Читать книгу Царская дочь - Арина Полядова - Страница 3

Много лет тому назад Екатерина крайне неудачно вышла замуж. Её муж Максим беспробудно пил, нигде не работал.

Они принадлежали к «потерянному поколению» 90-х; у многих нет ни дня трудового стажа. Сейчас на работу тебя могут взять лишь при условии, что кто-то головой поручится, что ты сможешь работать, но такого человека у Кати не было.

Они сдавали комнаты в своей большой трёхкомнатной квартире, но жить «в таких условиях», да ещё с хозяином-алкоголиком, хоть Макс, ни к кому и не лез, долго никто не хотел. Вот и сейчас у них никто не жил, и копился долг за квартиру.

Когда Максим был женат первым браком, он работал в торговле, – то в мебельном магазине, то в хозяйственном. Он очень хорошо всё умел делать, познавал новые технологии, но, то ли алкоголь разложил его волю, то ли у него её от природы не было. Максим мог запросто напиться с любым человеком, которого видел в первый раз в жизни.

Прошлой осенью, не имея стажа и поручителя, Михайловой удалось пристроиться делопроизводителем в торгово-транспортную компанию «Контент» в Котове, на глухой окраине города, где ещё чудом сохранялись остатки советской промышленности. Жили там, в основном, татары.

Общественный транспорт в Котово не ходил, надо было добраться до станции Щёлочь, или остановки Металлургический комбинат, и оттуда – полтора километра пехом через частный сектор. А до дома выходило три с половиной километра. Чаще всего Михайлова ходила пешком, экономя деньги, большую часть которых Максим со скандалом отнимал и пропивал, обещая на следующий день неведомым образом озолотить.

«Контент», осуществлявший грузовые перевозки по России и Казахстану, располагался в грязно-белом двухэтажном бараке, правда, со стеклопакетами. Но этим летом Михайлова была вынуждена уйти, так как муж в её отсутствие стал вести весёлый образ жизни, и она боялась оставлять его одного.

Деньги закончились. От отчаяния Катя стала каждую субботу ходить в собор на всенощное бдение. Из объявлений в притворе Михайлова узнала о новой воскресной школе своего старого знакомого отца Алексия и платных курсах церковной флористики. На бесплатные катехизаторские курсы она опоздала.

Собору требовался «уборщик помещений». Поломойка, конечно, не её специальность, но Михайлова оказалась в отчаянии.

Стоял холодный и прозрачный октябрьский день. Трубку не взяли, но перезвонили. Михайлова как раз снимала на камеру своего старенького смартфона берёзовый листопад.

– Я не могла вам сразу ответить, я была на литургии, – весело доложилась приветливая женщина.

Михайлова сказала, что она насчёт работы.

– Сколько вам лет?

И Михайлова внутренне сжалась, так как цифра была огромной:

– …

– Надо же, какая молодая! – поразилась «соборянка». – Как странно… Мы обычно берём тех, кому семьдесят…

Михайлова с юности и не пыталась давить на жалость, но поняла, что можно говорить прямо:

– А что ещё делать, если нечем платить за квартиру?

– А как вас звать-величать?

– Екатерина Алексеевна.

– Нет, вы ещё молодая, просто Катя. Я – Наталья Сергеевна. Катя, а вы принимаете участие в таинствах?

– Только в таинстве исповеди.

– Вы причащаетесь?

– Нет.

– А почему?

– Я недостойна! – с излишней патетикой воскликнула Михайлова.

Не могла же она сказать, что…

– Просто нам велено брать на работу лишь тех, кто участвует в таинстве причастия. Хорошо, приходите завтра в храм к десяти.

***

Утром она идёт в собор, как на каторгу. Величественный красный храм в псевдоготическом стиле, озарённый богатым золотым светом, который льётся в наши окна только в октябре. В притворе зелёная крышка от гроба, а на столике для записок – какие-то листовки. Михайлова берёт почитать.

Наталья Сергеевна работает в храмовой канцелярии. Словно строй солдат, её охраняют высокие пышные туи. А у входа – шикарные розы, красная, и две розовые.

Надо же, розы – осенние цветы как какие-нибудь астры, хризантемы или георгины. Розовая напоминала спаниеля с виновато поникшими ушками.

Михайлова заранее пытается оценить, что ей предстоит. В соборе пол плиточный, а на уборщицах спецодежда – противные зелёные халаты. На двери объявление: «Хорошо вытирайте ноги, чтобы в нашем храме всегда было чисто!»

