Читать книгу Весьёгонская волчица - Борис Воробьев - Страница 4

Денисов устроился егерем после войны. Не собирался, да так получилось. Вернувшись с фронта в колхоз, сел за свой трактор, но проработал недолго – заболело прострелянное легкое. Пошел в больницу. Там его выслушали и выстукали, взяли кровь на анализ, спросили, где работает, а когда узнали, что на тракторе, велели переменить работу – эта, мол, пыльная, а ему с его легкими нельзя.

Врачам хорошо говорить, да где же найти такую работу? Но то, что врачи правы, – это Денисов сам чувствовал. В выходные, когда работал по дому, кашель не так давил, но стоило залезть в кабину трактора, как выхлопы из мотора и пыль колом вставали в горле, и кашель раздирал грудь. В общем, из больницы Денисов вернулся невеселый. Стали с женой думать, как быть, где найти работу не пыльную? В колхозе ничего не предвиделось, разве что счетовод и ночной сторож, но счетоводного дела Денисов не знал, а сторож имелся, и не один. Так бы и гадали неизвестно сколько, не встреться Денисову местный печник. Он и сказал, что тесть его старый, егерем больше работать не в силах, и можно устроиться вместо него на кордон – именно то, что Денисову надо: весь день свежий воздух, ходи себе по лесу да сторожи браконьеров.

Сказать-то легко: сторожи. Тут надо встревать, а в лесу народ ой какой ушлый! Могут избить, а то и выстрелить. В случае чего, Денисов мог постоять за себя, но лаяться с браконьерами не хотелось, а без этого не обойтись. Не успеешь оглянуться – сто врагов наживешь.

Была и другая сторона дела. Егерю полагалось жить на кордоне, в отдалении от всех, а у Денисова были ребята-двойняшки. Перед войной родились, через год пойдут в школу.

И всё же решились с женой: егерь так егерь, другого выхода нет.

Денисов съездил в лесничество, и там за него ухватились двумя руками. Людей везде не хватало, а леса требовали надзора. В один день он оформился, получил документ, удостоверявший его новое положение, заодно Денисова проинструктировали, но наговорили столько, что он не знал, чего ему запоминать, а от чего отмахиваться. «Ладно, как-нибудь разберемся», – решил.

На неделе Денисов перебрался на кордон, который был в шести километрах от села, и, увидев все своими глазами, крепко приуныл. Думал, придет на обжитое, устроенное, а оказалось хуже некуда – кособокий домишко да худой сарай, в котором равнодушно хрумкал сено костлявый мерин. Ни огорода, ни хоть какой-нибудь грядки – один заросший бурьяном двор. А из другого хозяйства – телега с санями и рваная упряжь. Как жил старик егерь на кордоне, Денисов только диву давался. Видать, привык к такому запустению и рук ни к чему не прикладывал, да и старость мешала.

Надо было все устраивать заново, и перво-наперво обнести кордон изгородью, а то, как на юру – со всех сторон открыто. Во-вторых, требовалась баня, а в-третьих – огород.

Этими заботами Денисов и занимался весь первый год. Занимался, само собой, не в ущерб основному делу, а в свободное время, что оставалось от ежедневных обходов лесных кварталов, находящихся теперь на его попечении. Их было десять, и каждый квартал – шестнадцать километров в длину и четыре в ширину, тысячи гектаров глухой тайги, которые и за день-то не обойдешь и которые надо было беречь от пожаров и людского лихоимства. Рассуждать по правде, так это и не входило в обязанности Денисова, он нанимался егерем, а не лесником, но ему прямо сказали, что придется совмещать, потому что дать ему в помощники некого, нет людей. Ну нет, так нет. К этому Денисов привык еще на фронте. Там тоже всегда не хватало людей, и то, что должны были делать пятеро, делали двое-трое, так что чужая работа была для Денисова вроде как своя. К тому же это только сначала казалось, что при таком положении вещей никаких рук не хватит. Если делать неспешно, а не бросаться сразу за всё, тогда даже выкроишь время и для себя.

Так Денисов и поступал. С вечера задавал себе план на день и, пока выполнял его, на кордон не возвращался. И постепенно эти ежедневные лесные обходы, когда иной раз отмахаешь километров двадцать, стали привычкой. Зимой или летом, в любую погоду он обязательно шел в обход, чувствуя, как понемногу прибавляются силы, исчезают одышка и слабость, и кашель не душит, как прежде. Прав оказался печник: чистый воздух, ходьба возвращали здоровье, и Денисов легко управлял своим телом.

