Читать книгу Нулевой Канон - Алексей Хромов - Страница 13

Глубоко под «Башней Рацио», в герметичной зоне, изолированной от остального мира метрами армированного бетона и полями электромагнитного подавления, располагался «Нексус». Это было не просто хранилище данных. Это был мозг Веритаса. Здесь, на тысячах стоек с охлаждаемыми криогенной жидкостью серверами, хранилась вся информация о городе: от медицинских карт каждого гражданина до поминутных графиков движения общественного транспорта на десять лет вперед. Здесь же находились центральные процессоры ИИ, который управлял системой контроля эмоций – тем самым невидимым дирижером, который превращал хаотичную симфонию человеческих чувств в гармоничный, предсказуемый хорал.

Доступ в «Нексус» был строго регламентирован. Даже Деймос Корт и доктор Адлер могли попасть сюда лишь после прохождения трех уровней биометрической идентификации. Внутри постоянно находилась лишь одна смена из пяти инженеров высшей категории – жрецов этого храма данных, которые следили за его безупречной работой.

Тишина здесь была абсолютной. Ее нарушал лишь тихий, низкочастотный гул криогенных насосов, похожий на дыхание спящего гиганта. Стены были покрыты рядами мониторов, на которых зелеными и синими линиями бежали бесконечные потоки кода – пульс города. Все было в норме. Индекс Спокойствия, медленно падавший в течение дня, стабилизировался на отметке 98.2%. Все было под контролем.

В 21:47:03 по всемирному координированному времени это изменилось.

Это не было похоже на хакерскую атаку. Не было вторжения, не было взлома защитных протоколов. Сигнал тревоги не сработал. Просто в один и тот же момент, с точностью до наносекунды, на каждом из сотен мониторов в «Нексусе» произошло одно и то же.

Потоки кода исчезли. Экраны на мгновение погасли, погрузив помещение в полумрак, освещаемый лишь синеватым светом от серверных стоек. А затем они вспыхнули снова, но теперь на них не было графиков и цифр.

На каждом мониторе, от огромного центрального до маленького диагностического на панели инженера, горело одно-единственное слово. Белые, заглавные, отпечатанные строгим, без засечек, шрифтом буквы на абсолютно черном фоне.

БОЛЬ

Старший инженер смены, человек по имени Кай, замер с чашкой синтетического кофе в руке. Он смотрел на это слово, и его мозг, приученный к сложнейшим алгоритмам, отказывался его обрабатывать. Это было слишком просто. Слишком примитивно. Слишком… по-человечески.

«Что это?» – прошептала одна из его подчиненных, молодая женщина, чей профиль показывал почти полное отсутствие склонности к панике.

«Диагностика! Немедленно! – голос Кая прозвучал громче, чем он рассчитывал, разбивая ошарашенную тишину. – Изолировать основной контур! Переключиться на резервное ядро!»

Но было уже поздно. Слово на экранах было лишь симптомом. Визуальным эхом того, что произошло в самом сердце системы.

В ту же секунду, как оно появилось, главный процессор системы контроля эмоций, тот самый «дирижер», получил команду. Это была не внешняя команда, она родилась в его собственных недрах, как логичный вывод из неизвестной предпосылки. Команда гласила: «Инвертировать протокол подавления аффекта. Коэффициент – максимальный».

И система повиновалась.

По всему Веритасу, от роскошных апартаментов на верхних этажах до функциональных жилых ячеек в рабочих секторах, невидимые механизмы начали работать в обратную сторону. Аудио-эмиттеры, которые транслировали успокаивающую музыку, начали генерировать инфразвук, вызывающий необъяснимую тревогу. Системы освещения, которые создавали гармоничную цветовую палитру, начали испускать свет в спектре, который, как было доказано, провоцирует раздражительность и меланхолию. Даже состав воздуха в системах вентиляции изменился – концентрация нейро-ингибиторов упала, а стимуляторов, наоборот, резко возросла.

Это не был шторм. Это была волна. Тихая, невидимая цунами, которая прокатилась по коллективному сознанию Веритаса.

Эффект был мгновенным и катастрофическим.

Человек, мирно читавший книгу в своей квартире, вдруг почувствовал беспричинный укол острого одиночества, такого сильного, что у него навернулись слезы. Семейная пара, обсуждавшая планы на отпуск, вдруг начала ссориться из-за неверно поставленной чашки, их голоса срывались на крик, полный застарелой, непонятно откуда взявшейся обиды. Студент, медитировавший для повышения концентрации, вдруг ощутил приступ экзистенциального ужаса, его спокойный разум затопило цунами бессмысленности.

Система контроля эмоций не просто отключилась. Она превратилась в свою противоположность. Она стала генератором боли. Не физической, но душевной, вытаскивая на поверхность все подавленные страхи, все вытесненные травмы, все микроскопические печали, которые десятилетиями копились в подсознании граждан.

В «Нексусе» Кай в отчаянии пытался вернуть контроль. «Она не слушается! – кричал он, его пальцы бесполезно стучали по мертвой консоли. – Ядро не отвечает на запросы! Она зациклилась!»

На экранах все так же горело одно слово. БОЛЬ.

Теперь оно не казалось простым. Оно было описанием происходящего. Диагнозом. Приговором.

Это был Второй Стигмат. Первый был знаком, нацеленным на узкий круг посвященных. Этот же был действием. Ударом, нанесенным прямо по нервной системе города. И никто не понимал, откуда он пришел и как его остановить.

А в своей квартире в «Лимбо» Иона Крафт вдруг отставил книгу, которую читал. Его сердце без всякой причины сжала ледяная тоска. Он посмотрел на кота, и тот в ответ издал тихий, тревожный звук. Что-то в мире фундаментально изменилось. Тишина за окном стала другой. Раньше она была пустой. Теперь она была наполнена криком, который никто не издавал.