Канцелярия за десять лет преобразилась, – предбанник обложен плиткой. Вот подобострастная бабушка из «администрации» с двумя вёдрами, – только коромысла не хватает. И Михайловой стало тошно.

Наталье Сергеевне лет пятьдесят пять, но она выглядит молодо, стрижена коротко и крашена в «блонд».

– Где вы раньше работали? – всё также приветливо спрашивает она.

Похвастаться Михайловой нечем, но она старается выглядеть прилично:

– Делопроизводителем, на выборах…

– И вы, такой активный человек, хотите таскать вёдра?!

– А что делать?

– Оставьте ваши данные, может быть, мы вас возьмём. А если нет, то не обессудьте.

Михайловой нравится, как Наталья Сергеевна выражается, – как в русской классике. Она дала ей листок бумаги, где были написаны сведения о претендентках.

Собеседование постоянно прерывали звонки на мобильный и городской телефоны. Наталья Сергеевна извинялась и говорила в трубку: «Да, я знаю, что мы должны вам сорок тысяч рублей за свечи».

– А ещё я хочу подарить вам книжечку о таинстве причастия «Недостоин тот, кто считает себя достойным».

– Спасибо. До свидания.

– Спаси Господи!

Михайлова могла бы и солгать, будто причащается, – в большом храме это невозможно проверить. Но она не стала врать в Божьем доме, это же,тебе не секта какая-нибудь!

Когда она подошла к «Эльдорадо», позвонила Раиса Михайловна:

– Катенька, ты не могла бы мне помочь? Я сейчас дома.

«Как же хорошо, что я не занята! – обрадовалась Михайлова. – Иначе не смогла бы прийти!

Раиса Михайловна была очень умной, образованной женщиной, но попала в переплёт. Её отец был муллой, и в молодости она смеялась над исламом. Но какая-то её родственница оказалась дитём Божьим5, что посеяло в Раисе Михайловне зловредное семя.

Как зловеще иной раз складывается наша судьба! Два года тому назад, еще будучи формальной мусульманкой, женщина искала комнату. И нарвалась на Нину Андреевну из церкви детей Божьих. Та смущённо пригласила квартирантку в свою церковь, и Раиса Михайловна сказала:

– Если детей Божьих, то я приду.

Пришла и осталась в церкви, покаявшись через две недели.

А ведь они с мужем в то же самое время усиленно искали жильцов! Если бы они встретились, то не стала бы Раиса Михайловна культисткой!6

В таких churches7 считается, что все свои дела ты должен решать через сестёр и братьев, иначе удаляешься от церкви. Если в собрании8 есть свои парикмахеры, маникюрши, мастера по ремонту компьютеров и машин, то стричься и чинить технику ты обязан только у них.

Но Раиса Михайловна стриглась и делала маникюр у людей мира9, а не у Валечки Дуду и Амиры Стефанчук, так как боялась заразиться СПИДом и гепатитом С через сомнительные молдавские инструменты.

Но вот со съёмом жилья она влипла. Две комнаты подряд снимала у сестёр по вере, и те её, горянку, гнобили. И Раиса Михайловна стала в собрании святых просто переходящим вымпелом: вся церковь гадала, к кому эта «бомжиха» в очередной раз «пойдёт жить»?

Катя с удовольствием взяла бы её к себе, Раиса Михайловна была близким ей человеком. Но проблема – в её муже Максиме: он безобразно пил. А Раиса Михайловна хоть и не встречала его лично, но очень уважала, он же – мужчина! Хоть она с детства и бунтовала против горских законов, кровь-то не вытравишь!

После припадочной сестры Юлии Дружининой, по нескольку раз на дню прибегавшей с другого конца города проверять чистоту, которую сама она никогда не соблюдала, Раисе Михайловне пособила сестра Светлана Михайловна Явлинская, мать брата Валеры, элиты церкви, администратора группы «ВКонтакте» их дома молитвы. У неё было трое детей, младшие – успешные: у Валеры – фирма по ремонту компьютеров, у Вали, налоговички, машина и коттедж в процессе постройки. И только самый старший, Саша, никчёмный пьяница.

Вечно улыбающаяся, как дебилка, сестра Светлана Михайловна жила в апартаментах Валеры, но прописана в комнатушке сына-алкоголика. За комнату никто не платил, и вырос долг в девяносто тысяч. Сашу отправили в санкт-петербургский ребцентр, а комнату сдали сестре Раисе Михайловне как «богатой» ипэшнице – гасить коммунальный долг.

