Читать книгу Царская дочь - Арина Полядова - Страница 10
«Снова осень закружила карусель мелодий…»
Глава 9
Вражеский стан
ОглавлениеЭто просто чудо, но на следующий день, в понедельник, Михайлова проходила мимо собора за минуту до начала вечерней службы! И её потянуло туда, и она попала на праздничное богослужение с помазанием елеем и «величанием» в честь святителя Димитрия Ростовского! В пять вечера народу ещё мало, но к шести собралось, как у пророка Иезекииля, «весьма великое полчище».
И не надо было никаких общин.
И у Михайловой было чувство, будто она приходила мимо дома пира, а её позвали в гости, и она не отказалась.
А квартирантов новых что-то всё не было. Интересно: деньги отдали и не живут! Надо было поинтересоваться, а то уже просто неприлично! Максим позвонил, и Оксана сказала, что они переедут только завтра. И действительно, во вторник Сергей принёс две большие сумки. Просто семейная идиллия.
В среду, когда Катя собиралась на домашнюю группу, Максим сильно насосался пива. Отец Алексий любил повторять, что частота, на которой работают гаджеты, не совпадает с частотами нашего мозга, и поэтому они очень вредны для здоровья. И Михайлова подумала, что частоты мозга пьяного и трезвого человека ещё больше не совпадают. Максиму было ужасно весело, он смеялся, передразнивал её. Она кричала, скандалила.
Позвонила Марина из церкви:
– Катя, мы скоро будем на мосту. У нас чёрная машина, номер 345.
Но Михайлова воевала с пьяным мужем, и поэтому опаздывала. Позвонила Марине.
– Ничего, мы сейчас отвезём других людей.
Таинственная Зинаида Григорьевна жила на Комсомольской, берущей свои истоки рядом с домом Кати, но устье оказалось в другом микрорайоне.
Михайлова уже шла по Комсомольской, как опять стал звонить Максим. И Катя сочла за лучшее вернуться, потому что в доме – чужие люди. Она позвонила Марине:
– Марина, я, к сожалению, сегодня не смогу придти, у меня… у меня… семейные проблемы.
– Хорошо, мы помолимся за ваши семейные проблемы!
Когда она вернулась, Максима уже обнимал Морфей, а вскоре он совсем успокоился и повернулся к стене. Вот так всегда!
К Кате скромно постучалась Оксана:
– Вы обещали нам холодильник.
– Вот он, забирайте.
Это был старый, страшный «ЗИЛ», оставшийся от одного из квартирантов. Но он отлично морозил!
Оксана позвала сожителя и они вдвоём попёрли этот гроб. Катя его даже на миллиметр с места сдвинуть не могла!
– Серёг, мне тяжело, ты разве не видишь, что я – толстая! – вдруг закричала Оксана.
Это ей так казалось.
– А он хоть работает? – с сомнением спросила Оксана.– А то мы вдруг зря его с Серёгой тащим?
– Всё работает.
***
В четверг Максим уехал к Родиону. В этот день он пожаловался:
– У меня, наверное, что-то с почкой, – правый бок болит.
Катя очень испугалась и расстроилась.
В этот день у Валеры протекало домашнее общение. Настроение у Кати было упадническое. Она влезла в свой старенький смартфон и стала смотреть болезни почек. Характер жалоб походил на пиелонефрит, неизлечимое заболевание, грозящее ампутацией почки. Им страдала и Раиса Михайловна.
Пастор же церкви детей Божьих, как и все его конкуренты (это когда речь идёт о сфере влияния), и они же – коллеги, когда имеет место объединённая война против православия, страдал манией преследования. Всё Анатолию Александровичу мнилось, что за ним следят спецслужбы! Поэтому пастор детей Божьих спросил деланно ласково:
– У тебя здесь камера, да?
Разумеется, что она там была, но расстроенная Катя не заметила подвоха.
– Да я просто в интернете смотрю про болезни почек.
– А у тебя почки болят, да? – сочувственно спросил пастор детей Божьих.
– Меня просили узнать.
Когда Раиса Михайловна снимала комнату рядом, она не пропускала ни одной встречи, а теперь добираться за двадцать километров из Камволино, да ещё со сломанным плечом, стало невозможно. Она готовила для этих домашних общений салаты, пекла беляши, чебуреки, пироги с ягодами, фруктами, луком и мясом. Теперь же на столе скучало каменное слоёное печенье.