Да и одинокое житье на кордоне оказалось не таким уж трудным. Не совсем оно было одинокое. Запрягал мерина, ехал в село прикупить керосину, махорки и прочего, мог навестить семью. Два раза в месяц, на выходной, приходила жена с ребятишками, приносила чистое белье и какие-никакие гостинцы – то пирог, то еще что-нибудь, чего ни один мужик никогда для себя не сделает. Потом научила Денисова ставить квашню и выпекать хлеб. Сначала не очень-то получалось, однако не боги горшки обжигают. Она же ему привела козу. Сказала: раз слабая грудь, надо пить молоко. Коза – не корова, за ней уход самый простой, да и подоить – плевое дело. А молока – в достатке.

Труднее жилось зимой. Днем еще туда-сюда, дел невпроворот, а вечером тоска, хоть волком вой. Тут могла выручить живность в доме и, хотя она у Денисова имелась – мерин и коза, это была не та живность, какая требовалась. И мерин и коза жили в сарае, их не погладишь, когда захочется, им не скажешь приветного слова, когда запросит того истомившаяся в молчании душа. Для такого дела кошка нужна или собака.

Выручил старый знакомый. Узнав, что Денисов ищет собаку, привел ему Найду, лайку трехлетку. С ней и стал Денисов коротать долгие зимние вечера. И не заметил, как прожил на кордоне пять лет, за которые, в общем-то, много успел. И не только по лесу. Дом сделал шире, крепче сарай и сеновал, а на лугу разместил ульи.

На берлогу этой зимой Денисов наткнулся случайно. Пошел, как всегда, в обход, и в ельниках, куда заглядывал не раз, увидел саженный сугроб, из которого во все стороны торчали хворостяные комли. «Батюшки-светы, никак берлога!» Такого оборота он не ожидал. Никакой кучи осенью здесь не было, откуда ж ей взяться, если не медведь натаскал?

Денисов торопливо достал из-за спины ружье, разломил его и вложил в стволы патроны с пулями – не дай бог, выскочит хозяин. Но медведь – то ли крепко спал, то ли его вообще не было, – только никто на Денисова не выскочил, и он, одолев первый испуг, решил все же узнать: берлога ли перед ним? Стараясь не наступить лыжами на какой-нибудь сучок и ничем не звякнуть, Денисов обошел вокруг кучи и в одном месте увидел в ней дыру, заткнутую мхом. И вновь стало зябко спине, потому что заткнуть дыру никто, кроме медведя, не мог. Стало быть, там косолапый, внутри! И тут же Денисов убедился в этом, заметив на кустах рядом с дырой осевший на них куржак, а говоря попросту, иней, который образуется от дыхания спящего зверя.

Дальше Денисов не стал смотреть. Со всеми осторожностями повернул от берлоги и припустил по старой лыжне, благодаря Бога за то, что вовремя сподобил Найду щенками. Не ощенись она – наверняка увязалась бы за Денисовым и подняла своим лаем медведя.

Будь Денисов охотником, берлога обрадовала бы его, но он не любил охоту, и потому остался равнодушным к своему открытию. Леший с ним, с этим медведем. Сосет себе лапу, и пусть сосет.

Но жизнь устроена хитро, как часовой механизм, всё в ней цепляется одно за другое. «Зацепилось» и у Денисова. За пять лет, что он жил на кордоне, он уже всё здесь привел в порядок, переделал и укрепил, но была одна мысль – пристроить к дому теплую веранду. Для веранды требовались бревна, которые могли выписать только в лесничестве, а доставать обходным путем было опасно: хватило с Денисова страху, когда он, минуя закон, перестраивал дом.

И вот, думая о веранде, он вспомнил берлогу. Надо поехать в лесничество и намекнуть. Вряд ли городской лесничий откажется от медведя. А когда добудут мишку, тут и обмолвиться о своей нужде. Цепочка получалась прочная. Денисов поехал в город.

Лесничий принял его без задержек, поинтересовался, какие заботы привели к нему, и Денисов, на ходу схитрив, начал плясать, как говорится, от печки – повел речь о нуждах вверенного ему обхода, и в первую очередь о том, что хозяйству не хватает грамотного лесника. А без него лес терпит убыток, потому что хотя он, Денисов, и старается уже шестой год, но лесного дела никогда не изучал и многого не знает. А лес ведь не только охранять требуется, но и сажать, и лечить, и правильно эксплуатировать. Да мало ли еще чего нужно, вот он и приехал узнать, как быть с этим вопросом дальше.

