Читать книгу Весьёгонская волчица - Борис Воробьев - Страница 11

К осени Белун чуть не вдвое перерос Найду и стал совсем похож на взрослого медведя. Исчезла угловатость движений, появилась хищная вкрадчивость, готовность мгновенно повернуться на любой подозрительный шум и, если надо, столь же мгновенно броситься ему навстречу. Денисов только диву давался этой способности Белуна. Был ванька-ванькой, всё за что-нибудь да цеплялся, опрокидывал и ронял, а теперь? Прыгает как кошка, а бегает так, что и Найда не угонится.

Как следует отлежавшись после стычки с браконьерами, Денисов возобновил обходы, и Белун всякий раз нетерпеливо дожидался, пока Денисов снимет с него ошейник. Так прошли сентябрь и половина октября, а потом погода изменилась – сильно захолодало, и чувствовалось, что не сегодня завтра выпадет снег. Возле дома появились стайки снегирей – верный признак скорой зимы.

Вместе с погодой переменился и Белун – непривычно притих, и всё чаще, вытягивая шею, принюхивался черным носом к холодному воздуху, словно ожидая чего-то необычного. И однажды Денисов увидел, что Белун роет под березой. Утренники стояли уже крепкие, земля затвердела, но Белун рыл с таким упорством, что комья земли и дерна летели у него из-под лап, как из-под хорошей лопаты. Цепь мешала Белуну, и он сердито рявкал.

Ты смотри, удивился Денисов, никак ложиться собирается!

Это неожиданное открытие не только удивило его, но даже и огорошило. Ясное дело, что зимой медведи спят, но это там, в лесу, а здесь, как казалось Денисову, всё должно быть по-другому, и он даже не задумывался над тем, как будет зимовать Белун. Как жили, так и будут жить, а станет холодно – вон сарай, зарывайся в сено и ни о чем не думай.

Не представляя, чем кончится, Денисов с любопытством наблюдал за стараниями Белуна. А тот уже вырыл порядочную яму и всё примеривался к ней, но всё что-то не устраивало его, и он выбирался наружу и начинал рыть в другом месте, чем сильно озадачил Денисова: чего доброго, завалит березу.

Наконец Белун перестал рыть и залез в яму, но все время крутился в ней, показывая то бок, то спину. «Накрыться-то нечем, – понял Денисов. – Надо помочь».

Он натащил под березу елового лапника, хворосту, Белун с интересом смотрел и обнюхивал кучу – как бы соображая, с какой стороны за нее взяться.

– Давай помогу для начала, – сказал Денисов и стал устилать лапником дно ямы. Но Белун не обратил на это внимания, он рылся в куче с таким видом, будто в ней было запрятано то, без чего он не мог обойтись. – Да что ты всё роешься? Куча как куча, хворост наверх пойдет, а лапник на постель.

Однако Белун не отреагировал, и Денисов бросил всякую возню. Пускай сам заботится, а то сделаешь, а он и не ляжет, возьмет да еще одну яму выкопает.

Оставив всё как есть, Денисов ушел в дом, уведя с собой Найду, чтобы не мешала Белуну, если тот надумает заняться делом. Можно было полежать, отдохнуть немного – кучу-то вон какую натаскал, но Денисова разбирало любопытство: будет Белун делать берлогу или на него просто стих накатил, и ни о чем таком он не думал? Сев у окна, он принялся ждать, чем всё кончится. И только тут сообразил, что Белун-то не дурак, яму вырыл на солнечной стороне, значит, ляжет, а уж что он там нюхает да роется – об этом он сам знает.

И действительно, словно решив мучившую его проблему, Белун оставил кучу в покое и залез в яму, откуда начал выкидывать какие-то ветки. Денисов качал головой: вот дьяволенок, знает, что нужно, а что не нужно. Но скоро случилась заминка в медвежьей работе, что-то задерживало ее, и нельзя было понять, что именно. И только присмотревшись, Денисов сообразил: цепь. Какая же с ней работа?

