Читать книгу Нулевой Канон - Алексей Хромов - Страница 18

Вернувшись в квартиру, Иона не стал включать свет. Он привык ориентироваться в полумраке, среди силуэтов книжных стеллажей, похожих на древние, молчаливые деревья. Но сегодня темнота была другой. Она казалась гуще, словно воздух в комнате был наполнен невысказанными словами, эхом тех битв, что бушевали в его голове.

Он опустился в свое кресло. Тишина была почти абсолютной. После хаоса на улицах и первобытного треска огня в котельной, это безмолвие действовало на нервы. Оно было неестественным, как затишье перед бурей. Он положил сверток с драгоценной страницей на столик рядом, но не стал его разворачивать. Простого знания, что он здесь, было достаточно.

Именно в этой плотной, выжидающей тишине он впервые услышал ее.

Музыку.

Это была не та музыка, которую он ставил на своем проигрывателе, и не гармонизированный эмбиент Веритаса. Мелодия была тонкой, почти неосязаемой, как нить паутины. Она доносилась, казалось, отовсюду и ниоткуда одновременно – из-за стены, из-под пола, из самой структуры здания.

Это была фортепианная пьеса. Простая, меланхоличная, с повторяющимся мотивом, который был одновременно и знаком, и совершенно чужд. Она звучала так, будто ее играет призрак в соседней, несуществующей квартире. Звук был приглушенным, слегка расстроенным, как у старого, давно забытого пианино, клавиши которого не касались много лет.

Иона замер, прислушиваясь. Он знал наизусть тысячи классических и джазовых произведений, но эту мелодию не мог опознать. Она была похожа на Сати, но ей не хватало его иронии. Она напоминала о Шопене, но была лишена его романтического надрыва. Это была чистая, дистиллированная печаль, переведенная на язык музыки.

Он встал и подошел к стене, разделяющей его квартиру с соседней. Приложил ухо к холодному бетону. Музыка стала чуть громче. Он был уверен, что за стеной никто не жил. Та квартира пустовала уже несколько лет. Он постучал. В ответ – лишь глухое эхо его собственных костяшек. Но музыка не прекращалась. Она лилась, не обращая на него внимания, как подземный ручей.

Это было невозможно. Абсурдно. Но это происходило.

Город продолжал говорить с ним. Но теперь он сменил тон. Он больше не угрожал и не предупреждал. Он делился своей грустью.

Иона вернулся в кресло. Он не чувствовал страха. Только странное, почти сюрреалистическое спокойствие. Если мир решил сойти с ума, сопротивляться было бессмысленно. Оставалось только наблюдать.

Он сидел и слушал эту призрачную мелодию, пока она не растаяла в тишине так же внезапно, как и появилась. В комнате снова стало тихо. Но тишина была уже другой. Теперь в ней было воспоминание о музыке.

Именно в этот момент Кот спрыгнул с подоконника. Он двигался с необычной целеустремленностью. В зубах он что-то держал. Это была мышь. Маленькая, серая, с уже остекленевшими глазками-бусинками. Иона не видел живых мышей в своей квартире уже много лет.

Кот подошел к столику, где лежал сверток, и ловким движением головы положил свой трофей. Он положил мертвую мышь прямо на развернутый кусок бархата, рядом с обожженной страницей «Анти-канона». Маленькое тельце на фоне выцветших чернил и слов о пустоте.

Иона смотрел на этот натюрморт, и его разум отказывался проводить очевидные аналогии. Кот, охотник, принес свою добычу к ногам своего хозяина. Подарок. Жертва.

Но что это был за подарок? Что он означал?

Кот сел рядом со своим подношением и посмотрел на Иону. Его зеленые глаза в полумраке горели потусторонним светом. Во взгляде не было ни гордости, ни ожидания похвалы. Была лишь констатация факта. Вот. Возьми. Это тебе.

Мышь – маленькая, живая, теплая вещь, ставшая холодной и мертвой.

Страница – абстрактная, опасная идея, которая отказалась умирать и оказалась теплее и живее всего вокруг.

Иона вдруг понял. Это не было два разных странных события. Это было одно послание, сказанное на двух языках. Музыка из стен была плачем по утраченному, по тому, что умерло и не может вернуться. А мертвая мышь была напоминанием о том, что живет. О хищной, жестокой, непреложной реальности, которая существует вне всяких текстов и теорий. О природе.

Мир давал ему подсказки. Он подсовывал ему символы, такие же древние, как сама культура. Искусство и Смерть. Мелодия и Жертва.

Зара говорил, что он, Иона, – Архитектор. Но он ошибся. Он был не архитектором. Он был переводчиком. Он сидел между миром идей и миром вещей, и оба они требовали от него ответа.

Иона протянул руку и осторожно убрал мышь со страницы. Он почувствовал, как ее маленькое тело остывает в его ладони. Затем он взял страницу. Бумага казалась почти теплой.

Он сидел в тишине, держа в одной руке смерть, а в другой – бессмертную, опасную идею.

И где-то в глубине его сознания, как эхо призрачной мелодии, начала складываться первая строчка ответа.