Читать книгу Каббала - Артур Эдвард Уэйт - Страница 6

Имеющую авторитет в еврейской среде литературу, которая была создана в христианскую эру, следует отличать от разнообразной научной литературы на эту тему и literati[101], составлявших библиографии раввинистических текстов, типа сокращенно Бартолоччи и Вольфа[102]. Для того чтобы определить место, которое занимает Каббала, следует кратко охарактеризовать великий и авторитетный свод трактатов, известный каждому как Талмуд. Он имеет больший объем, так как Талмуд тоже складывался с древних времен. Умеренные критики относят начало этого процесса ко времени незадолго до Рождества Христова[103], а два его канонических кодекса, если использовать общее принятое выражение, более или менее сложились в IV–VI вв.[104], причем в эти периоды, хотя и прослеживаются некоторые признаки наличия эзотерической доктрины, невозможно доказать, что существует каббалистическая литературы в том строгом смысле, в каком здесь понимается этот термин[105]. Иными словами, источники Талмуда представляют собой «обычаи и установления, которыми руководствовались учителя Израиля в религиозных и гражданских делах»[106]. Полагают, что этот источник восходит к эпохе Ездры, однако можно утверждать лишь то, что материалы, собранные в Талмуде, значительно старше самых ранних письменно зафиксированных форм. Эти материалы представляют собой определенные мишнайот (термин означает повторения), а именно примечания академических вероучителей, которые в дальнейшем стали обрастать всевозможными дополнениями[107]. Примерно до 220 г. значительное количество этих записей было собрано рабби Йегудой (бен Шимоном) ха-Насси, князем (Изгнания)[108], подвергнуто тщательному отбору и компилированию. К некоторым из них рабби Йегуда присоединил собственные краткие комментарии[109]. Это означает, что такой свод имел достаточно субъективный характер и отражал взгляды рабби Йегуды, отличавшегося от взглядов других авторитетов. Он даже пытался уничтожить конкурирующие мишнайот, но некоторые из них удалось скрыть, и они вновь были обнародованы уже после его смерти. Таким образом, есть:

а) Мишна, или повторения, свод трактатов, составленный рабби Йегудой;

б) Тосефта (Тосефтот), или добавления, под названием Берайтот[110], имевшие незначительный или второстепенный характер, термин был введен последователями рабби Йегуды в отношении конкурирующей Мишны, которая, как утверждалось, со временем почти вытеснила первоначальный свод. Эти два соперничающих свода были впоследствии гармонизированы позднейшими раввинами;

в) отсюда возникла Гемара, т. е. заключение или завершение[111].

Гемара вместе с Мишной образуют Талмуд[112], или наставление – от слова, означающего «учить». Существуют две версии Талмуда; в обеих содержится общая Мишна. Составленная иерусалимскими законоучителями, которые представляли школу Тиверии, и рабби Йоханона бен Элиэзера (ум. ок. 279), Гемара вместе с Мишной составляет Иерусалимский Талмуд и датируется концом IV в. Гемара, собранная вавилонскими законоучителями, и особенно Раббина (ум. ок. 420), подготовленная рабби Аши (353–427) и рабби Йосе, вместе с Мишной представляет собой Вавилонский Талмуд, превышающий по объему в четыре раза Иерусалимский[113]. Он был начат в V в., а завершен в VI в., но и после этого в него включали немало добавлений.

Следует отметить, что эти два выдающихся собрания Талмудов заняли важное положение во всей литературе, которую обобщенно принято называть Каббалой. Во-первых, этот термин, как уже указывалось, технически или исторически вызывает многочисленные недоразумения. Гипотетически с позиции обоих этих литературных массивов Талмуд также относится к Каббале, как и Зогар, поскольку и то и другое передает Традицию[114]. Однако нельзя в то же время утверждать, что Талмуд является таким же каббалистическим текстом, как Зогар. Это совершенно разные по направленности явления. Древность и безусловный авторитет Талмудов не подлежит сомнению[115], но многовековые исследования Зогара не позволили считать его таковым. Даже если бы доказали, что оба корпуса одинаково древние, они представляют собой совершенно разные Традиции. Талмуд ни в коей мере не выступает теософской системой[116]: он является Законом и комментарием, конструкцией, возведенной законоучителями из правовых, религиозных и политических элементов жизнеустройства Древнего Израиля[117]. Он имеет социологический, а не метафизический характер, хотя метафизика здесь допускается и существуют включения, которые могут быть отнесены к мистических[118]. Помещать Талмуд в один ряд с литературой, в которой обсуждаются таинства Божественной Короны, развертывается скрытая «сущность Бога» в Его Самораскрытии в бытии мира, эманации или исхождении сфирот, метемпсихозе и судьбе душ, означает извращать истину и переворачивать все с ног на голову, сознательно путая критерии. Исидор Лоеб[119] предлагает замечательную схему различения этих двух типов литературы в своем очерке о сравнительном положении французских и испанских евреев в период распространения Зогара. Талмудический Израиль, отмечает он, ограничивался кругом Закона: он не имел горизонта и будущего, места в жизни философии[120]. Зогар выступил для Израиля мощным импульсом движения к идеальному; он предоставил философию, широкий горизонт, открыл еврейству в изгнании доступ к мысли мира, приобщил его к Вечности.