Вышел, снял с Белуна ошейник. Сказал виновато:

– Ты уж не серчай.

И все равно строительство шло очень медленно.

Однако провозившись весь день, берлогу медведь соорудил. Какую-никакую, зато свою, а главное – первую. Собравшись зимовать, он на целых полгода освобождал Денисова от больших забот. Не ляг Белун, пришлось бы всю зиму думать, как его прокормить. Правда, у Денисова было заготовлено три мешка кедровых шишек, но что эти три мешка? Дай бог, на месяц. Основной упор в своих расчетах Денисов делал на картошку, а теперь отпадала надобность и в ней.

Было любопытно посмотреть, как Белун станет забираться в берлогу. Оказалось, ничего хитрого. Словно большой раскормленный барсук, он протиснулся в лаз и тотчас выставил из него голову: не подсматривает ли кто? Потом скрылся в берлоге и больше уже не высовывался. Лег, решил Денисов. Вот только дыру не заткнул. А чем он заткнет без моха? Придется сходить надрать, благо еще светло.

Он сделал несколько ходок к сухому болоту, выложил мох возле лаза, но сам затыкать не стал, рассудив, что не его это дело. Может, Белун и не захочет пока затыкать. А захочет – вот он мох, бери.

Первое, что увидел Денисов, выглянув утром в окно, был медведь, сидевший с понурым видом возле своей берлоги. Никто не мог сказать, когда он из нее вылез, может, еще ночью, но он даже не воспользовался свободой и нигде не нашкодил, чего не упустил бы сделать раньше. Непривычно смирный, он сидел под березой и, как собака, меланхолично чесал задней лапой себе за ухом.

«Вот те раз! – изумился Денисов, торопливо одеваясь. – Я-то думал, он десятый сон видит, а он глазеет!»

– Ты это что же? – сказал он, придя к березе. – Чего ты вылез?

Белун, обрадованный появлением Денисова, терся мордой ему о колени, а тот, поглаживая медведя, пытался понять, что заставило его вылезти? Ведь лег же, никто не неволил, и на тебе! Может, кто испугал? А кто?

Подумав об этом, Денисов рассудил, что напугать Белуна, конечно, никто не мог, а вот помешать уснуть очень даже могли. Мерин хотя бы. У него любимая забава – бить копытом в стену. Грохнет и радуется. А уж всхрапнет другой раз, так будто душат. Может, и перебил Белуну сон. А с другой стороны, в лесу лучше, что ли? Там тоже кто во что горазд. Один филин чего стоит, заорет – обалдеешь. Однако факт: в лесу спят, а этот вылупился, и всё тут.

Такой оборот не очень-то огорчал Денисова, до того и в мыслях не державшего, что Белун может на зиму лечь. «Как жили, так и будем жить. День-два подожду, а там опять ошейник, и все дела».

А Белун – то залезал в берлогу, то снова вылезал, будто что-то его выгоняло оттуда. «Место не нравится, – решил Денисов. – Открытое очень».

Тогда и пришла идея, которую обсмеял бы любой. Ну, может быть, не любой, но уж охотники точно. «А что, – как подумалось, – отвести Белуна в старую берлогу? Вдруг ляжет? А если и там не по вкусу, пусть тогда лапу сосет».

Денисов повел Белуна на другой же день. Найду, которая отнесла сборы и на свой счет и нетерпеливо крутилась рядом, пришлось оставить дома – ей незачем было знать дорогу к берлоге. Зато ружье Денисов захватил с собой – мало ли что. Придешь, а в берлоге новый хозяин – вот будут дела!

Денисов все время держал про себя то, что Белун, как бывало порой при обходах, может уйти далеко, и потом дожидайся его. Но медведь и попыток не делал удрать. Когда подошли уже близко к берлоге, Денисов увидел, что хворост просел, а лаз разворочен. Значит, как было минувшей зимой, так и осталось. Держа наготове ружье, он все же решил точно узнать: есть ли там кто? Но было пусто. Напряжение схлынуло, и Денисов сказал Белуну, который тоже заинтересовался берлогой:

– Ну, устраивайся.

