.

Плюнув на охоту, огонь и расползающееся рваньё, чинить всё равно было нечем и некогда, принялась искать заветное место. Что Райс для этого только не делала: и сквозь радугу места осматривала, «дрожью земли» целые поляны вытравливала, и хлестала «нервной плетью» по чему не попадя, и сквозь защиту мельчайшие отблески отыскивала, ничего у неё не получалось хоть ложись и от безысходности помирай. Каждое утро начиналось как по расписанию без каких-либо отклонений в пробуждении: волки, вопли, «заживлялки» с «лечилками». Рёв, мат, злобные проклятья и поиски заветного места…

Лес давно подсох, трава зазеленела молодой порослью, цветочки то тут, то там повылазили. Почки кое-где начали распускаться. Птицы прилетели, горланят целыми днями, дикую да озверевшую молодуху нервируют.

Царская дочь вся в грязи с ног до головы, оборванная до несуразных лохмотьев, не пойми с чем на голове, торчащим в разные стороны, утыканное мелкими ветками и травой с листьями, злая как последняя собака, просидевшая всю жизнь на цепи, брела по ненавистным дебрям, чутко прислушиваясь к лесу с неистовым щебетанием птиц, совсем сбрендивших от весны, выбирая, кого сегодня сожрёт.

Хромая на покалеченную ногу, не залеченную до конца после ночной схватки в логове медведя, она кралась средь опостылевших деревьев, лютым хищником, одичавшим взором прощупывая окружение. Медведь, сволочь косолапая, не только успел её подрать, пока как всегда разбиралась спросонок где находится, и кто это к ней лезет без разрешения, но и ногу сломал, вывернув кость. Мясо с кожей по-быстрому залечила, а вот на кость времени требовалось значительно больше, только где его взять. Утекало времечко, словно вода через растопыренные пальцы.

Медведя защитой зашвырнула в болото. Туда молодуха, естественно, не полезла, поэтому осталась без медвежатины, а ведь так надеялась на вкуснятину. Вот и хромала эта чащобная дикость, промышляя зверя с птицей помясистее. Белки с воронами надоели аж до оскомины.

Навострив глаза и уши, одичавшая девка настороженно, стараясь двигаться по лесной подстилке беззвучно, кралась к кустам обширного малинника, где шуршало что-то крупное и массивное. Притом зверь шастал по малиннику не скрываясь, шевеля по несколько кустов за раз.

И тут неожиданно обострённое обоняние учуяло нечто невероятное, будто пахнуло чем-то вкусненьким и почти забытым, вроде как печёными блинами. Дикарка резко выпрямилась и принюхалась интенсивней. Огляделась по сторонам, но ничего не обнаружила, сколько не всматривалась и с какой бы тщательностью не принюхивалась. Подумав, что опять померещилось вновь присела и сосредоточилась на малиннике. Тот, кто там хозяйничал, пробирался прямо на охотницу, а та уже приготовилась, выставив указательный палец и заводя в себе убийственную «дрожь земли».

Но тут, как назло, снова пахнуло блинами со стороны да так отчётливо, что девка бросив выслеживать зверя, встрепенулась, принюхалась к той стороне откуда как показалось доносится запах. Какое-то странное чувство домашности потянуло радостным ветерком, но тут же ей пришлось возвращаться к реальной жизни изголодавшейся дикарки, так как из малинника выскочил огромный секач и ломая кусты во всю прыть ринулся убивать охотницу.

Она растерялась от неожиданности не успев прибить клыкастого, смогла лишь от страха вжаться спиной в дерево, но сработала Валова защита и кабан, врезавшись в неё мордой словно в каменную стену, рухнул у её ног, разбрызгивая кровь из разбитого пятака во все стороны.

– Вот придурок лохматый, – обозвала его дикая девка и тут же добила из пальца убийственной «дрожью», – охотится он на меня вздумал, вонючий свин.

Но вместо того, чтобы заняться полученной добычей, Райс настойчиво направилась в сторону странного запаха. С каждым шагом аромат становился всё отчётливее и манил настолько, что заставил вообще всё забыть и перейти на бег.

Выскочив на большую поляну, где пекли блины, учуянные носом, молодуха заметалась из стороны в сторону в поисках источника. Её неожиданно охватила эйфория невиданного восторга и обретённого с таким трудом обычного человеческого счастья, но, сколько бы она не бегала, блинов так и не обнаружила. Только поняла, что стоит от поляны отойти в сторону, как аромат становился слабым и размазанным.

