Читать книгу Весьёгонская волчица - Борис Воробьев - Страница 5

Белун
Глава 2. Охота

Оглавление

В субботу после обеда на двух кошевах, набитых сеном, прибыли на кордон охотники – лесничий, трое холеных мужчин, медвежатник и возчики. От возчиков Денисов узнал, что вообще-то охотники приехали на машине, но оставили ее в селе, а их наняли.

Семь человек – гурьба немалая, и Денисов едва разместил их. Но они были не в претензии на тесноту, спросили только, как насчет баньки.

– Готова будет.

– Ну тогда так, – распорядился один из гостей, как понял Денисов – главный, – сходим, попаримся, и себе облегчение сделаем, и обычай охотничий соблюдем идти на медведя чистыми.

– Согласны, Максим Петрович, – угодливо и за всех покивал лесничий.

Парились в две очереди, а после бани сели ужинать. Высокие гости вынули из своих баулов банки с мясными и рыбными консервами, колбасу, Денисов поставил на стол свое угощение – чугун с вареной картошкой, соленые грузди и рыжики, моченую бруснику. Появились и бутылки, но Максим Петрович строго сказал, что после баньки выпить, конечно, не грех, но только чур не набираться.

Денисов приглядывался к медвежатнику. Не старый еще, лет пятьдесят, он при среднем росте был необычайно широк и с огромными красными кулаками, какие бывают у людей, часто работающих без рукавиц на морозе. Приезжие обращались к нему с почтением и величали Федотычем. Зато с возчиками не церемонились: то принеси, это подай!

Глядя на поведение важных гостей, Денисов не мог не понять: эти не воевали! Фронтовиков он узнавал с одного взгляда, фронтовики держались просто, хоть в каком звании, другими не помыкали. И за солдата не прятались. Разве же мог сказать ему взводный: «Денисов, сползай, узнай, как там немцы, а я в блиндаже посижу». Да если бы надо, он сам бы скорей всё на брюхе облазил. А эти, видать, всю войну на брони просидели, командуя бабами и подростками.

Денисов уже раскаивался в своей затее с медведем. Бревен захотел. Да не будет он ничего у них просить! По мордам видно, что все равно не дадут. Эх, не ходить бы завтра ни к какой берлоге!

От невеселых мыслей его оторвал Федотыч. Он подошел и стал расспрашивать: где устроился медведь, в какой чаще и как лежит – под выворотнем или просто в яме?

– В яме, – ответил Денисов. – А сверху хворосту навалил.

– Вот это худо! Не знаешь, с какой стороны может выскочить, когда поднимать начнешь. Порой ждешь его из лаза, а он через крышу выбросится.

Федотыч сказал, что охотится на медведей больше двадцати лет, раньше ходил на охоту в компании, но потом бросил: в компаниях часто случаются промахи, а этак и жизни можно лишиться.

– Сейчас-то чего? Уговорили? – недружелюбно спросил Денисов.

– Да разве же это охотники? Требуют зверя выгнать на них, подсунуть под нос – и стреляют тогда. Не согласился бы я, да лесничий злопамятный. Сам-то, я вижу, ты не охотник?

– Не увлекаюсь. Только по птице немного – так, для еды, да семье принести.

– А я как присох к медвежьей охоте. Только Разгон у меня уже старый, скоро и в лес нельзя будет брать. Ты-то не знаешь, что значит для медвежатника хорошая собака.

При упоминании о собаке Денисов сказал, что у него ощенилась лайка.

– Можешь любого щенка себе взять. Непородистых нет.

Вместе прошли в чулан, где на сене лежала Найда, Федотыч нагнулся и стал рассматривать щенков. Найда глядела настороженно, но присутствие Денисова примирило ее с чужим человеком.

– Возьму кобелька, – сказал Федотыч. – Подрастет, и возьму.

Скоро все легли спать, а рано утром, перед тем как идти, Федотыч распределил, кому и что делать, когда будут поднимать медведя. Картина получалась такая. На случай, если медведь полезет через верх, Федотыч накроет берлогу путом. Сам встанет у лаза и будет дразнить медведя, а коль возникнет надобность, примет его на себя. Но чтобы мишка не выскочил неожиданно, его будут держать Денисов с возчиками. Как держать – это Федотыч покажет на месте, а пока надо колья срубить подлиннее и заострить. Ну а стрелять медведя будут остальные, у которых ружья. Да чтоб по Федотычу не бабахнули впопыхах!

