Читать книгу Весьёгонская волчица - Борис Воробьев - Страница 3

В начале шестидесятых годов меня пригласили в этнографическую экспедицию в Сибирь. В то время я уже занимался журналистикой, и поездка сулила мне темы для очерков и заметок. Кроме того, из своих поездок я привозил какие-нибудь захватывающие сведения о животном мире, которые потом обрабатывал в отдельные рассказы.

До Тюмени мы долетели самолетом, а до сборного пункта в Заболотье добирались на перекладных. В Заболотье разместились в большой сельской школе, пустовавшей по случаю летних каникул.

Участники экспедиции без всяких раскачек впряглись в работу. Я из чувства солидарности ходил вместе с ними по ближним и дальним деревням, но меня хватило лишь на два дня, а потом я заскучал. Этнографом надо родиться, чтобы не с деланным видом, а с настоящей страстью сидеть с блокнотом возле какой-нибудь древней старушки и вытягивать из нее по слову то, что тебе нужно. Я предпочел заниматься своими делами, а время от времени бродил по окрестным лесам.

Так было и в тот день, когда я, прихватив ружье больше по привычке, чем по необходимости, отправился в очередной маршрут. Было рано, местные жители еще не показывались на улице, и я в одиночестве прошел через село, но за ним меня догнали две женщины, которые шли по ягоды. Они знали, что я из экспедиции, поэтому, поздоровавшись со мной, пошли рядом, расспрашивая меня про то да про сё, а больше про московскую жизнь, я отвечал, и мы незаметно приблизились к лесу. Вдруг женщины замолчали и остановились, повернувшись в одну сторону, словно увидели что-то особенное. Не понимая, в чем дело, я тоже остановился. Приглядевшись, увидел шагах в десяти старика.

Старики бывают разные, но такого я никогда не встречал. С длинной седой бородой и такими же длинными космами, одетый в какую-то рванину, босиком, он производил дикое впечатление. Но еще больше, поразило меня поведение женщин: они стали кланяться старику, приговаривая:

– Здравствуй, дедушко! Не сердись на нас, мы тебе худого не желаем. Иди своей дорогой, дедушко!

Я не знал, что и подумать. А тем временем старик, издав глухое ворчание, повернулся к нам спиной и медленно скрылся в лесу.

Узнать у женщин, что это был за старик, мне не удалось. Они так перепугались, что быстро свернули в сторону. Вечером я рассказал начальнику экспедиции о случившемся.

– Тебе повезло, – сказал Геннадий Иванович, – это был Яшка Наконечный. Я сколько лет сюда езжу, ни разу его не встречал, а очень хотелось.

Легковесное «Яшка» как-то не соотносилось с возрастом старика, тому было не меньше восьмидесяти, но Геннадий Иванович разубедил меня:

– В том-то и дело, что нет. Яшке лет сорок пять. Тут странная история. Что да как я еще в точности не разузнал, пока все прицеливаюсь. Но на кордоне егерь живет, мне говорили, что он замешан в этой истории. Вместе с тобой к нему сходим.

В последующие дни мне не сиделось и не лежалось, и я еле дождался выходного, на который мы запланировали визит к егерю.

Он оказался дома.

– Не помешали? – спросил Геннадий Иванович.

– Да что вы, напротив! – дружелюбно откликнулся егерь. – Я же всё время один.

Через полчаса мы сидели на небольшой терраске, пили чай с медом и говорили о всякой всячине. Вернее, разговор вел в основном Геннадий Иванович, а я больше слушал да присматривался к хозяину.

Алексею Николаевичу Денисову было лет пятьдесят, но, несмотря на обильную седину, выглядел он вполне крепким и здоровым, и я даже не подозревал, что после войны он пришел на кордон тяжелобольным человеком.

Сразу чувствовалось, что Денисов добр и расположен к людям, что и подтвердилось, когда он охотно откликнулся на нашу просьбу рассказать о Яшке Наконечном. Но рассказ его был короток, а мне хотелось узнать подробности, и я напросился пожить у него на кордоне.

– Живите, живите! – радушно сказал Денисов.

Он водил меня по местам, связанным с давними событиями, с которых всё и началось, показал берлогу, где родился Белун, лиственницу, к которой Яшка привязал Денисова, когда решил разделаться с ним, распадок между двумя невысокими сопками – место гибели Белуна. Показал и его могилу, на которой лежал большой камень.

Так сложилась эта таежная повесть – почти неправдоподобная история о медведе, вскормленном собакой, и о человеке, превратившемся в зверя.