Читать книгу Нулевой Канон - Алексей Хромов - Страница 5

Доктор Арно Адлер не смотрел в окно. Он в нем отражался. С его высоты, из кабинета на сто двадцатом, последнем этаже «Башни Рацио», Веритас не был городом. Он был диаграммой, живой инфографикой, раскинувшейся до самого горизонта. Каждая маглев-капсула, движущаяся по своей траектории, каждый пешеход, идущий по заданному маршруту, были точками данных, сливающимися в единый, предсказуемый поток. Это была не жизнь в ее хаотичном, биологическом смысле. Это было сознание. Чистое, коллективное, здоровое сознание. И он, Арно Адлер, был его эго.

На гладкой, как обсидиан, поверхности его стола материализовалась голограмма. Никаких кричащих цветов или резких звуков. Линии были мягкими, пастельными, информация появлялась плавно, не нарушая утренней гармонии.

«Утренняя сводка. 07:00. Цикл 7/4/12.

Общественный Индекс Спокойствия (ОИС): 98.7% (-0.1% от прогноза).

Уровень производительности (прогноз): +0.3% к полудню.

Когнитивная когерентность (средняя): 99.2%.

Зарегистрировано аномальных эмоциональных всплесков: 1,342 (в пределах нормы).

Потребление „Нутри-Синтеза“: 97.4% населения».

Адлер едва заметно нахмурился. 98.7%. Отклонение в одну десятую процента было статистически ничтожным, но оно было. Погрешность. Глюк в совершенном уравнении. Он сделал мысленную пометку: поручить отделу предиктивного анализа перекалибровать алгоритмы. Возможно, следовало на одну сотую градуса изменить цветовую температуру уличного освещения в секторе Гамма-7, где было зафиксировано наибольшее количество микро-отклонений.

Он был врачом, а его пациентом был весь город. Он не правил, он лечил. Его инструменты – не законы и указы, а психоанализ, поведенческая терапия и нейролингвистическое программирование в масштабах мегаполиса. Он был не тираном, а спасителем. Спасителем человечества от самого себя: от его иррациональных страхов, деструктивных страстей, от его вечной, инфантильной тяги к саморазрушительным иллюзиям.

Адлер отвернулся от диаграммы и посмотрел на единственный аналоговый предмет в своем стерильном кабинете. На небольшой подставке из полированного титана покоился бюст. Не мраморный, не бронзовый – эти материалы были слишком пафосны, слишком «историчны». Бюст был отлит из матового, полупрозрачного полимера, и казалось, что черты лица проступают из тумана. Строгий лоб, проницательный взгляд из-под круглых очков, аккуратно подстриженная борода. Зигмунд Фрейд. Пророк, который не обещал рая, но дал карту ада – ада человеческой души – и инструменты, чтобы его осушить.

«Мы сделали это, старик, – мысленно обратился Адлер к бюсту. – Мы закончили твою работу. Мы построили цивилизацию, которая не просто подавляет влечения, а сублимирует их в нечто полезное. Мы излечили мир от его главного невроза – от веры в невидимое».

Он вспомнил хаос «До-Веритасной Эпохи», который изучал по архивным записям. Войны, развязанные из-за разночтений в древних текстах. Геноциды во имя богов, чьи имена были лишь звуками. Миллиарды людей, проживающих свои единственные жизни в страхе перед вымышленным наказанием или в надежде на вымышленную награду. Это была цивилизация, построенная на сказках для испуганных детей. Глобальный невроз навязчивых состояний.

«Эго-Аналитикс» принесли освобождение. Они не запрещали – они объясняли. Объясняли бога как проекцию фигуры отца. Объясняли дьявола как персонификацию вытесненного «Оно». Объясняли ритуалы как обсессивно-компульсивное расстройство. Медленно, поколение за поколением, иллюзии теряли свою силу, уступая место спокойной, прохладной ясности. И теперь Веритас стоял как памятник этому триумфу. Храм разума, где каждый камень был положен на свое место.

Легкий сигнал, похожий на звон тибетской чаши, прервал его размышления. На столе появилась новая иконка – срочное сообщение от главы службы безопасности, Корта. Адлер слегка коснулся ее пальцем.

Голограмма сменилась. Теперь она показывала изображение с камеры наблюдения, установленной на крыше «Башни Рацио». Адлер увидел знакомый вид на город. Все было как обычно.

«Смотрите на восточный фасад, сектор 12-Дельта, – раздался спокойный, но напряженный голос Корта из скрытого динамика. – Увеличиваю».

Изображение приблизилось, фокусируясь на одной из зеркальных панелей. И Адлер увидел это.

Оно было похоже на кляксу, на дефект стекла, на тень от облака, которого не было в небе. Нечто темное, аморфное, неправильное. Оно не было на поверхности. Оно было в ней, словно сама молекулярная структура панели была искажена изнутри.

«Что это?» – спросил Адлер, и его собственный голос показался ему чужим. В нем прозвучала нота, которой он не слышал уже много лет. Удивление.

«Мы не знаем, доктор, – ответил Корт. – Оно появилось в 06:03. Никаких внешних воздействий. Никаких энергетических всплесков. Сенсоры чисты. Оно просто… материализовалось. Мы прогнали изображение через все базы данных. Нет совпадений ни с одним известным символом, логотипом или граффити».

Адлер смотрел на кляксу, и его мозг аналитика лихорадочно работал. Саботаж? Неизвестное физическое явление? Массовая галлюцинация, отразившаяся в сенсорах?

«Изолировать сектор. Запустить диагностику панели на всех уровнях. И, Корт…» – Адлер сделал паузу. – «Никакой утечки. Для города этого пятна не существует. Это просто блик. Сбой оптики. Понятно?»

«Так точно, доктор».

Связь прервалась. Голограмма исчезла.

Адлер снова остался один. Он подошел к отражающей стене своего кабинета, которая служила ему окном. Он посмотрел на свое отражение: спокойное лицо, седеющие волосы на висках, уверенный взгляд человека, контролирующего ситуацию. Но за этим отражением он теперь видел не безупречную диаграмму города, а маленькую, темную кляксу.

Чернильное пятно на чистом листе бумаги.

Тест Роршаха, предложенный самой вселенной.

И впервые за долгие годы доктор Адлер почувствовал легкое, едва заметное прикосновение того, что его предшественники назвали бы иррациональным. Легкую дрожь перед неизвестным. Но он тут же подавил это чувство, классифицировав его как естественную реакцию на аномальные данные. У него была проблема, требующая решения. Система столкнулась с ошибкой. Его работа – найти ее, проанализировать и устранить.

Потому что альтернатива была немыслима. Альтернатива означала, что система не всесильна. А это была единственная иллюзия, в которую он верил сам. И самая главная, которую он давал своему городу.

Уверенность в непогрешимости системы медленно, но верно возвращалась, как возвращается кровоток в затекшую конечность. Это был просто глюк. Незначительная погрешность.

Но число на его мысленном табло изменилось.

98.7%. И эта одна десятая процента вдруг показалась ему зияющей пропастью.