У пастора же сегодня явно было лирическое настроение. Он даже стал ухаживать за Катей, хотя до этого, видимо, считал её ужасно старой (она годилась ему в дочери). Анатолий Александрович время от времени интересовался, имеет ли она половые сношения с мужем. Сам же он всякий раз подкатывал к Амире и Вале, молодым молдаванкам, с некоторой натяжкой годящихся ему во внучки.
А пастор стал потчевать Катю пересохшими печеньями:
– На вот, покушай. Надо просто быть попроще…
…Когда она вернулась домой, в кухне вовсю плевалась маслом сковородка и пенилась кастрюля с макаронами. А комната и кухня исходила дикой злобой на всё и вся. А Максима всё ещё не было. Но он мог зависнуть у Родиона и на несколько дней.
Катя позвонила – телефон то пищал, то вообще не соединялся. Значит, недоступен. И она расстроилась – страшно, до слёз.
А на кухне Оксана отравляла всё злобой. И Катя почувствовала себя такой одинокой в своей же собственной квартире.
Но назавтра Максим позвонил сам, попросив принести ему в травмпункт медицинский полис. Бок продолжал болеть, и он решил обратиться к травматологу. Чтобы его приняли, он соврал, будто только что поскользнулся и упал, – был страшный гололёд.
Ему поставили два плохих диагноза, которые, к счастью, не подтвердились: перелом правого двенадцатого ребра и травма правой почки. Но оказался просто ушиб поясничной области. Ему прописали немецкий «Фастум-гель», но Катя взяла в аптеке «Быструм-гель»: и дешевле, и поддержка отечественного производителя.
Вечером, уже довольно поздно, Катя написала Марине смс:
«У меня в это воскресенье будет день рождения».
«15 ноября? Это очень хорошо! Приходите в церковь, мы вас поздравим! Как ваши проблемы, разрешились?»
«Да».
«Здорово! Увидимся! Я буду на втором служении!»
***
А у жильцов, Оксаны и Серёги (по-другому его не называли), тоже всё не слава Богу.
Ночь. Бубнит телевизор. Сожители за стеной громко, безобразно ссорятся. Кажется, Серёга обвиняет партнёршу в неухоженности. Оксана орёт, визжит, материт свои волосы:
– Я не знаю, что мне делать с моими … волосами, чтобы они не сыпались!!!
– Сучка бесплодная!!!
– Нет, увидишь, я ещё рожу сына! И он будет меня защищать!!!
Серёга собирается и уходит. Оксана плачет и умывается в ванной. Всё за стенкой, всё слышно.
***
А в день рождения выпал снег. Михайлова надела чёрное платье на подкладке от «Зарины», серую накидку без рисунка, «очень хорошую турецкую дублёнку» без капюшона и ботинки-сникерсы.
Марина, в красивом джемпере из зелёных и красных полос, пришла на первое служение, но не ради Кати же! Выступал брат, которого звали то ли Дима, то ли Вадим.
– Сегодня у нас есть именинница, – объявил он в самом конце собрания.
И Михайлова вышла перед залом, Дима (ведь Вадима тоже можно звать Димой!) подарил ей христианский календарь миссии «Хлеб наш насущный», а собравшиеся спели песенку, на мотив “Happy birthday to you!”:
С днём рождения тебя!
Мы желаем тебе возрастать во Христе!
Святым Духом наполняться мы желаем тебе!
И поаплодировали, как же без этого!
Сестра Михайлова ещё не выучила пасторшу, и приняла за неё громогласную, громадную бабу в нелепой, модной у старух, шляпке. Она, кряхтя, залезла в старый джип и крикнула:
– Кому на станцию – садитесь!
Позже выяснилось, что в тёплое время года пастор добирался в церковь на… велосипеде, а в холодное – на автобусе. Ему, как многодетному отцу, полагался бесплатный проезд.
– Что же вы не сели с ними, доехали хотя бы до площади! – укоризненно покачала головой какая-то сестра.
– Мне туда не нужно.
