Читать книгу Каббала - Артур Эдвард Уэйт - Страница 9

Книга вторая
Источник и авторитет каббалы и датировка основных текстов
II. Современная критика Зогара, или Книги Сияния

Оглавление

Комментарии на Сефер Йециру, предшествовавшие публикации Зогара, не претендуют на древность и рассмотрены позднее. Точно так же следует временно отложить анализ предполагаемых каббалистических следов у писателей, творивших до появления этого учения. Необходимо сразу обратиться к проблемам, связанным с Книгой Сияния. Главными вопросами выступают следующие: 1) правы ли современные критики, относящие происхождение Зогара к XIII в. и полагающие, что ее автором является рабби Моше Шем Тов де Леона; 2) есть ли свидетельства, подтверждающие, что хотя бы частично доктрина Зогара существовала значительно раньше или, согласно преданию, в эпоху императора Антонина.

В современном Израиле искать ответы на оба вопроса бессмысленно. Сефер Йецира появилась до того, как возникло элементарное представление о критике документов. Точно так же Зогар стал циркулировать в неоднородной среде, и его либо принимали, либо отвергали a priori. Все же, кто питал отвращение к игу Аристотеля, которое рабби Авраам Бен Давид ха-Леви (ум. ок. 1126), рабби Авраам бен Меир ибн Езра (ок. 1092–1167) и Моше Маймонид (1131–1201) навязали народу Израиля, встретили Сефер Йециру с распростертыми объятиями[166]. Многочисленные приверженцы астрологии и магии в Израиле всем сердцем приняли Зогар: хотя он не был ни астрологией, ни магией, его учение соответствовало их внутренним мистическим склонностям. Вместе с тем поклонники Аристотеля ненавидели Зогар за то, что к нему были неприложимы их методы[167]. Только в настоящее время появились аргументированные высказывания еврейских мыслителей относительно Зогара. Его защитниками выступали Кониц в 1815 г.[168], Франк в 1843 г., Давид Луриа в 1857 г.[169], Мунк в 1859 г., его яростным противником был Грец в Германии[170], если ограничиться одним примером.

Рассматривая влияние, которое оказала Каббала на христианский мир, следует отличать Сефер Йециру от Зогара. Первая не воздействовала на него ни в малейшей степени. Действительно, она стала нам известна лишь благодаря исключительно эрудированному и в такой же мере экстравагантному монаху, но если бы это произошло в XVI в., сам трактат не привлек бы к себе должного внимания. Изложенные в нем концепции о динамике сфирот, комментарии рабби Абрахама и рабби Азриэля заинтересовали некоторых ученых мужей, однако в целом данный трактат не выдерживал сравнения с главным корпусом. Для христианского исследователя Каббала была либо собственно Зогаром, либо производным от него, и, как увидим, ему приписывали исключительно евангельскую направленность. Иными словами, открытие, согласно которому в Израиле с незапамятных времен существовало Тайное Учение, которое со всей очевидностью содержало аналогии и даже тождества с основополагающими догмами христианства, столь откровенно демонстрировало заблуждение евреев, что их обращение представлялось неизбежным[171]. Поэтому в тот момент древность Традиции не оспаривалась в христианском мире, к тому же, повторяем, критическое отношение к документам в то время еще не сложилось. В XIX в. всем была свойственна серьезная, хотя и вполне объяснимая ошибка – считать, что автором произведения является тот, кому это произведение приписывают. Люди верили утверждениям о древности Зогара по тем же причинам, по которым их убедили в древности Гомера. При существовавшем тогда уровне научных знаний сомневаться в чем-то одном означало разверзнуть бездну под всем остальным и в конечном итоге перестать доверять всей древней литературе. По прошествии времени стало ясно, что данный евангельский инструмент неэффективен в плане обращения евреев, начали отрицать его наличие в Зогаре, но и тогда причиной послужило совсем не критическое мышление. Правда, и на самом пике энтузиазма раздавались отдельные скептические голоса, но, впрочем, не из критических соображений, а из предвзятости[172]. Христиане, которые отвергали Зогар, мало чем отличались от не принимавших его евреев: последние это делали из-за своей приверженности Аристотелю, первые – из-за того, что были христианами и в гетто видели не что-либо доброе, а лишь окончательную нераскаянность заблудшего разбойника в толедской учености[173].

Легковерие или, по крайней мере, бессилие ученых мужей тех времен с лихвой окупалось энтузиазмом позднейших критиков Каббалы. Можно свидетельствовать, что в ряде случаев они, хотя и по-своему, относились к проблеме с таким же предубеждением, с каким относился к ней хитроумный библиограф XVII в. Юлиус Бартолоччи. Сама мысль о возможности существования параллельной Традиции духовности и мудрости, да еще издревле сохраняемой вне ведения римской Церкви в отвергнутом доме Израиля, была оскорбительна для католического сознания. Согласно той же логике мыслители современного христианского мира не могли смириться с тем, что существует некая эзотерическая литература, достойная всяческого внимания, поэтому им легче было признать Зогар литературной подделкой XIII в. Попытаемся теперь представить себе, куда это могло завести.