Жизнь в Сашиной коммуналке оказалась не слаще отдельной квартиры сестры Дружининой. Михайлова, на свой страх и риск, приглашала её к себе, но пастор церкви Анатолий Александрович переезд строго запретил: раз сестра Раиса взялась выплачивать долг сестры по вере, то должна исполнить обещание! И она, такая бунтарка, послушалась!

В выходной Раиса Михайловна сломала в коридоре плечо, и эта травма выключила её из активной жизни на три месяца. Другая дорогая сестра, Татьяна Борисовна из Камволина, выдурила свою соседку, девяностодвухлетнюю бабку, заставив переписать на себя квартиру. В следующие дойные коровы она усмотрела себе сестру Раису Михайловну.

Пастор Анатолий Александрович, по словам Раисы Михайловны, поимел большую обиду, что эта квартира досталась не ему.

И как подгадало! Сестра по вере ломает плечо, и «получившая от Бога» чужое наследство берёт её к себе, сначала бесплатно.

Раиса Михайловна, военный врач-хирург, уже лет двадцать торговала женской одеждой, и у неё на съёмной квартире было много-много тряпок, и надо было помочь ей всё это собрать.

– Катенька, подними, пожалуйста, диван. А вот давай сюда шубы, а то Саша пропьёт, – с издёвкой сказала сестра Раиса Михайловна.

И Катя с содроганием подумала: и о Максиме она скажет то же самое!

– Что это за зверь?

– Хорёк. А вот, Катенька, возьми, это очень хорошее финское пальто. И это возьми, это очень хорошая турецкая дублёнка.

И Михайлова вынесла во двор два своих тюка, и три хозяйкиных. Они вызвали такси и поехали в church, где как раз проходило женское молитвенное служение.

Ради трудоустройства в храм Божий Михайлова надела под длинное белое пальто дорогое платье, тоже подарок Раисы Михайловны. Сделано в Кыргызстане, прекрасная ткань, синие и красные цветы на чёрном поле, подкладка, но… длина подкачала. На груди модный квадратный вырез, а на юбке рюшка. И тонкое слишком для осени.

Они приехали в church, когда женщины уже закончили молиться. Сестра Татьяна Борисовна коршуном накинулась на свою курицу, несущую золотые яйца. Раиса Михайловна тихо спросила: «Есть на хлеб?» – и сунула пятьдесят рублей.

– Ой, девочки, – вздохнула она, – нам надо здесь кассу взаимопомощи, что ли, организовать. Если кто-то работу потеряет или заболеет. Хоть по сто рублей. А то я теперь три месяца торговать не смогу, а как мне снимать? Ждать никто не будет, людям деньги нужны!

Она переживала за хозяев, людей далеко не бедных, что они не получат её денег!

– Надо помолиться за Раечкино исцеление! – заслащавила сестра Ольга Михайловна. – Господи, за что же такое Раечке, она же всегда нас всех кормила, всегда заботилась…

И лишь одна Михайлова знала, почему: сестра Раиса Михайловна планировала под Новый год спалить машину одного брата по вере. Тачка – ерунда, старая гнилая «восьмёрка», просто дорогой брат ей очень дорожил. Она слышала этот разговор:

«А как же камеры?» – спросила сестра Маша Лизкина.

«Так я оденусь бомжихой! Рот на замок, и всё! Он же за день напашется на свои кредиты, устанет… Лучше бы дом ему спалить, но тогда сразу поймут, что это – ты…»

Самой загадочной личностью в церкви был брат Гена. После развода он жил монахом. Но Раиса Михайловна его аскетизм опровергла:

«Я тебе сейчас скажу: он Машу иногда потрахивал. А раз она не крещённая, то ему нельзя было на ней жениться! Она крещение вместе со мной принимала, только он всё равно на ней не женился! И Маша перестала ходить в церковь!»

И Раиса Михайловна, как истинная горянка, решила отомстить за «честь сестры». Михайлова читала у Фазу Алиевой, как женщины-аварки пошли с кинжалами на соседний аул и отомстили за оскорблённую вдову. А Раиса Михайловна – чеченка из тейпа малхистинцев.