В модных «сникерсах» с их внутренними каблуками ужасно неудобно спускаться с покрытой первым снегом «горы», оставленной в древности сошедшим ледником, а «очень хорошая дублёнка» оказалась тяжёлой, неудобной, и не согревающей при такой сырости. Но довольно элегантной.
За Катей увязался седой знакомый из автобуса, брат Владимир:
– А откуда они узнали? – как ей показалось, с издёвкой спросил он.
Михайлова же не могла знать, какое положение он занимает в церкви! Здесь, как и у детей Божьих, были свои звёзды, какие-то Варгузовы.
– Я просила их меня поздравить.
Катя вспомнила, как после богослужения он допытывался до каких-то тёток:
«А давайте пойдём сейчас все в Ферзёво пешком!»
«Нет, Володя, иди один куда хочешь! Это мы в молодости ходили…»
До «границы», но это только от ближайшей остановки, было пять километров.
Жил же брат Володя в соседнем Королькове, в посёлке Ткач.
– А что же вы у себя не ходите? – спросила Михайлова, чтобы заполнить паузу.
– Мы раньше ходили. И в «Восход» ходили.
Михайлова нашла статью Ульяны Скойбеды о «ребцентрах» в архиве «Комсомолки». Очень интересно, но всю картину портило хамство: журналистка называла спившегося участника войны в Нагорном Карабахе «алкашом». Катя подумала, что пишет малолетка, которой добрая мама утром перед работой мажет хлеб маслом, но это была уже женщина в возрасте, удостоенная отдельной статьи в Википедии!
Принимая Владимира за фанатичного брата, Михайлова «призналась»:
– А я до вас ходила к детям Божьим. Но бабки решили, что я много съела, и выгнали меня.
– А я один раз был у них в Мыльниках.
– Вам дали после служения бутерброд?
– Нет, наверное, чужим не дают.
– Ещё как дают, просто обед в соседнем корпусе! Должны были пригласить…
А может, сейчас уже не кормят, денег нет?
И Михайлова поняла, что Владимира не интересовала религия, просто он чувствовал себя одиноко. Куда ещё пойдёшь, как не в church? Это самое мудрое, называть эти американские «церкви» на их родном языке – «чёрчь». За всё время их разговора Владимир ни слова не сказал о Боге и Библии. Он её и не открывал, наверное.
Старик увязался провожать Катю, всё хотел вычислить её дом. Но они спокойно прошли мимо её девятиэтажки. Она довела Владимира до дороги, и он опять хотел вернуться. Но телефон Михайлова ему оставила, так как была до того одинока, что была рада даже такому собеседнику.
– Надо же, вам можно просто позвонить! – поразился «брат». – С Новым годом там поздравить…
А дома была, как всегда, гнетущая обстановка. К Оксане подходить было страшно. Она вежливо спросила:
– Екатерина, а у вас нет чёрных ниток? Мне надо куртку Серёге зашить, а свои я после переезда найти не могу.
И хозяйка принесла ей не только нитки, но и модные бело-голубые джинсы и кофточку с крошечными пуговками из ассортимента Раисы Михайловны:
– Я осенью торговала вразнос, – соврала Катя, – а это то, что осталось от моего «бизнеса». Видите, с ценниками, никто не носил! А мне мало.
– Надо же, с кружевами! – восхитилась Оксана.
У хозяйки день рождения, а она, заискивая, подарки дарит!
Квартирантка зашила сожителю куртку, вернула катушку и сердечно поблагодарила.
Позвонил Владимир, и Катя обрадовалась.
– У кого-то сегодня день рождения! – своим усталым, старческим голосом, напомнил он. – Как будешь праздновать?
– Никак. У меня никого нет.
Наверное, он думал, что Михайлова будет отмечать шикарно, как знаменитость, как ему недоступно. Коттедж на пару дней снимет, или ресторан. Как говорят в Дагестане, чужой цыплёнок кажется индюком, а свой индюк – цыплёнком.
– А давай я к тебе приеду! Мне так приятно…
– Я никого не принимаю. У меня нет евроремонта.
Вот это было правдой. «Княгиня никого не принимают…»
– Да я не смотрю! Мне лишь бы было, на чём посидеть! Я помогу убраться! Или давай погуляем…
– Так у меня же муж есть!