Существуют литературные фабрикации, не требующие особой учености для их развенчания, поскольку они сами разоблачают себя по всем статьям. В области изящной литературы достаточно назвать поэмы Т. Раули. Общеизвестно, что это была мистификация от начала и до конца. В ней все было настолько явно шито белыми нитками, что разоблачение не заставило себя долго ждать. Вместе с тем у этих поэм было немало поклонников, искренне верящих в их подлинность. Даже после того, как Белл издал Чаттертона, род раулеманов еще не пресекся, иначе издатель не описывал бы их столь живо, причем набросанные им портретные черты можно считать типичными для людей такого рода. Верующего в реальность Раули, отмечал Белл, невозможно переубедить, и это свойство присуще любому горячему приверженцу литературных фальсификаций. История рукописей Раули похожа на истории многочисленных оккультных документов, наиболее яркими образчиками которых являются книги по церемониальной магии. Едва ли можно найти что-либо более вопиюще фальшивое, несообразное, чем иные версии Ключей Соломона или Сакральная магия Абрамелина-мага. Однако всего десять лет назад у них были в Англии свои последователи, с пеной у рта отстаивающие их древность или древнееврейское происхождение в зависимости от конкретных притязаний текста.

Некоторые литературные фабрикации основываются на каком-либо неоспоримом факте, на нем выстраивается целое здание мистификации. Вспомним в связи с этим поэмы Оссиана, которые имели некое несомненное ядро блуждающей гэльской Традиции, ее мотивы виртуозно разработал Макферсон. Результат мог ввести в заблуждение даже маститого критика, и все равно разоблачение подобного произведения является только делом времени. Так, эпос Уоллеса был сокрушителен для Фингала. Латиноязычные алхимические трактаты, приписываемые Геберу (Джеберу), можно привести в качестве наиболее типичных примеров подобных подтасовок в оккультной литературе, если согласиться с Бертелотом, отмечающим, что они не имеют ни малейшего сходства с арабскими оригиналами, поскольку таковые существуют[174].

Наконец, есть произведения, которые сознательно сфабрикованы или не являются таковыми, но могут содержать подлинный материал из существующей литературы. Они скомпонованы столь мастерски и сообразно, что из-за недостаточности методов критического анализа трудно прийти к окончательному выводу относительно их происхождения. Какой-либо яркий пример подобной фабрикации в belles lettres, в жанре художественной литературы, отсутствует. К ней приближается сборник Хогга Jacobite Relics of Scotland. В нем содержится, несомненно, много оригинального материала, но существуют основания подозревать, что Эттрик Шеферд привнес сюда плоды своего поэтического гения. По этой причине критики, хотя и не слишком углубляясь в эту проблему, разделяются в данном вопросе на две равные партии. В так называемой оккультной литературе есть несколько ярких подобных примеров не внушающих доверие произведений, которые для беспристрастного судьи остаются подозрительными. Это несколько герметических книг, которые в научном мире принято относить к Александрийскому периоду, а следовательно, христианской эре. Однако существуют сторонники другого мнения, в соответствии с которым передаваемая в них Традиция имеет значительно более древнее происхождение. Нам известно, что ни в одном из этих случаев не удалось раз и навсегда достичь общего согласия. Однако наиболее одиозным примером в этой области выступает то, что мы рассматриваем, – Каббала. Гиперкритики отмечают, что одно из главных ее произведений, сколь бы привлекательным для нашего интеллекта оно ни было, – литературная фальшивка, сфабрикованная одним человеком в конце XIII в. Этому, как увидим далее, нет доказательств, достойных упоминания, и предпосылки, на которых строится это предположение, не столь уж убедительные. Есть свидетельства достаточно позднего происхождения Зогара, однако гипотеза, согласно которой он полностью сфабрикован Моше де Леоном, возлагает непосильное бремя на одну загадочную личность и, как правило, высказана теми исследователями, которые не уделяют должного внимания вероятному существованию большей части Традиционных доктрин, обнаруживаемых в Зогаре задолго до его обнародования, возможно за несколько столетий.

В заключение необходимо признать, что каббалистическая литература относится к тому самому подозрительному классу, однако какую позицию по отношению к этой проблеме мы должны занять – совсем другой вопрос. Что касается материала, а также целей подобного рода литературных подделок, то они обычно лежат на поверхности и вполне понятны. Относительно сложных порождений человеческого ума, таких как Зогар, должна проявляться искренность. Каббала уникальна по своему построению и содержит много разнородного материала, поэтому затруднительно приписывать ее единственному автору. Насколько можно судить по ее содержанию, это, скорее, развивающийся организм, и на завершающем этапе он не представлял полностью старую или совершенно новую доктрину. Это было нечто более или менее известное либо, по крайней мере, связанное с известным учением[175]. Эти факты в настоящее время стали признавать в академических кругах, выступающих законодателями в области общественного мнения. Лучше всего об этом, пожалуй, в свое время отозвался доктор Шиллер-Шинесси, заметив, что «почти все, что высказано позднейшими исследователями относительно возраста различных таргумов и мидрашей», в том числе и Зогара, «придется пересмотреть»[176].

