Читать книгу Степь 2 - Александр Берник - Страница 13

К концу луны, то есть почти через месяц как Асаргад с друзьями прибыл в орду, он наконец впервые увидел золотоволосых боевых дев из рассказов отца. Три наездницы на конях с разукрашенными золотом попонами, без сёдел и сбруй, увешанных оружием с ног до головы, сопровождали странного лысого мужчину, все видимые части тела которого были изрисованы мелкими завитушками и узорами. Асаргад сразу смекнул, что это местный колдун, вот только не понял почему он одет в женское платье, но расспрашивать опытных воинов постеснялся.

Всё руководство орды во главе с Теиспой выехали встречать дорогих гостей заранее, сразу после того, как прискакал гонец из охранения. Комитет по встрече представлял собой самого ордынского царя и всех его ближников. Теиспа встретив колдуна с «золотым» сопровождением, увёл прибывших к себе в шатёр, где девы с колдуном скрылись и до вечера не показывались. А перед ужином в стороне от стойбища прямо в поле, сложили большую кучу разнокалиберного хвороста, непонятно откуда натасканного, и всю касакскую орду собрали в круг этой горы.

Для новобранцев происходящее было в новинку, кроме Арбата, радовавшегося как малое дитя, то и дело взахлёб от переизбытка эмоций треща всякую всячину из которой стало понятно, что скоро наконец-то начнётся долгожданный поход и в круг наваленной кучи будет проведён ритуал вступления в воинское братство орды. Асаргад прекрасно помнил этот ритуал по рассказам отца, притом в мельчайших подробностях, но всё равно изрядно волновался.

Все новички без исключения не находили себе места, а ни только Асаргад. Собрав молодёжь отдельно от всей орды, странный и страшный с вида колдун усадил новеньких на траву в шаге друг от друга и медленно принялся обходить сидящих, внимательно рассматривая, как бы стараясь запомнить каждого новобранца в мельчайших деталях.

Затем вышел вперёд, встал вполоборота и развернув к сидящим испещрённое татуировками и порезами лицо, зло прищурился и смачно плюнул себе на левое плечо, ни то выругавшись при этом, ни то обозвав новое пополнение на непонятном для них языке, но тут же вполне сносно заговорил на мидийском:

– Готовы ли вы, гнилостные черви, копошащиеся на трупах своих предков стать людьми, воинами великой степи и принять на себя её законы? Скрепить клятвы кровью, напоив ею Мать Сыру Землю. Готовы ли вы к тому, что, приняв наши законы и нарушив хоть один из них, проститься со своей никчёмной жизнью? Кто готов, встаньте.

Молодняк поднялся в полном составе, никто не остался сидеть, что говорило о всеобщей решимости, а в руках колдуна появился очень странный нож. Асаргад даже не сразу понял, что это. Только когда колдун подошёл к нему, притом к первому из всех и выставил оружие перед собой, молодой человек догадался, что это такое. Оружием оказался широкий каменный тесак, буквально выточенный из чёрного осколка и отполирован до зеркального блеска.

Асаргад взглянул колдуну в глаза и дыхание его остановилось. Ужас сковал будущего воина, настолько они выглядели страшными и безжизненными. Абсолютно чёрные горошины зрачков без радужки, залитые кровью белки, вцепились в его взгляд с такой хваткой, что оторваться и отвести глаза не мог. Только когда колдун медленно прикрыл изрисованные веки, как бы отпуская жертву с привязи, Асаргад встрепенулся и учащённо задышал.

Он впервые в жизни столкнулся с ордынским колдуном лицом к лицу. Отец конечно же рассказывал про них, хотя и не много. Эти служители степной Троицы, расхаживающих в женском одеянии считались редкими гостями в касакских стойбищах, появляясь лишь в экстренных случаях и при редких, но обязательных ритуалах, например, таком как этот.

– Руку, – тихо и устало проскрипел он, обращаясь к Асаргаду.

Тот протянул левую руку как учили и приготовился к боли. Колдун цепко схватился за кисть новичка и быстро полосонул её ритуальным ножом. Никакой боли Асаргад не почувствовал, даже не поняв почему. Порез выступил жирной полосой ярко алой жизненной жидкости. Колдун, удерживая порезанную ладонь кверху, формируя её при этом в виде чаши, заставляя наполняться кровью, спокойно, обыденно и даже как-то устало проговорил:

– Повторяй за мной.

Асаргад принялся повторять.

– Присягаю в походе не блядить44. Слово моё отныне веско. Что обещал, сделаю. Не сделаю, умру.

