Читать книгу Девять - Анатолий Андреев - Страница 14

3.2.

За моей бессмысленной репликой «жизнь отдам за сыромак» скрывалась полная растерянность. Хорошая мина при плохой игре. Чем меньше был я в себе уверен, тем увереннее хотелось выглядеть. Таков закон огрызающейся слабости.

Мои мысли, понукаемые возрастом и первыми жизненными неудачами, двигались вот в каком направлении.

«Москва слезам не верит» – присказка правильная; но в переводе на язык более глубоких смыслов она означает всего лишь «человек человеку волк». Вой себе на здоровье; слабому не верят, верят только сильному. Москва не слезам не верит, она плевать хотела на того, кто публично дает слабину. Будь сильным, а слабости оставь при себе. Будь волком. И тогда все остальные, вся Москва, соборно выражаясь, тебе поверят, то есть примут тебя как кремень-человека. Человек человеку волк. Логически доказано.

Ах, если бы так. Это была бы идиллия. На самом деле человек человеку волк в овечьей шкуре, волк поневоле, волк потому, что не сумел стать другом. Волк – зверь по отношению к себе: вот что страшно.

Человек человеку – проблема.

Я ощущал себя как проблему, с которой мне, и никому другому, предстояло что-то делать. Истребление иллюзий казалось мне путем, единственно достойным человека; но путь этот вел не к счастью, а к погибели. Разве катастрофа – это достойный личности финал?

Ума-разума не хватало, а интуиция подсказывала: Алиса вполне может стать твоим шансом; но ум, который я уже накопил, подсказывал: не слишком доверяй интуиции. Хотя все же доверяй…

Моя случайная жена (достоин сожаления человек, жена которого – дело случая, а не результат обретения себя) оказалась такой лютой и энергичной коброй, что я стал опасаться женщин вообще; меня возмущала беспринципность, которую жена моя возвела в ранг принципа. Чем хуже становились наши отношения, тем тоньше и деликатнее она вела себя в отношении с нашими друзьями, знакомыми и родственниками. Со мной она позволяла себе все, принцип «на войне как на войне», казалось, был жалким обобщением ее поведения; с другими она вела себя так, что «война» в отношении этой нежной особы всем казалась прямым изуверством. Другие в один голос говорили мне, что я лгу, когда я, доведенный до отчаяния, пытался открыть им глаза. Ты лишаешься сокровища, твердили они, ты отказываешься от своего счастья. При этом покачивали головами: дескать, как может мужчина унизиться до таких обвинений в адрес своей исключительно порядочной жены. Просто уму непостижимо.

Особенно преуспевали в покачивании головами женщины; однако Алиса казалась мне – я готов был поклясться в этом! – исключением из правил. Она казалась не женщиной – настолько она была другой женщиной; помимо воли своей я воспринимал Алису как образцовую женщину.

И все-таки она была женщиной. Между прочим, способной совершать глупости. Кто мог дать мне гарантию, что в ней не проснется кобра?

Вновь оказаться в дружном террариуме?

Здравый смысл подсказывал мне: держись от женщин, в том числе и от Алисы как прелестной представительницы этого племени, подальше.

Незрелый разум уклончиво намекал, что все на свете противоречиво.

Интуиция смело заявляла: потеряешь Алису – не найдешь себя.

Что я сказал, когда я сказал «жизнь отдам за сыромак»?

Я сделал ставку на интуицию.

Я знал, что я сделаю предложение Алисе.

Но я не готов был его делать.

В этот момент в моей жизни появилась (язык не поворачивается сказать «случайно появилась») еще одна женщина, Офелия Виноград, которая прельстила меня дотоле неизвестной мне сладкой заповедью: она принимала меня таким, каким я был, не пытаясь переделывать меня; более того, получая удовольствие от того, что я такой, какой я есть. Она была рядом – а присутствия ее не ощущалось; никаких обязательств, никакой несвободы, никаких женских прав на мужчину. У меня могла быть другая женщина – Офелия закрывала глаза, ибо Офелию устраивало то, что нравилось мне. Это был сказочный вариант. Для эгоиста, для «волка». А «волк», надо сказать, – это человек, которому не дано познать себя. «Волк» – это скотина, подзаборно выражаясь. Юный разум, правда, вновь порадовал коготком принципиальности – завел было свое о единстве противоположностей, но здравый смысл был несравненно старше и тверже.

Алиса – посланница из космоса; а Офелия – земная баба. «Синица в руках или журавль в небе?» – пытал здравый смысл.

Голова у меня пошла кругом. Вместо ответа в голове моей вертелся упрек неизвестно кому: ну, почему, почему принимать судьбоносное решение надо именно тогда, когда ты к этому готов меньше всего?

Из вихрей мироощущения родился компромисс: «Жениться следует тогда, – думал я, что я думаю, – когда уже знаешь, как поведет себя жена в случае развода. Еще до женитьбы желательно побыть с ней в процессе развода».

Я не знал, прав я или нет.

А когда не знаешь, начинаешь настаивать на том, что оказывается под рукой. Хватаешься за соломинку. Из страха перед разумом делаешь ставку исключительно на опыт.

Ведешь себя как сумасшедший.

Желаешь изо всех сил понравиться Москве. Коллективному бессознательному в себе.

Ибо не понимаешь: личность Москве не верит.

Личность-Европа не верит Москве-Азии.

Это, кстати, и называется завоевать Москву.

Когда ты перестал верить Москве, когда ты понял, что «Москва слезам не верит» есть глупость вселенская, афористически упакованная, тогда только ты завоевал Москву, вытравил ее из себя.

Правда, толку от этого никакого: к тому времени, когда ты поймешь это, тебе станет глубоко наплевать на тип отношений, столь любезный Москве, – ты с отвращением отвернешься от «завоевать», «слезам не верить», «подтолкнуть падающего», и сердце твое – чрез врата разума – откроется любви.

И больше нигде не ищи золота.

Вот и весь Дао.

Но в тот момент я еще не знал того, что откроется мне по прошествии Времени.

Я был в начале Пути.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.