Но она всё равно искала себе по-настоящему близкого человека.
***
Вечером Михайлова пошла в воскресную школу.
У неё сложилось впечатление, что здесь собираются только свои, избранные, куда посторонним вход воспрещён. Хотя здесь просто все были из одного храма.
Нервная девица в узких джинсах и платке, исчезла, зато семейная пара из Ферзёво, с девочкой, приезжала каждый раз. Мужчине, строчащему в ежедневнике, Родиону, лет сорок восемь, и его жене, Тане, тоже хорошо за сорок. А может быть, она специально себя старила, чтобы выглядеть «поправославнее». Только представьте себе чёрные грубые волосы, собранные в жалкий хвостик, безобразную чёрную юбку, персиковую кофту из ужасного, будто резинового, волокна, и апофеоз – вещевой мешочек на плече, в каких советские школьники носили сменную обувь.
Девочка же, которую они по-взрослому звали только Софией, красивая, высокая, с длинной русой косичкой, – была очень шумной и гиперактивной. Сейчас она разыгрывает сценку в лицах «Лиса и заяц». Бабушкам понравилось, и Кате тоже.
– Артистка растёт!
Только кем приходилась София Родиону и Татьяне, было непонятно. Она звала их и мама, и папа, и баба, и деда. Да и по возрасту годилась им во внучки.
Ещё Михайловой запомнилась бабушка в серой беретке, не пропустившая ни одного занятия, но она так и не узнала её имени. А бабушка в шапке с косичкой, жившая в Ферзёво, говорила кому-то:
– Я люблю, когда ко мне приходят гости.
И стало Кате от этого так тепло, так уютно! Найти бы кого-то своих…
Сегодня как раз говорили о Священном Писании. Отец Алексий совершенно не признавал Синодальный перевод, юбилея которого так ждали все churches.
– Да, я согласен, что отношусь к этому экстремистки, но читать нужно только нашу русскую Библию, а не Синодальный перевод! Он – масонский! Из Синодального перевода полностью изъята Святая Троица!
– Нет, в книге Бытия осталась, – заметила Михайлова. – «Сотворим человека по образу и подобию нашему»; «Теперь Адам стал как один из нас, знающих добро и зло…»
– В Ветхом хоть что-то осталось! А из Нового Завета Троица удалена полностью!29 Вот скажите, какой плод съели Адам и Ева?
– Там написано, что просто «плод», но мы привыкли считать, что яблоко.
– А на самом деле – инжир! Вы вспомните, как Иисус проклинает смоковницу! Ему скоро идти на крест, а он какую-то смоковницу проклинает! Почему? Потому что именно с неё начался грех. Первая заповедь была о посте! Когда человек не слушается, у него нарушается разум. Жена увидела, что «дерево приятно для глаз». А вы видели их, эти плоды смоковницы?
– Маленькие, страшные!
– И это масоны назвали его «деревом познания добра и зла»! На самом же деле оно «древо разумения доброго и лукавого». Вы замечаете, как меняется смысл?
– «Древо разумения доброго и лукавого…» Ну надо же!
– Возьмём самое начало. Дух Божий носился не «над водой», а над водами. «Тьма над бездною» – именно туда были сброшены бесы. «И был вечер, и было утро: день один» в Синодальном – «день един» в русской Библии! Смотрите, какая разница, один и един! Единый – это неделимый, времени ещё не было. А после грехопадения время уже пошло.
Все собравшиеся оказались поражены сегодняшней лекцией.
– А я всё равно очень люблю Синодальный перевод, – призналась Михайлова. – Многие стихи я знаю наизусть.
– Это хорошо, – сказал отец Алексий.
В конце беседы все желающие испрашивали благословения, а Михайлова всё никак не могла запомнить, как складывать руки правильно. На этот раз она подошла и просто сказала:
– А у меня сегодня – день рождения.
И отец Алексий даже оживился как-то:
– Что ж, многая лета тебе. Благословляю тебе прожить этот год.
29
Пример Троицы в Новом Завете Синодального перевода, «Беседа Иисуса с Никодимом», будто его забыли привести в соответствие с другими стихами: «Истинно, истинно говорю тебе: Мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете» (Ин 3, 11). И далее снова только в единственном числе.