Встав в центр поляны лесное чудо-юдо хмуро огляделось вкруг, обернувшись раза по два в каждую сторону и в голову пришла единственная, как ей показалось здравая мысль, а может так пахнет нужное место? Решила тут же проверить, тем более другого варианта всё равно не нашла, как и все разы до этого. Не спеша вернулась за тушей прибитого кабана. Всего тащить даже не попыталась, чего надрываться. Оттяпала от него обе задние ляжки и приволокла их на ароматную поляну. Развела костёр, запекла одну, предварительно запечатав в накопанной тут же глине.

Валяясь на траве после сытного обеда, молодуха впервые за все последние дни, да и вообще, наверное, за все дни дикого блуждания по заколдованному лесу, почувствовала себя умиротворённой, без всяких внутренних команд и заученных слов.

Райс осязала всеми чувствами свою полную защищённость непонятной силой. Она вдруг неожиданно прониклась этой мощью, живой, трепетной, будто с головой окунулась в зелёное облако травы, состоящее из ароматов, звуков и всеобщей зелени. Молодуха по наитию поняла, что на этой поляне сконцентрирована вся сила леса, и израненная дикарка находится под её защитой. Как можно точнее постаралась запомнить все ощущения, возникшие в ней под воздействием силы Великого Леса, чтобы они буквально въелись в память.

По заведённой традиции находясь на испытаниях, Райс давно перестала отсчитывать дни, и уже даже примерно не представляла себе, как долго находится на круге. Но впервые за всё время блуждания рыжая по-настоящему успокоилась и даже почувствовала себя прежней царской дочерью, отчего вновь вспомнила о поставленной перед собой цели, о которой за время лесного проживания уже начала забывать, чуть ли, не смирившись со своей участью дикарки.

Скинув с себя остатки разодранного тулупа, в обрывках коего до сих пор шастала по лесу, так как от нижней рубахи остались одни огрызки, а рукавов, что пошли обмотками на ноги вместо сапог, уже давно у рубахи отсутствовали. Погладив «нервной плетью» не долеченную ногу, развалилась на солнышке, пригрелась в ласковых лучах и заснула безмятежным сном.

Проснулась поздно вечером от тревожного чувства. Быстро вскочила на ноги, набросила тулуп, схватила грязную котомку, настороженно озираясь. Аромат поляны пропал, и Райс тут же догадалась о причинах. Раз переспала, подумала она, значит место испортилось. Надо искать другое даже на ночь глядя. Ничего не поделаешь.

Молодуха так замечательно выспалась, что решила ночь посвятить поиску, а заодно и на волков поохотиться, уж больно злость пробирала на серых тварей. Есть их конечно же не собиралась, но поубивать каждого кого встретит считала для себя святой обязанностью.

Волков прибила только пару, подвернувшихся под горячую руку притом сделала это одним ударом и что самое удивительное под утро действительно нашла новую поляну, только пахнущую мясом с жареным луком. Райс чуть слюной не захлебнулась от предвкушения вкусного блюда.

Недолго думая, устроила на ней привал с отдыхом, с удовлетворением отметив про себя, что это уже вторая подряд нужная поляна! По-быстрому развела костёр, вынула из котомки вторую ляху и впервые за всё время блуждания решила заняться своей внешностью и даже внутренне посмеялась над собой, хотя своей чумазой рожи всё равно не видела.

Как и на первой найденной поляне, молодуха завалилась спать и проспала до вечера. Проснулась отдохнувшей и выспавшийся, полной сил и целеустремлённой на поиски третьей по счёту поляны пригодной для отдыха.

Ночь прошла спокойно, никого не убила, все попрятались, потому что в ночных поисках шла по лесу словно лось с жуткого перепоя, с шумом, грохотом и разными ругательствами. Вот только места не смогла отыскать, как ни старалась. И весь день потратила на поиски и когда совсем отчаялась, под самый вечер наткнулась на просторную лужайку. Та не пахла едой как первые, а источала запахи вполне привычные для лесной поляны, благоухая цветами и травами, но и на ней Райс почувствовала спокойствие, защищённость и «зелёную» силу. Поверив в свои ощущения, приняла решение о ночлежке именно здесь.