После того, как новобранец повторил за ним, служитель культа резко перевернул наполненную ладонь, и струйка крови вылилась на землю. Колдун довольно долго и внимательно рассматривал забрызганную траву, изучая чуть ли не каждую испачканную травину, а за тем утвердительно кивнув вновь развернул ладонь к верху и полосонул по ней второй раз, заговорив дальше:

– Повторяй. Присягаю в походе не татить45. Вся добыча в общий котёл. Моё только то, что мне дано. Не доложив в общак или взяв не своё, умру.

Второй пучок окровавленной травы расположился рядом с первой. Колдун опять принялся её тщательно изучать. Что он по ней читал, для Асаргада осталось загадкой, но то что он в ней видел какой-то скрытый смысл, воин верил однозначно.

Третья полоса распорола кожу ладони, и третья клятва зазвучала из его уст:

– Повторяй, – на этот раз грозно и даже зло продолжил колдун, – присягаю в походе не еть46. Воину нельзя желать женщину. Если я проявлю слабость и возжелаю, умру.

После тщательного осмотра третьего пучка травы, колдун одобрительно кивнул и вновь посмотрев своим леденящим взглядом в глаза Асаргада, торжественно произнёс:

– Твоя присяга принята. Ступай в круг.

С этими словами распорядитель ритуала указал на остальных воинов орды, собравшихся во всеоружии у кучи хвороста и переминавшихся с ноги на ногу. Стояли молча, но расслаблено, видимо просто ожидая, когда колдун закончит с молодняком.

Асаргад сжал исполосованную ладонь, медленно, словно на войлочных непослушных ногах поплёлся к общей массе, выискивая взглядом Арбата, но того среди стоящих в первых рядах не нашёл. Новоиспечённый ордынский воин понял, что разыскивать его среди царя с ближниками не стоило. Не того полёта птица, чтобы подпускать пацана близко к центру, поэтому сразу отправился в обход, искать Арбата где-нибудь с края.

Он действительно обнаружил своего номинального десятника почти с противоположной стороны от того места где приносил присягу. Каппадокиец встретил его искрящимся радостным взглядом с широко открытым ртом, растянутым в улыбке. Странно, но он казался неподдельно счастливым за своего ни пойми кого, ни то подчинённого, ни то командира. Арбат по своей внутренней сущности воспринимался окружением простым как налёт пыли на сапоге и этим подкупал всех, кто с ним водил знакомство.

В скором времени вновь присягнувшие в полном составе влились в общий широкий круг, обступив гору хвороста, и колдун, пробравшись через не плотные пока ряды ордынцев, с трудом, неуклюже вскарабкался на верх кручи и неустойчиво балансируя, торжественно воткнул в самую верхушку боевой акинак47.

Толпа разом оживилась, нетерпеливо зашевелилась уплотняясь. Асаргад оглядывая рядом стоящих воинов также, как и они принялся готовиться к ритуальному действу, крепя оружие, поправляя пояс, доспехи и подтягивая сапоги. Он помнил из рассказов отца, что сейчас должен будет начаться боевой коловод48. Притом родитель всегда рассказывал об этом, хитро посмеиваясь в усы, сознательно не договаривая и что-то скрывая.

Колдун ритмично запел на непонятном языке чётко акцентируя такт. Воины словно по команде повернувшись налево и прихлопывая в размер его пения в ладоши, двинулись по кругу медленным бегом постепенно ускоряясь. Они бежали строго в ритме песни колдуна, при этом через три хлопка на четвёртый резко и громко выдыхая воздух со звуком «Ху».

Асаргад подражая общей массе, так же запрыгал следом за впереди мелькающей спиной, хлопая в такт поступи в ладоши, скорее имитируя хлопок, так как левая ладонь представляла собой искромсанный вдрызг кусок мяса. Она хоть и не кровоточила уже, но бить по ней он не решился. И «хукать» поначалу стеснялся. Ему всё это казалось каким-то не серьёзным…

Когда песнь, а с ней и коловод остановился, а Асаргад весь измазанный и забрызганный собственной кровью, хлеставшей из разорванной в клочья кожи ладони, тяжело хватал пыльный воздух, запыхавшись от быстрого бега. Он почувствовал внутри себя странную и вместе с тем приятную крупную дрожь возбуждения и азарта, так и рвавшегося наружу. Несмотря на всю свою феноменальную память, он крайне смутно вспоминал, что с ним происходило вовремя этого странного ритуального бега по кругу.