166

Конфликт между двумя системами наглядно иллюстрирует следующий факт. Майер отмечает: «Его противниками были едва ли не поголовно еврейские аристотелики, которые грудью стояли против тайного еврейского учения, поскольку оно более согласовывалось с Платоном и Пифагором и происходило из тех же истоков, что и арианская и халдейская эзотерическая доктрина» (Myer philosophy of the Gebirol. P. 12). Здесь достойно внимания то, что объяснение Майера следует рассматривать в свете Книги второй, § V.

167

«Когда сарацины и христиане стали покровителями философии… их интерес к Аристотелю вызвал зависть у евреев, которые, несмотря на древнее осуждение всех евреев, дерзнувших учить своих сыновей греческому знанию… усваивали философию, читая Аристотеля в ивритских переводах, сделанных с неточных арабских переводов, потому что греческий в те времена мало кто знал» (Gould. History of Freemasonry. London, 1885. Vol. II. P. 66, 67; см. также P. 69, 70).

168

См.: Myer I. Op. cit. P. 20 et seq.

169

См. его Кадмут ха-Зогар, вышедший в Йоханнесбурге в это время или около того. В нем утверждается, что Зогар значительно старше Вавилонского Талмуда и что ряд его доктрин упоминается Вавилонскими гаонами как Мидраш Йерушалми, который якобы и был фактическим Зогаром.

170

Правильнее было бы даже утверждать, что, скорее, яростные, чем аргументированные. Мы не видим у Греца и намека на знакомство с каббалой, о которой он пишет с таким напором и с такой ненавистью, которая, на наш взгляд, граничит с дикостью. Так, он называет Зогар «печально знаменитой фальшивкой», хотя если что и печально, то лишь то, что спустя чуть не семь столетий нападок едва ли найдутся два авторитетных ученых, которые сошлись бы в оценке этого памятника. В этой части его истории мы сталкиваемся с вещами неустановленными, о которых он говорит как о чем-то определенно известном, а о вещах, о которых сведения весьма скудные, – как о чем-то совершенно доказанном.

171

«Некоторые христиане также высоко оценили их (т. е. каббалистические книги и все, с ними связанное), потому что сочли их более благосклонными к христианской религии, чем современные комментарии раввинов. Но они не сумели заметить, что эти самые аллегорические книги наполнены нескончаемыми смехотворными баснями и что еврейское суеверие проступает из них гораздо ярче таинств нашей религии. Уильям Постель навязал свое мнение по этому вопросу некоторым теологам, согласившимся с тем, что в книгах Зогара будто бы есть христианский элемент» (Simon R. Histoire Critique du Vieux Testament. P. 371).

172

К образованным людям, не поддавшимся соблазну использовать Зогар как инструмент обращения евреев, следует в первую очередь причислить Петра Галатина (Galatinus P. De Arcanis Catholicqe Veritatis contra Judqeorum perfidiam). Его книга впервые была опубликована в 1518 г.

173

Связь между христианством и Зогаром однажды была поддержана редкостным адептом в оккультных кругах Франции. См.: Guaita S. de. Essay des Sciences Maudites. I. Aseule du Mystere. Nouvelle ed., corrigee. Paris, 1890: «Зогар повенчался с Зогаром; дух оплодотворил душу; и бессмертные деяния были плодами этого союза. Каббала стала Католической в школе апостола Иоанна» и далее. Романтический подход, инспирированный Элифасом Леви, был абсолютно беспочвенным.

174

См. нашу книгу Secret Tradition in Alchemy, 1926. P. 117, примечание к текстам Гебера, которые стали известны после публикации Бартелета. Существуют основания полагать, что именно они, а не тексты, изданные французским химиком, являются оригиналами латинского Гебера.

175

Это близко к позиции Соломона Мунка, который утверждает, что Зогар и включенные в него элементы, т. е. различные трактаты и фрагменты, вошедшие в компилятивный корпус, являются не творениями составителя, а древними документами, которыми пользовался редактор, включая не дошедшие до нас мидраши (Munk S. Melanges de Philosophie, Juive et Arabe. Paris, 1859. P. 275 et seq.). Несмотря на это, Мунк считает, что Зогар, по крайней мере в его нынешнем виде, не древнее VII в.; по его мнению, представленные в нем каббалистические мотивы выкристаллизовались в XIII в. под влиянием Ибн Гвироля (1021–1070) или каких-то общих для них обоих источников (Ibid. P. 276, 277).

176

См. статью о мидрашах в девятом издании Британской энциклопедии, на которую мы уже ссылались.

Каббала

Подняться наверх