Читать книгу Весьёгонская волчица - Борис Воробьев - Страница 8

Протрещал последними морозами март, откапала апрельская капель, и наконец-то наступил май. Зазеленели луговины, пошла в лист береза. Все на кордоне радовались теплу. Найда и медвежонок целыми днями грелись на солнышке, коза смотрела вокруг шальными глазами и от избытка чувств лезла бодаться, и даже мерин, словно вспомнив молодость, ржал и бил копытами.

Денисов тоже словно помолодел, готовясь к страдной летней поре, но весенний паводок держал пока взаперти, и он, колготясь вокруг дома, приводил в порядок запущенное за зиму хозяйство. Наработавшись, присаживался покурить на крылечко, куда тотчас приходила Найда с медвежонком. Ему шел уже пятый месяц, по росту он почти догнал Найду, а непоседливостью перегнал козу. Ту хоть можно было вывести на луговину и привязать, а с медвежонком приходилось возиться как с малым дитем. Да он и был им, и Денисов терпеливо переносил все его фокусы. Остальных щенят на кордоне уже давно не было, и медвежонок чувствовал себя полным хозяином. Его озорные глазки-бусинки постоянно что-то выискивали, а плюшевые ушки к чему-то прислушивались. И едва в поле зрения появлялось что-нибудь любопытное, медвежонок был тут как тут. Опрокинуть поленницу, добираясь до бабочки, мирно присевшей погреться, сжевать половик под порогом, разобраться с кастрюлькой для молока… Уследить за ним было невозможно, и только Найда могла утихомирить расходившегося буяна. Стоило ей заворчать, как медвежонок тут же прижимал ушки и старался подлизаться к ней. Но его хватало ненадолго. Проходило несколько минут, и снова начинался дым коромыслом.

К Денисову медвежонок относился без всякой боязни, не противился, когда тот брал его на руки, и уж тем более не противился, когда Денисов чесал ему за ушками. Но Денисов так и не мог понять, кем он является для медвежонка? С Найдой всё было ясно: кроме как матерью, медвежонок никем ее не считал, бегал за ней как привязанный, прятался за нее, если чего-то пугался, – но что он чувствовал, когда лез на колени к Денисову? Размышляя над этим, Денисов решил, что дело, наверное, в том, что теперь не Найда, а он кормит медвежонка, и потому он к Денисову тянется. Не зная, как долго кормит медведица медвежат, но зная, сколько это длится у собак, Денисов задолго до того, как Найда кончила кормить приемыша, стал приучать его к разной пище – давал толченую картошку, приправив ее молоком, потчевал щами и кашей. Сначала всё шло с боем, медвежонок не желал отвыкать от Найдиного молока, но когда оно стало у нее пропадать, голод заставил полюбить и щи. И скоро медвежонок мог съесть их уже целую миску, а к Найде тянулся лишь по привычке. Он и теперь сосал ее, но это было все равно, что пустышка для младенца.

Как бы там ни было, доверчивость медвежонка Денисова трогала. Бывало, что медвежонок засыпал у него на коленях, и тогда приходилось сидеть и ждать, когда он проснется, а если времени не было, переносить спящего на солому. Но особенно Денисова умиляла привычка медвежонка сосать его палец. Денисов и не думал приучать его к этому, всё получилось случайно – просто однажды обмакнул палец в мед и дал попробовать медвежонку. От сладкого запаха его черный нос задвигался, и шершавым язычком медвежонок мгновенно слизал весь мед. И потом еще долго облизывал палец, который стал как вымытый. Балуя медвежонка, Денисов нет-нет да и повторял прием, и скоро медвежонок, вскарабкиваясь к Денисову на колени, тянулся к пальцу и начинал с причмокиванием сосать его, хоть медом от него и не пахло. Кончилось тем, что Денисов забеспокоился: что делать с ульями, которые он обычно выставлял на дальнем конце луговины, где паслись мерин и коза? Ведь медвежонок-то мед непременно разнюхает. Он и сейчас порывается за забор, а подрастет – обязательно вырвется.

Надо было как-то обезопасить ульи, и Денисов, когда пришло время выставлять их, сделал вокруг пасеки тын из жердей. Не забыл и о калитке и, попробовав сооружение на прочность, остался доволен – вряд ли у медвежонка хватит сил повалить.