Первым следствием упомянутой выше путаницы стало выстраивание ложной конструкции над талмудической литературой, а именно предположение, каково ее место с позиции собственно Каббалы. В соответствии с ним такая литература имеет двойной смысл, который скрывается под буквальным или простым смыслом, лежащим на поверхности[121]. Следует согласиться с тем, что это аналогично поиску метафизики в английском Общем праве, решений Священного синода – в Уголовном кодексе или теории трансмутации – в праве о передаче собственности. Но именно так поступает с Талмудом весьма известный приверженец Каббалы, влияние которого на ряд групп адептов во Франции и Англии превосходило все разумные пределы, Элифас Леви. На самом деле он наговорил много о литературе иудаизма христианской эры, зная о ней очень мало, благодаря презентации талмудической системы, столь вопиюще противоречащей фактам[122]. Он отмечал, что первый, единственно каббалистический Талмуд, был собран во II в. «рабби Йегудой ха-Кадош ха-Насси, т. е. Иудой святейшим и князем», который «составил свою книгу по вдохновению свыше». Он «писал ее изнутри и извне, как Иезекииль и апостол Иоанн, и он указывал на трансцендентный смысл священными буквами и числами, соответствующими Берешит первых шести сфирот»[123] каббалистической теософии, основной корпус которой был создан значительно позднее. В реальности такой связи с системой сфер-сфирот не существует. Мишна включает шесть разделов[124]; первый посвящен десятинам, животным, которых по закону нельзя спаривать, злакам, которые запрещено сеять вместе, нитям, которые нельзя ткать вместе, плодам, которые нельзя собирать, пока дерево, их производящее, не достигнет трехлетнего возраста, и т. п. Он отнюдь не превратится в менее, если не исключительно, аграрный по своей тематике, если Леви, который явно не читал его, будет утверждать обратное. Не имеет он и никакого отношения к Кетер – Короне (или Венцу), если точно придерживаться фантастической точки зрения, согласно которой, «понятие Вышней Короны включает в себя принцип плодоношения и всеобщего размножения». В соответствии с таким принципом можно объяснить все что угодно.

Во втором разделе описываются праздники Израиля, пищевые запреты, посты и т. п. Леви не пытается увязать книгу со сфирой Хохма. Третий раздел посвящен бракам и разводам, или, как отмечал Леви, «она, скорее, посвящена женщинам и фундаментальным устоям семьи». Он соотносит ее с третьей сфирой Бина. В четвертом разделе раскрыты основы гражданских договоров, общего права, гражданских и уголовных преступлений и наказаний и т. д. Элифас Леви полагал, что по своим качествам этот раздел превосходит любой кодекс Средних веков. Это объясняет, как Израиль смог пережить все гонения. В соответствии с естественным порядком сфирот она должна была соответствовать сфире Хесед – Любви или Милости, но так как она явно больше соответствует атрибуту Суда, порядок сфирот меняется, и она соотносится со сфирой Гвура – Силы или Строгого Суда. Пятый раздел вследствие такой перестановки связан со сфирой Милосердия и посвящен, по мнению французских оккультистов, вещам утешительным, духовным и святым, что совершенно не соответствует ее реальному содержанию. В шестом разделе раскрывается проблема очищения, которую Леви истолковывает как «самые сокровенные таинства жизни и нравственность, регулирующую ее»[125]. Согласно той же логике эта проблема относится к сфире Тиферет, символизирующей Красоту.

Именно это привело к тому, что оккультисты в глазах научного мира стали притчей во языцех[126]. Талмуд имеет сходство с Каббалой, но это связано с общностью метода изложения, а не материала. Безусловно, следует упоминать при рассмотрении и Зогар, но любая попытка соглашаться с тем, что они якобы исходят из одного принципа и решают общие задачи, доказывает полную некомпетентность исследователя.

Еще один, упоминавшийся ранее автор, руководствовавшийся совершенно иными критериями научности, а именно покойный Исаак Майер, совершенно верно различает Каббалу и Зогар, утверждая, что они «допускают исключительно широкое поле для спекуляций». Он понимает под спекуляциями специфически метафизические и теософские конструкции, тогда как Талмуд «имеет дело с повседневной жизнью человека в Законе». Первые «исходят из духовной точки зрения, видя в Законе и его толковании духовную цель», тогда как второй «носит исключительно практический характер как в отправной, так и в конечной точке, предлагая, ввиду неведения, недостатка понимания и естественной непоследовательности масс, строгое соблюдение Закона во всех его мельчайших предписаниях»[127].