Читать книгу Девять - Анатолий Андреев - Страница 15

4.2.

Темнота.

Мефистофелевская ухмылка.

Откуда она взялась?

Из темноты.

Каждый раз после вещего (содержательного) сна я просыпался другим. В таком сне всегда что-то происходило. Я одновременно обогащался и что-то при этом утрачивал.

Однажды я проснулся и понял, что во сне опять я подвергся информационной атаке или, если угодно, погружению в диалектический рассол, после которого (погружения) умственное зрение мое изощрялось, и я видел природу вещей с разных ракурсов-уровней (с тех пор выражение «нет предела совершенству» я понимаю по-своему, сугубо в духе этого сна).

Меня (без метафор здесь не обойтись) словно перепрограммировали – и я почувствовал, что в принципе мог бы быть другим. Например, Веней. Жить иную жизнь, без Алисы, к примеру. Скажу смелее: я, Платон Скарабеев, обнаружил в себе задатки Офелии Виноград. Или кого угодно еще. Я понял, что я – это не уникальная предопределенность существа как единственного и неповторимого; я – это комбинация вариантов, из которых на ходу вылепилась именно моя спираль ДНК, из чего следует: я вполне мог быть другим, и тоже считался бы я. На вполне законных основаниях. Тут дело в не в том, хочу сказать я, что ко мне в любой момент, пользуясь сном разума, способны «подселить», «подбросить» другого (ую), а в том, что во мне, в природе моей есть потенциал быть другим. Как у Протея. Ко мне не надо никого подбрасывать извне. Из моих собственных, условно говоря, «ребер» можно слепить другого. И химическая формула этого другого будет идентична моей. Ничего не изменится – только не станет меня. Духовная формула изменится. Появится другой – чужой, который, возможно, меня никогда не поймет и не примет. «Все люди – братья» мелочь по сравнению с осознанием того, что мы все едины суть и вследствие этого – враги непримиримые. Ведь я – это наиболее жизнеспособный вариант, воплотившаяся в жизнь вероятность, победившая во мне другие, ставшие угнетенными, я.

Вот почему я – это всегда результат войны и агрессии. Человек по глупости своей гордится своим я: я горжусь, что я кельт. Что я ариец. Что я негр. Китаец. Все это говорит лишь о том, что человек не может быть от рождения белым (черным) и пушистым: закваска натуры не позволяет. Но человек может сражаться с самим собой, с другими в себе – и пусть выживает информационно наиболее совершенное в человеке. Это шанс для диктатуры культуры.

Это, казалось бы, бесполезное, академическое знание зачем-то пришло ко мне во сне.

Но практические следствия не замедлили сказаться. Вот это женское, мягкое бабье свойство, обнаруженное мужским умом в себе, усложнило картину мира, размыло ее, сделало как бы хаотичной и непредсказуемой – видимо, затем, чтобы доказать мне, во всем изрядно сомневающемуся, что держится все эта зыбкая картина мира на организации космической. Проснулся-то я homo sapiens sapiens. Мужчиной. Платоном Скарабеевым. И как бы я глубоко ни понимал кого-то, я мог быть только тем, кто я есть.

И все же… Я почувствовал, что могу почувствовать женщину. Могу понять женщину. Да что там: могу стать женщиной. Я, Платона…

Мефистофелевская ухмылка… Я увидел ее во сне или в зеркале?

Темнота.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.