Костра разводить не стала. Устала. Догрызла остатки кабаньей ляхи остывшей до «не вкусности» и завернувшись в остатки рваного тулупа, понадеявшись наудачу отправилась рассматривать сны. Утром пробудилась сама, без привычной волчьей побудки с её раздиранием, но уже со знакомыми тревожными чувствами. Поляна вроде не так пахла, как с вечера. Только на этот раз убегать ни кинулась, решив спокойно подлечить хромающую ногу, а уж затем подаваться на поиски следующей.

Настроилась на привычное лечение и нежно поглаживая срастающуюся лодыжку мечтательно подумала про себя, вот бы научиться находить эти поляны так же по запаху, но только издали, а не бегать по всему лесу высунув язык. Первую нашла случайно. Вторую, спустя целую ночь. На третью потратила день с ночью. Ну, а следующую? Сколько искать, бегая по дебрям? «А ведь «нервная плеть» – водная», – думала царская дочь продолжая поглаживать ногу, – «а вода – стихия ведунь, как-никак. Наверняка как-то можно с её помощью определять эти поляны на удалении, чтобы не искать на ощупь, бегая на каждую проплешину. Вот так бы взять и пронюхать всё на расстоянии».

И с этой фантазией, окрылённая Райс действительно взяла и принялась воображать себе, как бы она это сделала. И тут же, не успев углубиться в выдуманный лес в своём «больном» воображении, как явственно ощутила запах пареной каши и от неожиданности даже врезала себе по ноге болезненной «плетью», от чего взвизгнула. Почесалась и вместо того, чтобы перепроверить открытие, схватила котомку и со всех ног кинулась бежать в том направлении, откуда ей померещился причудливый запах.

Визг на весь лес с дикими воплями и скаканьем взбесившейся козой по найденной поляне, разогнало всю живность в округе, не найдёшь. Её счастье казалось безмерным. Она не только поняла, как определять места по запаху, но и как находить их на расстоянии. Там же устроившись поудобней на траве, включив «лечебку» на исцеление, пронюхала всё вокруг до куда дотянулась и определила аж шесть таких мест, что хватало ей с лихвой для завершения этого круга.

Наконец-то ожила царская дочь и забыв о дикости занялась лицом с волосами, ободранными руками, уже давно не похожими на руки и вообще телом, приводя себя в порядок. Но на третьей по счёту поляне, сознательно вернула свой дикий образ, решив на радостях устроить представление для Матёрых. Она им покажет озверевшую дикарку. Она ещё вернёт Водной Глади её «хе-хе» с довесочком…

К Терему из леса вышло нечто неописуемое. Грязное, оборванное, босиком, хромающую на одну ногу. Из пакли замусоренных волос, торчащих дыбом просматривалось нечто уродливое, непонятно в чём вымазанное ни то лицо, ни то звериная морда, не то лик мерзкой нежити.

Одна рука, дрожа упиралась на длинную палку, изображающую колдовской посох, с развешенными звериными черепами, притом плохо обработанными, с кусками кровавого мяса, в основном беличьи и пара заячьих, кажется, в общем, кого успела по пути оприходовать того и повесила.

Вторая рука превратилась в чёрную культяпку с длинными острыми когтями, торчащими вместо пальцев. Райс полдня потратила, лепя из глины данное произведение и высушивая над углями, обжигая пальчики. Вся шея и обрывки былой рубахи, что вылезала из-под остатков тулупа, пропитались свежей кровью, притом самой настоящей, правда, беличьей.

Шагало это «чудо» не спеша, хромая и приволакивая ногу, тихо завывая под нос, заранее зародив в себе «дрожь земли», то и дело сбрасывая её помаленьку в землю, разряжаясь, чтобы птицы во круге замолкли, а прочая живность по норам забилась.

Страшная, мрачная надвигалась она на Теремные ворота, где в почётном карауле выстроился комитет по встрече. Ещё не дойдя до ворот, но различая встречающих, Райс с удивлением и трепетным восторгом различила среди трёх вековух с пристроившейся к ним Апити и теремными девками, сгрудившимися вокруг, свою древнюю-при-древнюю «подругу» – Шахрана, почему-то лысого.

