Читать книгу Фатум. Том первый. Паруса судьбы - Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский - Страница 33

В последующие дни Преображенский самым придирчивым образом изучил корабль с бушприта⁵⁹ до кормы. Он лично в обществе мичмана Мостового и боцмана Кучменева облазил и обстучал все трюмы и реи⁶⁰, ощупал шкоты⁶¹, осмотрел камбуз, кают-компанию и все прочее, куда мог заглянуть ревнивый глаз капитана. На лаврах почивать было рано.

Фрегат действительно, как писал Осоргин, оказался отменным судном. Конечно, не ровня линейному, который лишь во снах грезится, но всё же сердце в груди пело. Водоизмещением в четыреста тонн, «Северный Орел» мог похвастаться двумя батарейными палубами − открытой и закрытой. По бортам из портовых нор⁶² зло взирали на мир жерла пушек.

К восторгу Андрея, подводная часть судна оказалась обшитой медью. Уж он-то знал каторжные муки мореходов: чтобы хоть как-то сохранить днище от нашествия морского червя, они сухотились с дополнительной обшивкой корпуса дюймовой доской, устилали ковром прокладку из овечьей шерсти с крутым замесом толченого стекла. В известной степени мера эта спасала корпус, но затабанивала⁶³ скорость и увеличивала осадку.

Ход «Северный Орел» имел отличный; рангоут⁶⁴ − за-гляденье, мечта каботажников, а добрая оснастка позволяла фрегату бороздить океанскую прорву почти по фронтиру⁶⁵ сплошных льдов.

«Что зря Бога гневить, посудина сия может решительно сцепиться с любым врагом − ни испанцу, ни британцу кормы не покажет. Лопни от зависти, либо умились до слез»,−заключил капитан.

Но пуще всего он радовался команде, с которой предстояло кроить океан,− настоящие форменные матросы. Знакомясь с застывшими во фрунт усачами, Андрей Сергеевич исподволь вглядывался в серьезные, мореные лица и облегченно итожил: случись что − не подкачают.

* * *

Преображенскому не однажды случалось совершать хождения дальние, влипать в переделки. И вот в такие-то роковые минуты он впадал в бешенство: дело приходилось иметь с неуправляемым промысловым сбродом, ни к черту знавшим морское ремесло.

Угрозы капитана и даже расправа лютая для этой рвани − кимвал бряцающий; попервоначалу, случалось, промысловики поджимали хвосты, но вскорости распускали бойчее павлиньего… Знавали подлецы: капитан всех акулам в корм не отправит − рук не хватит до берега дойти.

Однако признавали варнаки Преображенского головой отчаянной, но не теряющей разума, а потому на рожон без меры не лезли.

* * *

Лицо Андрея Сергеевича озарилось улыбкой при трескучей дроби сигнального судового барабана.

Не сгибая ноги, печатая всей ступней по звонкой палубной доске, тут же лихим приемом схватываясь за ножны шпаги, к нему приблизился вахтенный офицер Мостовой.

За два шага окаменел и смело взглянул в глаза новому капитану, взметнулась к треуголке рука в белой перчатке, и четко отчеканился рапорт.

Преображенский отдал честь мичману и, развернувшись к матросам, раскатисто гаркнул:

− Здор-р-рово, орлы-ы-ы!

− Здрав желаем, ваш сок-бродь! − оглушил его стройный хор серьгастой шеренги.

У Андрея в тайниках души защемило: вспомнился красавец Кронштадт, повеяло бравым духом кадетского корпуса и глухим, величавым рокотом Финского залива. Он сглотнул ершистый ком в горле и, хватая влажным взглядом всех, бросил вдохновенно:

− Слушай мою коман-н-нду! За знакомство и честносовестливую службу Отечеству жалую молодцам к бочонку господина Черкасова… еще бочонок водки!

Громоподобное «ур-р-ра!» потопило последние слова Андрея Сергеевича, сорвало с ленивых волн шумливую пернатую тварь. Матросы ликовали. Толпа сгрудилась в оцеп притихшим кольцом вокруг ендовы⁶⁶: зачинался торжественный ритуал раздачи водки. Пока баталер⁶⁷ со свист-ком в руке горланил фамилии, начиная по старшинству, господа офицеры последовали за новоявленным капи-таном.

В кают-компании, от веку пропахшей табаком всех стран, Преображенский деловито объявил:

− На рассвете с приливом в Охоте швартуемся, господа. Фрахтоваться время, да и такелаж заботы требует. А сейчас…

На лаковых дверцах сыграли сабельные блики и в кают-компанию, вельми душевно позвякивая, въехала здоровущая братина, накрытая белой льняной скатертью, а за нею, тяжело сопя и отдуваясь, ввалился судовой кок Шилов, исправный камбузный матрос, уже два раза глазевший «дальнюю». На его обветренном, цвета грязной брюквы, лице блуждала лукавая улыбка.

− Ну-с, господа,− капитан широко улыбнулся офицерам − все четверо с бесстрастными лицами чопорно стояли у своих стульев,− а это вам mon cadeau⁶⁸. За понимание и благой союз душ!

Андрей щелкнул за спиной пальцами. Наученный Тихон не оплошал − махом спроворил: скатерка вспорхнула вверх. На полчище серебристых штыков «Абрау Дюрсо» запрыгали зайчики свечей.

− Charmant!⁶⁹ − вырвалось у красавца Гергалова, и следом восторженный тенор мичмана Мостового:

− Капитану Преображенскому − Vivat, господа!

− Вива-а-а-ат!