Читать книгу Охота за древом. Стихи и переводы - Александр Милитарев - Страница 15

Me tiraste un limón, y tan amargo (4),

Con una mano cálida, y tan pura,

Que no menoscabó su arquitectura

Y probó su amargura sin embargo.

Con el golpe amarillo, de un letargo

dulce pasó a una ansiosa calentura

mi sangre, que sintió la mordedura

de una punta de seno duro y largo.

Pero al mirarte y verte la sonrisa

que te produjo el limonado hecho,

a mi voraz malicia tan ajena,

se me durmió la sangre en la camisa,

y se volvió el poroso y áureo pecho

una picuda y deslumbrante pena.

Ты бросила мне горький плод лимона (4)

рукой горячей и такой невинной,

что не задет был строй его глубинный

и горечь оказалась сохраненной.

Ожогом желтым из истомы сонной

исторгнутая, кровь моя лавиной

вскипела, отзываясь на осиный

укус овала плоти напряженной.

Но шалости своей ты улыбнулась,

и понял я твою игру простую,

столь чуждую моей, мужской и злой.

И под рубашку кровь, остыв, вернулась,

ужалив сердце в мякоть золотую

пронзительной слепящею иглой.

Tengo estos huesos hechos a las penas (10)

y a las cavilaciones estas sienes:

pena que vas, cavilación que viene

como el mar de la playa a las arenas.

Como el mar de la playa a las arenas,

voy en este naufragio de vaivenes,

por una noche oscura de sartenes

redondas, pobres, tristes y morenas.

Nadie me salvará de este naufragio

si no es tu amor, la tabla que procuro,

si no es tu voz, el norte que pretendo.

Eludiendo por eso el mal presagio

de que ni en ti siquiera habré seguro,

voy entre pena y pena sonriendo.

Для злых сомнений создан мой висок (10),

и стала боль для жил моих законом.

На боль сомненья набегают сонно,

как в час прилива волны на песок.

Как в час прилива волны на песок,

меня несет кругами монотонно

по сковородам ночи закопченным

вод этих темных неуклонный ток.

Мне не уйти от этой мглы зловещей —

лишь ты, любовь, лишь ты даешь мне силы,

лишь ты горишь последнею звездою.

И смехом заглушая голос вещий,

который шепчет, что и ты забыла,

вхожу в пролив меж горем и бедою.

El toro sabe al fin de la corrida (17),

donde prueba su chorro repentino,

que el sabor de la muerte es el de un vino

que el equilibrio impide de la vida.

Respira corazones por la herida

desde un gigante corazón vecino,

y su vasto poder de piedra y pino

cesa debilitado en la caída.

Y como el toro tú, mi sangre astada,

que el cotidiano cáliz de la muerte,

edificado con un turbio acero,

vierte sobre mi lengua un gusto a espada

diluida en un vino espeso y fuerte

desde mi corazón donde me muero.

Когда коррида проревет к финалу (17)

и вена, вздувшись, лопнет как струна,

узнает бык: у смерти вкус вина,

которым жизнь, жалея, обделяла.

Фонтан сердец забьет из раны алой,

пучину сердца осушив до дна,

и накренится над песком сосна,

и глыба камня рухнет с пьедестала.

Ты, кровь моя, живучая как бык,

с утра наполнив кубок неизменный

тончайшего старинного литья,

саднящим вкусом стали под язык

сочишься влагой горькою и пенной

из сердца, где скопилась смерть моя.

No me conformo, no: me desespero (20)

como si fuera un huracán de lava

en el presidio de una almendra esclava

o en el penal colgante de un jilguero.

Besarte fue besar un avispero

que me clava el tormento y me desclava

y cava un hoyo fúnebre y lo cava

dentro del corazón donde me muero.

No me conformo, no: ya es tanto y tanto

idolatrar la imagen de tu beso

y perseguir el curso de tu aroma.

Un enterrado vivo por el llanto,

una revolución dentro de un hueso,

un rayo soy sujeto a una redoma.

Я не смирен, о нет! Я изойду (20)

лавиной жгучей лавы, что попала

в острог висячий вместо птахи малой,

быком взъяренным в конскую узду.

О, я припал к осиному гнезду

тех жадных губ, чье гибельное жало

сочило яд и сердце мукой сжало,

и в сердце сжался я и смерти жду.

Я не смирен – я обречен ползти

как пес по следу твоего дыханья,

молясь на идол поцелуя в страхе.

Я – бунт свирепый, вспыхнувший в кости.

Я – заживо закопанный в рыданье.

Я – молния в смирительной рубахе.