В своих вечно широких безразмерных штанах и таком же балахоне с рукавами, шитого не понятно на какую лошадь. Это так обрадовало царскую дочь, но вместе с тем подхлестнуло молодуху на более широкомасштабное представление.

Лесное чудовище доковыляло до линии ворот и остановилось, грозно порыкивая. Где-то неожиданно с дальнего двора жалобно заскулила одна из теремных собак, что придало происходящему ещё больше жути. Матёрые стояли словно в землю вросли, ухватившись за посохи обеими руками.

Шахран вообще странно выглядел, будто тужился или уж наложил полные штаны. Но тут всё представление испортила эта белобрысая дрянь Апити. Она сначала несколько раз буркнула, будто её тошнит и вот-вот вырвет, прикрывая рот руками, а потом как залилась истеричным хохотом, хватаясь за живот обеими руками и чуть ли, не падая на землю. Смех её оказался такой заразительный, что Райс не выдержала и улыбнулась в ответ, громко выкрикнув:

– Ах ты дрянь белобрысая! Всё испортила!

И с этими словами залепила подруге «плетью» по заднице. Та взвизгнула, хватаясь за ужаленное место, но хохотать от этого не перестала, наоборот, заверещав, сначала спряталась за Матёрыми, с коих можно было писать монументальные картины, рисуя ужас иного потустороннего мира, а затем всё так же звонко заливаясь и повизгивая пустилась прятаться в Теремные коридоры.

– Вот дрянь, – прокричала ей вслед повеселевшая молодуха, – испортила всю красоту момента.

Бросив палку и перестав хромать, подошла к вековухам, продолжая тем не менее юродничать:

– Ну что бабоньки, обмочились небось, – и посмотрев на перепуганную Водную Гладь добавила, – хе-хе.

– Тфу, – сплюнула Матёрая в ответ, хватаясь за щуплую грудь, – чё ж ты творишь, дура рыжая. Мы ж бабы вековые, немощные. Магём ведь и кони двинуть.

Тут она замахнулась на молодуху посохом, но бить передумала, а грозно скомандовала:

– А ну быстро в баню отмываться, дура нечёсаная. Устроила тут. Троица, когда ж мы от тебя избавимся-то…

В баню Райс сопроводили теремные девченята, но по пути держались испугано, на расстоянии. Раздели словно великую царицу, принимаясь смывать грязь и выуживать из волос мусор, на что царская дочь не возражала, блаженствуя.

А затем в помывочную ворвалась визжащая Апити в чём мать родила или в чём при муже являются и кинулась мокрой подруге на шею обниматься. Радость её зашкаливала. Райс по простоте душевной изначально подумала, что подруга радуется за неё, но когда эта белобрысая гадина закончила обниматься и принялась хвастать своими новыми подкожными узорами, то поняла, что эта дрянь радуется за себя, а не за царскую дочь, как положено.

По всему телу новоиспечённой ведуньи сверкал в отблесках масляных ламп рисунок из хитро закрученных линий, переливающихся от небесно-лазоревого через цвет морской волны в изумрудно зелёные отблески. Эта гадина хвасталась перед Райс, но царская дочь тут же поймалась на неведомом для себя чувстве. С одной стороны, она вроде как ей завидует, что с ней, в общем-то всегда бывало в подобных случаях. Но вместе с тем как-то по белому, тоже радуясь за «особую» подругу.

Они в очередной раз обнялись и Райс вдруг зарыдала от нахлынувших чувств, только сейчас осознав, что лес её отпустил бедную, резко вспомнив и обглоданные руки с переломанными ногами, и все перипетии последнего времени. Но жалела она себя недолго. Отревела достаточно быстро, наконец-то увидев и у себя на отмытом теле слабо зелёные разводы на теле, в которые превратились белые шармы от укусов, порезов и прочего.

– Ладно, хватит, – утирая солёные слёзы, остановила себя царская дочь, – после бани лясы поточим. С Шахраном-то познакомилась?

– Ну, так. В общих чертах, – как-то неуверенно ответила подруга.

– А не знаешь за чем приехал?

– Знаю, – грустно созналась белобрысая, – его твоя мама прислала.

– Зачем? – удивилась Райс.

– Тебя забрать, – поникла головой Апити.

– Как забрать? У нас же ещё круг?

В ответ Апити только пожала плечиками, мол ни знаю, ни спрашивай.