Михайлова не думала, что Бог, даже сектантский, был на стороне Гены. Просто Он решил предотвратить преступление. Ведь горе тому, от кого придут соблазны. Такому человеку лучше бы не родиться, а повесить себе жёрнов на шею…

Михайлова всё хотела взять в столовой, где бабы сейчас молились, домой чаю. Пришлось пойти на хитрость. Она побежала в «трапезную» искать свою уже потрёпанную сумку от “Savage”, где и ухватила горсть пакетиков. Хороших, «Бета», сегодня не было, один «Ришар». А потом сумка-кошелёк «нашлась» на подзеркальнике!

Как же она рисковала! В сумке паспорт, она же хотела на работу устроиться! Лишиться документов во имя дешёвых чайных пакетиков! Михайлова не доверяла этим чёртовым бабам: да, копейку они и вправду не возьмут, но недвижимость – обязательно!

Раиса Михайловна с Борисовной снова взяли такси и уехали в Камволино, а Михайлова пошла пешком домой три с половиной километра. Всё это происходило в бывший государственный праздник – День Конституции СССР. Было очень холодно, небо нахмурилось, набрякло, и упал первый злой снег, который тут же растаял.

За ней увязалась Ольга Михайловна, слащавая пожилая сестра. Её квартира в закладе у банка, дочь пила и била мать, и Ольга Михайловна колобродила по ночам вокруг дома. Никто из церкви в такие моменты не давал ей приюта.

– Мне всё звонят из банка, Катечка, и спрашивают: неужели она всё никак не может устроиться на работу? Да, говорю, не может, ей пятьдесят лет, кто её возьмёт? И она всегда была у меня блюдоносицей! Мне, Катечка, нужен кордиамин, но он стоит 176 рублей, и я беру для своего сердечка боярышник, капельки всего по пятнадцать рублей…

***

Вечером Михайлова расклеивала объявления о сдаче комнаты. К ней обратился нетрезвый мужчина, хорошо одетый, в капюшоне, – стало очень холодно:

– Женщина, вот я хочу снять квартиру!

– А вы местный? – холодно спросила она.

– Из Абакана! У меня жена не работает, и двое маленьких детей, которые всё время плачут, – вот в чём проблема! А там пьют?

– Нет.

Михайлова замерзала в своём тонком белом пальто, – температура упала чуть ниже нуля. Но она любила осень.

По вечерам ей нравилось сидеть в кухне с книжкой. Вот и сейчас она старалась не отчаиваться и читала «Любовника леди Чаттерлей», – философский роман.

«В столь горькое время выпало нам жить, что мы тщимся не замечать эту горечь. Приходит беда, рушит нашу жизнь, а мы сразу же прямо на руинах наново торим тропки к надежде. Тяжкий это труд. Впереди – рытвины да преграды. Мы их либо обходим, либо с грехом пополам берём приступом. Но какие бы невзгоды не обрушивались, жизнь идёт своим чередом».

***

Насчёт работы из собора Михайловой так и не позвонили, но она и не расстроилась.

В храме, на специальном столике для ненужной дарителям духовной литературы, ей попались скрепленные скриншоты о неопятидесятнической10 церкви «Дом Петра». А всё это – вредные привычки: раз начав, трудно остановиться.

И Михайлова нашла в своём смартфоне и адрес, и расписание богослужений. Ещё в 90-е, когда это было модно, в Щёлочи высадился десант южнокорейской христианской миссии; они выстроили красивый дорогой особняк на окраине города, но сейчас туда никто не ходил, и «евангелисты» промышляла сдачей помещений другим «церквям», дружа, таким образом, как малолетки в детском саду, против православия.

Года два тому назад случился скандал с харизматической церковью «Восход»11, предлагавшей услуги в борьбе с «зависимостью». А конкурирующий «Дом Петра» был ещё не так известен, но уже набирал силу. И Михайлова решила посмотреть, что там такое.

Она набрала указанный на сайте номер, дабы уточнить время богослужения, – и ей никто не ответил и не перезвонил! Да, странный нынче сектант пошёл, не активный!

Но как-то всё-таки ответила женщина, – Ирина Рыбкина, жена пастора. Сказала:

– Извините, я сейчас еду в лифте и плохо вас слышу. Я перезвоню.

И перезвонила.

– А на каком сайте вы о нас узнали? А то информация может быть устаревшей. Да, у нас два служения, в десять утра и час дня, и домашние группы, – всё, как у людей. Приходите, у нас очень хороший пастор!