Всё что он запомнил из всего, так это то, что являлся единым вихрем, невиданным человеческим смерчем и ощущал себя не как частица чего-то общего, а как единая и неделимая общность какого-то огромного и бесконечно могучего живого существа, способного крушить горы и вырывать реки из земли с руслами.

Одним «ху», как траву ногой стелить к земле огромные леса и полчища неразумных врагов, по своей дурости встающих на его пути. Ощущение этой великой силы в собственных жилах ввергало в состоянии эйфории и сладостного опьянения. Асаргад оглянулся и понял, что в этом состоянии находятся все воины орды. Все чувствовали одно и тоже, готовые вновь объединить свои частички под воздействием этого колдовства в нечто единое и кинуться в бой, сметая всё на своём пути.

Ордынцы тяжело дыша упивались счастьем всесилия, радостно озираясь по сторонам и молча ликуя. Оглядывали лица стоящих рядом, осознавая некое родство душ с теми, с кем только что «единились» в целое.

Вечером у десятского костра только и трепались про коловод. Про присягу как-то даже не вспоминали. Невзрачно она прошла, по сравнению с боевым танцем, но слова отца не раз в долблёные в сознание Асаргада напоминали, что состояние единения конечно прекрасно и сродни чуду, но присяга, хоть и оставшаяся оттеснённая на второй план всем последующим действом, всё же значительно важнее. И главное, она в отличии от танца, смертоносна, как беззвучно ползущая гадюка у ног, и мард счёл нужным ещё раз напомнить друзьям о всей серьёзности тех законов, что они окропили кровью, притом говорил он уже узаконенным десятником об этом в первую очередь обращаясь к Уйбару, зная его слабость к женскому полу и силу его пагубных привычек. Эйфория Уйбара сразу поникла, и урартец призадумался…

Первый их боевой поход держал путь на запад, в сказочно красивые горы, сплошь с подножья до вершин хребтов, поросших огромными вековыми деревьями. Их орда только единожды столкнулась в открытом бою с неприятелем, и то противник оказался значительно малочисленнее, и к тому же плохо вооружённым. Складывалось такое впечатление, что враг собрал всех, кого ни попадя, вооружил чем попало и кинул на растерзание хорошо вооружённой, сплочённой в единый конный кулак орду Теиспы.

Лишь несколько человек стоящих во главе противника оказали хоть какое-то сопротивление, встав спина к спине и бившиеся до последнего. Остальных просто смели, перебили и затоптали. Вообще, Асаргад, привыкший много думать и анализировать, никак не мог понять цель этого похода.

Добыча, даже после тщательной мародёрки, оказалась более чем скромной. Враг оказался настолько слаб, что не имело никакого смысла гнать на него такое огромное войско. Самое ценное, что орда получила за поход – забранные в рабство люди, притом Теиспа не гнушался всеми подряд, даже стариками. Хотя молодых девушек и женщин, что им удалось захватить, даже Асаргад, не больно падкий на женский пол оценил по достоинству.

Женщины этих горнолесных народов оказались очень красивые. Правда, при дележе добычи его десятку ни одной не досталось. Им вообще никого не досталось. На весь десяток дали три плохеньких меча, пару щитов непонятно зачем, и кое-что из бронзовой посуды.

Уйбара это так развеселило, что, вдоволь насмеявшись по поводу добычи, они даже не успели обидеться, плюнув на всё выделенное им Теиспой, утешив себя, что сами целы без единой царапины, а добра ещё успеют накопить.

А что касаемо пленённых женщин, так кому-кому, а вот им как раз они и близко были не нужны от греха подальше, так как их молодые и горячие головы ещё издали, поглядывая на красавиц начинали заводиться, что становилось небезопасно.

Поход оказался недолог и уже через три луны орда Теиспы вернулась обратно в степи, но не в те края откуда ушли, а стали стойбищем значительно южнее, на берегу какой-то широкой реки, название которой Асаргад так и не узнал.

Оттуда ещё трижды ходили в походы. Два раза на запад, только переваливая лесистые горы, углубляясь в чужие и вполне богатые земли. И один на юг, за большое море в страну Лидию, о которой Асаргад много наслушался ещё до похода. Вот из последней, добычи привезли действительно прилично. Пограбили славно. Особенно богатым оказался приморский городок, где проживали, как выяснил Асаргад, не лидийцы, а какие-то греки.

Дрались эти греки отчаянно, но куда им до ордынских воинов, к тому же поняв, что город им не удержать, обороняющиеся сели на огромные корабли, которые горец увидел впервые, и отчалили в море. Но оказалось, что у орды тоже имелись свои корабли, не такие большие, но значительно быстрее греческих и тем убежать не получилось. Их настигли, разграбили и потопили.