– Врёшь ты всё, – неожиданно резко бросила ей молодуха к этому времени уже окончательно вернувшаяся в себя прежнюю, – с такими рисунками ты теперь обязана знать всё наперёд.

Но Апити не успела ничего сказать в ответ, потому что дверь в баню уверенно распахнулась и в парилку вошли три голые Матёрые вековухи! Без рубах, но все три при посохах. Девки, мывшие Райс, аж на попы присели и как по команде торопливо покинули баню, оставив героинь наедине с хозяйками Терема.

Райс поднялась с лавки с выпученными глазами. Явление предстало действительно из рук вон выходящее. Такого ещё никто из них не видел. Матёрые прошли внутрь и торжественно расселись на скамьи. Молча, с какой-то грустью и печалью по-старчески улыбаясь стали разглядывать обеих девок.

Молодухи, помешкав чуток, рассмотрев Матёрых пристроились обратно на помывочную лавку.

– Что? – вскинулась Райс в нетерпении уже успев подумать о плохом и для неё не желательном и столь же быстро опять выпуская слёзы, – меня домой спроваживают? А как же девятый круг? Мы же ещё не закончили.

– А ты выросла девочка, – неожиданно по-доброму улыбнулась Медведица, – прям провидица. Именно домой, родимая.

Молодухи недоумённо переглянулись между собой, но ничего предпринять активного не успели. Ни возразить, ни оскалиться, ни наброситься на вековух с расспросами.

– Дело в том, красавицы, – продолжила Водная Гладь, – что ваш девятый круг будет долог и уже не здесь, а в других краях, потому что он называется жизнь. Вы просто двинетесь дальше по своей судьбе и оттого, как по нему пойдёте и будет завесить прохождение девятого круга для всех нас уже последнего.

– Мы тоже вот, – подключилась к разговору Любовь, – с подругами до сих пор как видишь, свой девятый круг шлёпаем, и слава Троице пока конца не видно. Вон, глянь каких двух «меченых» девок вырастили. Душа не нарадуется. Силища колдовская немереная. Только вы поймите одно девоньки, что вы пока всё равно ещё никто в этом мире.

– Вы получили пока только особую кость, – вновь взяла слово Мать Медведица, – а каким мясом эта кость обрастёт это вам решать уже за пределами Терема. Вот ты Райс, дочь Тиоранты главы нашего клана, готова ли предстать царицей степи, выйдя из Терема?

– Нет, конечно, – жёстко и не задумываясь ответила молодуха, – я даже понятия не имею, что мне для этого надо. Что знать, уметь, к чему стремиться, к чему готовиться? Я об этом ещё не задумывалась.

– А как ты думаешь? – подхватила диалог Водная Гладь, – какое самое главное качество у тебя должно быть, чтоб стать царицей?

Райс напряглась, изображая мыслительный процесс, но так как раньше над этим вопросом никогда не размышляла, то тут же поняла, что в один момент решенья не найдёт и поэтому ответила честно:

– Не знаю я.

Водная Гладь сделала своё фирменное «хе-хе» и тихо проговорила, будто выдала великую тайну:

– Все мы люди, девонька, а людям свойственно ошибаться, – тут она выдержала паузу и резко сменив тон, уже жёстко продолжила, – но только не властвующей царице. Она для всех не человек, а Матерь народов равная богам и права на ошибку оттого никогда не имеет ни при каких условиях. Она всегда обязана вести к победам и давать народу возможность насладиться плодами своего победоносного шествия. Только правитель, ведущий к победам достоин быть настоящим правителем. Все остальные шелуха и насильники собственного народа.

Райс хотела возразить, что это невозможно, но её неожиданно опередила Апити:

– Так получается, Тиоранта – великая провидица?

– С чего ты взяла? – презрительно усмехнулась Любовь, отставляя посох в сторону и начиная размазывать пот на распаренном теле, – она не больше провидица чем я, а я в этом деле так себе, хотя может и посильней её буду. Но с тобой даже мне не тягаться, даже рядом не сесть. Она в сравнении с тобой вообще слепая курица.

– Но как же? – продолжала недоумевать Апити, – чтобы всегда вести к победам надо знать путь заранее?