А между тем, как Денисов и предполагал, медвежонок начал предпринимать активные попытки вырваться на простор: там, за забором, был какой-то особенный мир, туда каждый день выпускали козу и мерина, а он, медвежонок, целыми днями был возле дома или, если Денисов прошляпит, заходил в дом и устраивал кавардак. Непоседливая натура звереныша подтолкнула его обследовать забор. Он с таким упорством пытался оторвать доски, что Денисов понял: надо выпускать, а то оторвет какую-нибудь да и напорется на гвоздь. И однажды он открыл калитку и выпустил медвежонка.

Но всё кончилось большим конфузом. Оказавшись вне двора, медвежонок вдруг утратил всю смелость. Открывшееся так поразило его, что он, прижав уши, опрометью бросился под ноги Денисову и ни за что не хотел еще раз выглянуть за калитку, как Денисов его ни подталкивал. Жался к его ногам и не имел ничего против, если бы Денисов взял его на руки.

– Эх ты, храбрый трус! – Денисов вынес его на луговину. Сел на пенек и хотел отпустить трусишку, но тот цеплялся за Денисова, не желая с ним расставаться. – Нет, милок, ты уж большой, давай привыкай, – Денисов погладил его.

Спокойный тон и поглаживания подействовали на звереныша. Денисов поставил его на землю, и медвежонок сначала робко, а потом всё смелее, сделал несколько шажков.

– Давно бы так. Видишь, какой простор? Вот и исследуй. – И через час медвежонок вполне освоился, чувствуя себя в безопасности под присмотром Денисова. Ничего уже не смущало его, не тревожило. Он даже отважился отойти подальше, стал перевертывать камни и кочки, и под одной из коряжин оказались земляные черви. Медвежонок оторопело уставился на них, видимо, чувствуя, что это что-то съедобное, но не решаясь попробовать. Пока он раздумывал, как ему быть, черви закопались в землю, и это тоже удивило его – как же так, только что были и вдруг куда-то подевались! Но инстинкт подсказал: копай. И медвежонок быстро извлек червей. Подцепив на язык, проглотил, вкус привел его в полный восторг, и он принялся с таким старанием отваливать камни и коряжины, что перевернул все, какие нашел поблизости.

Через неделю медвежонок уже вовсю хозяйничал на луговине. Теперь его интересовали два объекта на ней: пасущаяся коза и мерин. Неизвестно, чем он руководствовался в своем выборе, но только начал с козы. Энергия, распиравшая медвежонка, требовала выхода, однако коза никаких фамильярностей не признавала. С какой бы стороны ни подступал к ней медвежонок, она встречала его рогами. И наконец, выбрав момент, так угостила его, что он с жалобными причитаниями покатился по земле.

Что делать, коза оказалась неприступной, но оставался мерин. Он был стар и не агрессивен, а главное – у него был хвост, который буквально завораживал медвежонка. Он сгорал от желания подергать за этот хвост, тем более что мерин в отличие от козы, не бодался, а лишь прижимал уши и мотал головой.

Денисов, следивший за этими попытками, однажды предупредил:

– Смотри допрыгаешься. Он когда-нибудь так звезданет тебя, что глаза на лоб вылезут.

Но эти увещевания до медвежонка не доходили, а караулить, как бы чего не случилось, у Денисова не было времени, поэтому и вышло то, чего он опасался.

Денисов был на огороде, когда до него донесся пронзительный вопль. Бросив лопату, он выбежал за калитку и увидел, что медвежонок катается по земле недалеко от мерина и кричит как зарезанный, а сам мерин, не обращая внимания на переполох, спокойно щиплет траву.

Денисов подбежал к медвежонку. Вся голова у него была в крови, и Денисов понял: достукался дурачок. Рядом крутилась и обнюхивала медвежонка Найда, прибежавшая вслед за Денисовым, и он накинулся на нее:

– А ты куда смотришь? Лежишь целыми днями, не належалась! Убили вон твоего!

Взяв его на руки, он понес его в дом. С горем пополам – тот никак не давался – осмотрел ему голову и увидел, что, слава богу, ничего страшного. Залепил мерин здорово, но лоб не пробил, снял лишь лоскут кожи. Прижигать чем-нибудь рану Денисов не решился, медвежонок мог совсем озвереть от боли, но промыть все-таки требовалось.

Подогрев воды, Денисов бросил в нее немного соли, размешал и стал тряпкой промокать лоб медвежонку. Тот причитал и всхлипывал, но Денисов ласково успокаивал его и наконец отнес его к Найде. Та сразу стала лизать раненое место, и Денисов успокоился: теперь всё в порядке, залижет.

Через неделю рана засохла, потом короста отпала, и скоро Денисов увидел, что шерстка на ране уже отрастает, но только намного светлее всей остальной.