Так и потекла вольная ордынская жизнь от похода до похода, то с добычей, то не очень. Военная жизнь стала настолько привычной, что трудно стало представлять её как-то по-иному. Походы, бои, драки, грабежи, кутежи и всё тому подобное.

Асаргад благодаря своим талантам обхождения с людьми, природной склонностью к языкам, знанию и пониманию чужих культур и их обычаев, а главное благодаря своей феноменальной памяти, его в скором времени заметил Теиспа и приблизил к царскому шатру. Покинув свою родную десятку, он стал ближником ордынского царя.

Воины его десятки, как ни странно, после всех походов пребывали в здравии, а командовал ими вместо Асаргада Эбар, у которого проклюнулся прямо дар полководца, непревзойдённого тактика скоротечного боя. Благодаря помощи Асаргада через несколько лет Эбар дорос уже до пятидесятника, а когда не стало Теиспы и в жизни друзей наступил очередной переломный момент, он уже числился одним из трёх сотников.

Гнур тоже проявил себя как воин-лидер и к тому времени командовал пятью десятками, только не в сотне Эбара. А вот Уйбар стал пятидесятником именно в Эбаровой сотне. Так что все росли, продолжая поддерживать друг друга и сохраняя преданность своей дружбе юности.

Теиспа умер быстро. Подозрительно быстро. Заболел, слёг и буквально в считанные дни сгорел в лихорадке. Сначала все подумали на заразу и предприняли огненные меры49, но кроме ордынского царя так никто более и не заболел, и на фоне смены власти в их орде разразилась буча.

Буянить начал правая рука бывшего царя по имени Доникта. Он во всеуслышание объявил, что, царя отравили и что в орде, в их общей семье завелась крыса и змея пригретая, но при этом не смог ни на кого указать, а лишь подвергая подозрению всех и каждого.

Ближний круг, собравшийся сразу после смерти главы, не успев даже ещё его похоронить, принялся за разборки, обвиняя друг друга и отыскивая в каждом мотивы и веские основания для совершения злодейства. Асаргад, как один из ближников, добившийся этого места не изначальной причастностью к эламскому клану, а своими способностями и полезностью кругу, тоже присутствовал на этих разборках и на счастье ни у кого не нашлось веских слов обвинения в его адрес. А когда дело уже приняло серьёзный оборот и в руках спорщиков появилось оружие, именно Асаргад нашёл слова, остудившие пыл соплеменников. Он предложил устраивающий всех выход.

– Воины, – сказал он спокойно, – опустите мечи. Если кто-нибудь из вас погибнет на этом круге, то на него свалят всю вину, а истину мы так и не узнаем.

Разошедшиеся не на шутку горлопаны остановились, но оружие убирать не спешили, продолжая сверкать озлобленными глазами друг на друга, понимая, что в драке на мечах сейчас может решиться спор за лидерство, а значит и за ордынский трон. Тем не менее все покосились на Асаргада и разъярённый Доникта увлёкшийся разборкой рявкнул:

– Ты что предлагаешь, мард? Или ты у нас один чистенький?

– Я предлагаю, – быстро сбивая спесь со старого воина заговорил нахраписто Асаргад, вставая, – обратиться к незаинтересованной стороне для установления истины, к степным колдунам.

Столь неординарное предложение разрешения спора мгновенно вогнало спорщиков в ступор и в шатре наступила гробовая тишина. Асаргад продолжил:

– Я не знаю о наличие связи с ними ни у кого из вас, а значит местные колдуны будут честны относительно каждого. И если Теиспа действительно отравлен, то разрисованные служители Троицы не только подтвердят, но и укажут на отравителя.

Мечи разом опустились. Воины задумались, косо посматривая друг на друга. Эти «переглядки» прервал Доникта:

– Я за. Пусть степной колдун выявит предателя. Я хочу знать истину до того, как круг выберет нового царя.

Все помялись, а за тем с наигранным чувством непогрешимости дружно согласились и тут же общим решением отправили к колдуну самого Асаргада, как подателя идеи. Тот сначала опешил от неожиданности такого поворота, но сообразив, что иначе и быть не могло, лишь поинтересовался может ли он взять с собой друзей, а то ехать в логово к мужепоедающим девам, а именно туда лежал путь, ему боязно. Старые воины от души поржали над молодым, что сразу сняло напряжённость между ними и порешили, что пусть берёт кого считает нужным.

Вот так вновь воссоединилась былая четвёрка, отправляясь в новое и в очередной раз судьбоносное путешествие.