– Это ты обрастаешь мясом знаний предвиденья, а царицы обрастают нужными людьми. Она ведь не одна властвует. Тиоранта лишь голова, а тело – это её окружение. Вот Райс задумает стать будущей царицей, а у неё уже есть подруга – великая прорицательница, не умеющая ошибаться в своих предсказаниях. Дальше обрастёт великими полководцами, не знающих поражений в походах, великими мастеровыми с торговцами и великим подданным народом. В одиночку не царствуют девонька, царствуя, опираются.

Наступило молчаливое время всеобщего размышления, прерванного Райс неожиданным вопросом:

– Я могу обращаться к вам за советом, когда понадобиться?

Матёрые все как одна встрепенулись, поглядели друг на друга и Мать Медведица суетливо затараторила:

– Конечно милая. Мы ж теперь с вами сёстры как-никак. Вы ж теперь получаетесь такие же как мы, а Терем – общий дом для всех «меченых». Несмотря на все его защиты и мороки вы в него вхожи как все сёстры. Я даже буду рада тебя видеть коль заглянешь, и помогу чем смогу.

– Ты можешь всегда на нас рассчитывать, – тут же поддержала говорившую Любовь, – и на всех сестёр, что встретишь на жизненном пути.

– А как их узнать коли встречу где?

Вековухи старчески засмеялись.

– А ты глянь на нас, – ответила Водная Гладь, протягивая вперёд руки, исписанные колдовством, – и на себя заодно. Чё тут мудрёного? Раз взглянула и не обманешься.

Они ещё долго говорили о всякой всячине, пока Апити протестующе не заявила, что упрела в конец в бревенчатой душегубке и не только пропарилась, а уж сварилась к едреней матери и вообще уже пора за стол, как ей кажется. Больно жрать, видите ли, ей хочется. Все оживились, прекращая заумные речи и сполоснувшись прохладной водой с облегчением подались на выход к прохладе.

Райс, отмытая, но не одетая, прошлёпала к себе в привычную светёлку прямо голышом, зная, что там имеется свежая сменная рубаха и всё что нужно из одеяния. Шагала мокрыми ногами по деревянному полу, сдувая коридорной прохладой жар нагретого тела. Шла задумчиво, не обращая внимания на встречных девок, шарахающихся от неё и прижимающихся к стеночке, а подходя к своей двери по привычке включила радугу, чтобы открыть запертую дверь. Заклятие на вход и выход уже давно Матёрые сняли, но от привычки не так просто избавиться, поэтому врубила Славу ненамеренно и когда распахнула дубовую створку, то там в проходе и замерла словно деревянный идол.

У неё в светёлке оказался неожиданный гость. Шахран, прибитый девичьей Славой тут же рухнул на колени, брякая ими звонко об пол и жалостно застонал, выражая на лице великое счастье сладострастия от лицезрения богини небесного совершенства. Райс тут же потушила радугу и ни капельки не стесняясь, шагнула в комнату, закрывая за собой дверь и расправляя плечи, давая возможность насладиться убогому, красотой идеального женского тела, украшенного колдовскими рисунками.

Гость оказался парализован Славой и не оценил, кажется, ни стройности девичьего тела, ни колдовские узоры, потому что, никак внешне не отреагировал на показательные выступления. У него кроме общего паралича других эмоций вообще не наблюдалось. Молодуха, хмыкнув, демонстративно прошлёпала мимо, быстро облачаясь в новую рубаху. Одевшись и преобразившись в обычную с виду деву в лёгком одеянии, царская дочь снова глянула на свою старую «подругу» подобно хищнику, смотрящему на жертву.

– Ну что, так и будешь пялиться?

Реакции не последовало. Шахран, несмотря на то что Славу уже давно потушили, как стоял на коленях, так и продолжал стоять как приколоченный, только развернулся вполоборота, неестественно скрутив голову. Райс недолго думая, взяла и протянула «нервной плетью» по тому месту на чём сидят. Шахран соскочил словно в зад ужалили, заскулил, почёсывая обожжённое место.

– Ну что? Пришёл в себя? Пошли уже. Нас за столом заждались.

При этих словах к ним в светёлку влетела Апити. Вся в белом, во всём подражая Матёрым Терема, сияя словно бронзовое зеркальце на солнце, при этом быстрее быстрого затараторив:

– Пошли скорей отобедаем и поболтаем. Я столько тебе должна рассказать …