Белун хоть и опасливо, но с интересом принюхался к лазу. Чтобы не мешать ему, Денисов отошел в сторону и присел на валежину. А Белун, обойдя берлогу вокруг, снова вернулся к лазу и уже решительно просунул в него голову. Потом, смешно задрав толстый зад, протиснулся весь. Долго копошился в берлоге, наконец вылез и, даже не взглянув на Денисова, пошел вперевалку в самую гущу елок. Некоторое время слышался треск, потом всё стихло, и, как Денисов ни старался, не мог определить, где Белун: далеко или близко? А самое главное, было неясно, зачем он ушел?

Денисов не знал, на что решиться: он и опасался, и в то же время не хотел вмешиваться – пойдешь за Белуном, да всё испортишь. Нет, будь что будет, а надо подождать.

Но Белун как провалился, и Денисов занервничал всерьез. Неужели ушел? Что ему, найдет место по себе и ляжет, пока ты тут гадаешь. Ах, леший, леший! Придется идти разыскивать. Он, было, поднялся, но тут же сел. Ляжет и ляжет, тебе-то что?

Для того и привел, чтобы он лег, а уж где – это его дело. И нечего ходить подглядывать, он, может, потому и ушел, что ты ему глаза мозолил.

И все же Денисов колебался. Уйти и оставить Белуна на произвол судьбы – это казалось ему бесчестным. А если не ляжет, а так и будет ходить по лесу? С голоду сдохнет или волки разорвут. Этого Денисов допустить не мог. Уж лучше отвести обратно, дома-то все равно как-нибудь перезимует.

Отметя всякие сомнения, он привычным движением вскинул на плечо ружье и пошел вглубь ельников, но скоро остановился: впереди затрещало, и среди деревьев показался Белун. Увидев его, Денисов уткнулся носом в воротник полушубка, чтобы не рассмеяться вслух – вид у Белуна был уморительный! Уходил он на всех четырех, а возвращался на задних лапах, в передних держа беременем мох, прижимая его к животу, спотыкался о коряжины, и помышлял, вероятно, только о том, чтобы мох донести в сохранности.

«Ну теперь-то уж точно ляжет, – обрадовался Денисов. – Мох для постели принес». Однако Белун не торопился укладываться. Проходил час за часом, а он всё возился в берлоге и возле нее; всё было не по нему, всё не так, и он по десять раз переделывал что-то, чем окончательно извел Денисова.

Наконец медведь посчитал, что дело окончено, и забрался в берлогу. Вроде бы обошлось лучше некуда, но Денисов не торопился покинуть свой пост, боясь раньше времени потревожить Белуна. А кроме того, было еще одно обстоятельство: Белун почему-то не заткнул лаз. Время шло, а лаз так и оставался открытым. Денисов недоумевал: чего тянет, закрывался бы да спал, ночь скоро. А может, уже уснул? Наломался за день, будь здоров, а много ли ему надо, мал ведь еще. Добрался до постели и спекся. Поглядеть, что ли?

Он осторожно приблизился к лазу и понял, что прав: Белун сладко сопел в темноте и даже похрапывал. «Эх, глупенький, обо всем забыл, думает, я его тут до весны охранять буду!» В несколько ходок он натащил еловых ветвей и загородил лаз. Для начала и так обойдется, а выпадет снег, завалит всё, как надо. Больше беспокоиться было не о чем, на лес спускалась темень, надо успеть домой.

Найда встретила его жалобным скулежом. Она сразу во всем разобралась.

– Ну ладно, ладно! – гладил Денисов собаку. – Спит твой, не бойся. Такого храпака задает, на улице слышно. – И долго еще говорил, утешая ее, что медведю сейчас хорошо и не надо тревожиться. – Спит наш Белун. Пускай себе спит.