Лесничий все выслушал, поблагодарив Денисова за то, что он так болеет за порученный ему участок, а потом подвел его к карте, на которой было изображено все лесное хозяйство области, и показал ему бесчисленные кружки, обозначавшие кордоны.

– Вон их сколько, видите? А кадрами укомплектован по-настоящему лишь мизерный процент. В основном же дело обстоит очень плохо: если есть лесник, то, как правило, нет егеря, и наоборот. Обо всем этом руководство знает и принимает меры, чтобы исправить положение. Но людей остро не хватает, так что пока надо работать за двоих. А знания – дело наживное. Вот вы на кордон пришли новичком, а сейчас уже рассуждаете, что надо, а чего не надо лесу. Значит, набрались опыта, так ведь?

– Так, – ответил Денисов, – чувствуя, что его поступок смахивает на подхалимаж.

– А раз так, возвращайтесь на кордон и работайте. Обещать ничего не обещаю, скажу только, что делается все возможное, чтобы в ближайшее время покончить с недокомплектом кадров.

Лесничий вернулся к столу, и Денисов понял, что прием окончен, а он так ничего и не сказал про медведя. Для чего тогда тридцать верст киселя хлебал? Нет, пока не поздно, надо сказать. И, перебарывая себя, делая вид, что только сейчас вот вспомнил, он рассказал, как нашел берлогу.

– Это в каком же квадрате? – заинтересовался лесничий.

– В девяносто третьем.

Лесничий опять подошел к карте, быстро отыскав нужный квадрат.

– Далековато… И, говорите, лежит?

– Лежит, – подтвердил Денисов.

– Ну что ж, – принял лесничий торжественно-строгий вид, – медведь – это хорошо. Это подтверждает то, что мы правильно ведем хозяйство, если медведь спокойно живет в тайге. А то всякие болтуны поговаривают, что много рубим, что скоро и зверю будет негде укрыться. А он, оказывается, лежит…

Денисов вышел от него в полном недоумении. Мельтешил, соловьем заливался, думал, лесничий так и просияет, услыхав про медведя, а он и глазом не повел. Так что никакой охоты не будет. И бревен – тоже. Дурак ты, Денисов, ей богу, дурак! Придумал финт. У человека целая область на шее, небось и в выходные работы полно, а ты…

Но не прошло и недели, как ветер вдруг переменился: лесничий сам нагрянул на кордон. Приехал в одноконных санках, закутанный в тулуп, румяный с мороза. Пока Денисов ставил под навес лошадь, лесничий обошел вокруг кордона, все осмотрел, ко всему приценился. Вернувшись, похвалил Денисова, сказал, что побольше бы таких рачителей. Денисов скромно помалкивал, а затем повел начальство в дом. Предложил рюмашку с дороги, но лесничий отказался, попросив, если можно, чаю.

За чаем с душистым медом лесничий и начал разговор, которого Денисов ждал. Сказал, что совсем замучился от суетной городской жизни и надо бы сделать роздых. А то всё работа да работа, сидишь с утра до ночи в четырех стенах и некогда нос на свежий воздух высунуть. Вот он и вспомнил про их разговор, да и подумал: а не сходить ли на этого самого мишку? Дело, конечно, опасное, но попросит охотника-медвежатника, он поможет. Да и не один пойдет, есть еще люди, которые тоже не прочь поразмяться. А Денисову, не в службу, а в дружбу, надо будет провести их к берлоге.

Данисов ответил полным согласием, но дальше произошла осечка. Как оказалось, лесничий опасался, что Денисов мог ошибиться и принять за берлогу простую кучу хвороста.

– Не вышло бы конфуза. Сами посудите, приедут люди специально поохотиться, и вдруг выясняется, что никакого медведя нет. Поэтому, чтобы не было сомнений, вам придется сходить к берлоге еще раз и выяснить точно: там ли медведь? Если он там, вы мне сообщите, а я уж назначу день для охоты.

Такого Денисов не ожидал. Ничего себе: иди к берлоге да посмотри, там ли медведь? Ну и гусь лапчатый этот лесничий! Но и Денисов не лыком шит, и никуда он не пойдет. В тот-то раз натерпелся страху. Да и что там смотреть: лежит медведь. И, отрубив для себя, что никуда не пойдет, Денисов ответил, что, конечно же, сходит.

– Вот и хорошо, – кивнул лесничий. – Только не стоит затягивать дело.

Он отбыл, а Денисов, как решил, так и сделал: выждал два дня, съездил в село отбить телеграмму начальству: все, мол, в порядке, ответ получил, что приедут в конце недели, и вернулся на кордон.