Читать книгу Мое частное бессмертие - Борис Клетинин - Страница 7

Через 40 лет.

Витя Пешков (её внук).

Кишинёв.

Мне было 10, почти 11 лет, когда случилось то, что случилось, и мы поменяли квартиру с Ботаники[8] в Центр. Подальше от Долины Роз с её проклятым озером в толстых ивах и топких берегах.

Но зато с нами Лебедев стал жить.

Пока мы жили на Ботанике, Лебедев был только гость. А когда переехали в центр, то пришёл с туристским рюкзаком и поселился с нами.

Да, теперь я его видел каждый день. 7/24.

Но он был такой изящный, весёлый, со светлой бородой и песочно-карими, всегда задерживающимися на тебе глазами, что всё равно как гость, а я люблю гостей.

Он подкинул мне общую тетрадку сливового цвета:

«Это хронограф! Просто пиши, что было! В двух словах!

Но каждый день!..»

«А нафиг?»

«Ну чтоб от Геродота не зависеть!»

«Кто это? – не понял я. – Геродот?»

И посмотрел на маму.

– Это в том смысле, – предположила мама, – что человек сам в ответе за свои поступки, так, Лёха?..

– Нет, не так! – поморщился Лебедев. – А только чтоб Пафнутием не назвали!..

– Каким ещё Пафнутием? – мы с мамой прыснули.

Один Лебедев остался суров.

– Пройдёт 100 лет – и кто докажет, что ты был Витька? – просверлил он меня взглядом. – А не Пафнутий!.. Не говоря уж – через 1000 лет!..

Смешно, короче.

Ну да ладно.

Хроники так хроники.

Тем более что он приз обещал: абонемент на «Нистру»[9] – если буду эти хроники писать.

Хроника 1

(Пока только в уме, но скоро – и на бумаге!)

Красную цену себе в дворовом нашем футболе я не осмеливаюсь назвать и сегодня.

Апель и Гейка играли лучше, Аурел и Волчок – бесстрашнее и грубее, толстый Хас, Вовочка и Боря Жуков не превосходили меня ни в чём, но были ветераны двора, а я пришёл лишь в 1972-м, как одноклассник Хаса, когда мы переехали с Ботаники в Центр.

Пока я жил на Ботанике, мы с Хасом не были друзьями, а только учились в одном классе.

Но теперь я жил на 25 Октября, 67, а он на Ленина, 64, это через два квартала.

Стали ходить из школы вместе. Мимо Политеха, планетария, художественного музея… мимо кинотеатра «Патрия», закусочной «Огонёк»… мимо дома правительства, биржи болельщиков на Пушкинской… мимо Главпочтамта и магазина «Военная книга» (усёк, тов. Геродот?!)…

И тогда он спрашивает – а сколько пацанов у тебя во дворе?

Я признался, что всего двое: я и ещё один малый из 2-го класса, правда, здоровый.

А у них наберётся на три команды, похвастал Хас. Не считая малых. И они играют за ЖЭК-10 на «Кожаный мяч».

И это ещё не всё.

Для игры ЖЭК выдаёт им форму с гетрами!

Слишком красиво, чтоб быть правдой!

Hадо ли говорить, что на Ботанике ни у кого не было формы. Тем более гетр.

Заслушавшись, я проводил его до Ленина – Армянской, это целый лишний квартал, и тогда он говорит: приходи играть после обеда.

«А уроки?» – хотел спросить я, но постеснялся.

23 апреля 1972, Кишинёв.

Бабе Соне я соврал, что уроков не задали. Она с трудом усадила меня обедать.

Через полчаса.

…Хас поджидал меня на ступеньках «Спорттоваров».

Издалека я увидел его.

В квадрате футбольных белых трусов с красными лентами по бокам и в шерстяных чёрных гетрах с белой поперечинкой на икрах он выглядел пугающе спортивно для колобка и душки, каким я знал его по классу.

Мы двинули по 25 Октября.

Повернули на Армянскую возле «Дома быта».

Беспорядочный людоворот повлёк нас вдоль Кремля центрального рынка, но Хас не растворялся в толпе.

Ещё бы! Запусти его хоть в миллиард китайцев, он и там просиял бы в своей форме с гетрами.

Hаконец мы нырнули в какой-то проход, где железная колодка торчала в асфальте – чтоб машины не ехали.

Там начинался двор.

Двор был истыкан тополями.

Тополя перерастали пятый этаж.

Фигурки в гетрах носились по росчисти, утоптанной до стука.

И – не во сне ли я это вижу – голевая сетка меж тополиных стволов!!!

Голевая сетка!!!…

Как бомбардир я не знал голевой сетки до той поры.

Hа Ботанике отведут два булыжника – и все ворота. А здесь настоящая голевая сетка. Я затрепетал от разлёта её ячей.

И играли не куча-мала, как на Ботанике, а один на один до гола.

У Апеля была тетрадка и ручка.

«Пешков», – назвал меня Хас, и Апель записал меня в таблицу.

Я не знал, кто есть кто в дворовой иерархии, и обыграл Ильюху и Волчка в 1/8 и 1/4 финала, хотя они оба были в гетрах.

Ну, Ильюха это ладно: он малый. Но вот Волчок был старше меня на год. Тем более Аурел – тяжелоногий, рослый.

Но я обыграл и Волчка, и Аурела (в 1/2 финала).

Так желтки с сахаром не взбивают в миске, как вбивал я им плюхи в сетке.

Тогда Апель отложил таблицу и выступил против меня.

С первых его финтов было видно, что в футболе он умеет всё. Просто и кувшинка и стрекоза футбола. К тому же все болели за него.

Вот так я попал во Двор.

Hа Ботанике – что в футбол играть, что в свинчатки-чушки. Всё равное занятие.

А здесь футбол был как факельное шествие!..

Hа Ботанике – играли на поджопники.

А здесь – на Кубок богини Нике (ветка с цветами – в бутылке из-под лимонада)!

Hа Ботанике – Пешков (отец), коего я не помню.

А здесь… Ле-бе-дев!!!

Который курит длинную табачную трубку. Hастоящую! И говорит (ха-ха!) про Геродота.