Читать книгу Девять - Анатолий Андреев - Страница 17

6.2.

– Почему мы стали платить за жилье в два раза меньше? – спросил я у Алисы, изучая пришедшую по почте квитанцию. – С каких это пор жизнь стала дешеветь?

– Не знаю, – беспечно ответила она. – Хотела вот тебя попросить: сходи в ЖЭС, узнай в чем дело. Возможно, какая-то ошибка. Насчитают потом кругленькую сумму и сделают нам дыру в бюджете. А нам дыры ни к чему.

Алиса рада была загрузить меня всякого рода мелкими поручениями, чтобы отвлечь меня от впечатлений, которые я получил во время визита к нам Вени с Венерой. Алиса считала, что я сильно переменился с тех пор: мои глаза стали смотреть «в себя», как она выражалась.

– Ты смотришь на меня, а любуешься собой или разговариваешь с собой. Разве нет?

Возможно, она была права. Со мной что-то происходило. Ко мне, в мой внутренний мир словно подселили какого-то страшно законспирированного диверсанта. Я чувствовал, что придавлен внутренней тенью (последствия улёта и ушиба, несомненно). Постепенно тень разбавилась светом, рассеялась, но не исчезла совсем. Я так и ходил – оттененный, тронутый тенью, что, конечно, отражалось в моих глазах, походке, осанке. Мой светлый контур был обведен угольно-траурной ретушью.

Я, к счастью, не испытал на собственной шкуре, что такое рак, но мне казалось, что точнее всего мои ощущения можно описать как предчувствие вызревающих метастазов. Они еще не поразили меня, не расползлись во мне роковыми корневищами-молниями, но уже копили разрушительный заряд, готовясь к решающей атаке. (Тьфу-тьфу-тьфу! Не накаркать бы рак. Я вынужден был признаться себе, что стал суеверен, чего раньше за мной не наблюдалось; даже не так: приписать себе суеверие, значило бы заниматься самообманом; моя чувствительность к информации, как бы это сказать, запредельной по отношению к человеческим возможностям обострилась настолько, что явно стала интересовать мою интуицию. Улёт. Тьфу-тьфу-тьфу!)

Чтобы успокоить Алису, а заодно и себя, я охотно брался за любые поручения: так проще всего было сконцентрироваться на пустяке и отвлечься от метастазов. Я как раз собирался идти в магазин (сыр, перец, чай, к чаю); решил, что по пути зайду в ЖЭС.

Зашел. Вежливо поинтересовался, почему мы, я и жена, стали платить за жилье в два раза меньше.

– Меньше? за жилье? – округлила и без того круглые, да еще в круглой оправе очков глаза барышня, напоминающая вечно бодрую сову. На бэджике, криво посаженном на блузу, было указано: старший менеджер Смех С.В. – Так не бывает.

– Согласен, – вздохнул я. – Тут что-то не так.

– А вы кто?

– Платон Скарабеев. Хозяин квартиры.

– Ага! – обнаружила логику старший менеджер. – В квартире прописана только гражданка Алиса Скарабеева, а вот муж ее, извините, умер. Поэтому он выписан. И платить за него не надо. Вы ей кто будете?

– Муж.

– Ну, вот! А муж как раз и умер.

– Тогда кто же я, по-вашему?

– Трудно сказать, – укоризненно подытожила Смех С.В.

Она встала и пошла к двери, на которой висела табличка, обведенная траурной каймой (видимо, для того, чтобы исключить всякого рода легкомыслие): Копошилко Алмаз Петрович, начальник ЖЭС 117.

Из приоткрытой двери донеслось:

– Алмаз Петрович, тут потеха. Пришел мужчина и говорит, что он муж. А муж умер!

Было слышно солидное, чтобы не сказать гробовое, молчание, изредка прерываемое шелестом страниц. Копошилко не произнес ни единого слова, пока не вник, как следует. А когда вник, указал:

– Разъясните гражданину, как там его, что он больше не жилец. Документы прилагаются.

Старший менеджер попыталась добросовестно разъяснить мне права и обязанности не жильца.

– Подождите, это ведь не смешно! – возразил я в ответ на ее логику.

Я понимал, что лучшим доказательством моего присутствия на этом свете будет убедительная эмоциональная реакция. Но сильно возмущаться почему-то не хотелось.

– А никто и не смешит вас, – без улыбки парировала Смех.

– И что же мне делать?

– Понимаете, по документам вы, если это действительно вы, умерли. Вас нет. Если желаете опять платить за проживание и пользование коммунальными услугами, вам необходимо заново родиться, что ли, документально доказать, что вы есть.

– Но у меня паспорт есть!

– А у нас – копия свидетельства о вашей смерти. Это туз против вашего паспорта-короля!

– Покажите.

– Вот, пожалуйста.

– Да, действительно. Платон Скарабеев. Моего года рождения. И когда я умер, извините за любопытство? 9 мая 2009 г.?

Это был тот самый день, когда Веня привез мне в дар злополучную картину.

– Скорее всего, это мой однофамилец, – невозмутимо сказал я, убеждая уже не столько госпожу Смех, сколько себя.

– Слишком много совпадений: фамилия, имя, год рождения, год смерти…

– Вы хотите сказать, что я на самом деле почил в бозе? С кем же вы тогда разговариваете?

– А вот это мне неизвестно.

Смех поправила очки-телескопы и внимательно всмотрелась в мое лицо, словно отыскивая на нем следы относительно давней смерти.

– Хорошо. Где находится моя могила? По документам. Где?

– Сначала получите на руки свидетельство о смерти. Там вам скажут, наверное. Примите мои соболезнования.

Вот сова. Смех, да и только. Расскажу Алисе – помрет со смеху.

Но Алиса не торопилась помирать со смеху. Склонность к черному юмору никогда не была сильной ее стороной.

Ей не понравилась эта темная история.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.