До берлоги было километров десять, и Денисов положил на дорогу два часа, учтя, что идти придется по целине. Встали на лыжи и пошли. День выдался не морозный, мягкий, и Федотыч сказал, что погодка кстати – не так трещит под ногами, а медведь, он разный бывает: один спит крепко, а другой не допустит до расплоха – чуть что, выскочит и убежит в чащу.

Денисов, шедший впереди с топором за поясом и с длинным колом на плече, пытался представить себе будущую охоту и не мог. Больно уж все просто выходило со слов Федотыча. А если не они медведя, а он их? Такая орава идет, восемь человек – да тут при всем желании тихо не подкрадешься. Этот кашлянул, тот зацепился за что-нибудь. А медведь всё и будет лежать?.. Или вот этот кол – как им удерживать мишку? Для него что кол, что соломинка – одно и то же.

Это не было страхом трусоватого человека – просто медвежья охота была для Денисова в новость, и он полагал, что будет не так, как говорит Федотыч. А может, Федотыч и прав, ведь двадцать лет медвежатничает. И Денисов перестал думать, а когда добрались до ельника, он обернулся к идущему следом Федотычу: здесь, мол.

Все остановились. Федотыч шепотком сказал: «Дальше пешком, ружья наготове, языки на привязи».

Двинулись.

Снег был глубоким и рыхлым, и не скрипел. Денисов с Федотычем шли впереди – Денисов шел с колом, как с пикой, Федотыч – с рогатиной. В рогатине было не меньше полпуда, но медвежатник, словно не чувствовал веса, готовый в любую минуту направить оружие на опасность. Вскоре они разглядели большущий сугроб среди елок. Пошли еще медленнее, и когда до берлоги осталось с десяток шагов, Федотыч рукой подозвал Денисова с возчиками. Пригнул их к себе, зашептал, что задача у них загородить копьями лаз. Копья надо воткнуть крест-накрест и крепко держать. Потом жестами указал ружейным охотникам, куда им встать. Когда они встали, медвежатник, Денисов и возчики пошли к самой берлоге.

Денисов думал, что теперь-то медведь наверняка учует их и проявит себя, но никаких признаков не было, никто не зарычал навстречу, не выкинулся из берлоги, и даже когда накрывали ее путом, никаких звуков не доносилось. Неужели медведя в берлоге нет? Денисову стало не по себе. Вот это штука! Да за такое лесничий съест с потрохами! Обманул, скажет, я, скажет, людей притащил черт знает откуда, наобещал, а тут пустой номер!

Но ведь был же медведь, был! И не мог он уйти – берлога-то целая, лаз-то по-прежнему заткнут. Спит, должно, крепко, не чует… Денисов не сразу услышал, что Федотыч, как гусь, шипит на него: загораживай лаз!

Проткнув затычку, Денисов, насколько мог, вогнал кол внутрь берлоги и навалился на него всем туловищем. С другой стороны воткнули свои колья возчики. И как только они это сделали, Федотыч ткнул в лаз концом рогатины. Потом еще и еще. Затычка упала внутрь, и тотчас всех оглушил яростный медвежий рев!

– Держи! – заорал Федотыч, продолжая тыкать рогатиной. – Полезет сейчас!

И действительно: в лазе показалась медвежья голова. Колья мешали зверю, и он грыз их зубами, хватал лапами, стараясь утянуть к себе. При этом медведь так рычал, что Денисову сделалось по-настоящему страшно; что же охотники-то не стреляют? Трясучка, что ли, напала?

Но Денисов напрасно негодовал, охотникам и самим не терпелось послать в медведя пулю, однако тот настолько быстро и ненадолго высовывал голову, что ее невозможно было поймать на мушку. Лучше всех об этом знал Федотыч, который окончательно разъярив своими тычками медведя, вдруг крикнул Денисову с возчиками, чтобы бросили колья! Они так и сделали и побежали к стрелкам, которые жадно ловили удобный момент для выстрела. Дыра в лазе сразу стала шире, и медведь начал протискиваться наружу, где его поджидал Федотыч с рогатиной. В азарте он, видно, забыл уговор самому не трогать медведя, и, набычившись, не двигался с места.

Но стрелки не зевали. Едва медведь высунулся по грудь, как один за другим ударили четыре выстрела. Медведь зарычал еще страшнее, дернулся и мертво обвис в лазе.

– Готов, – сказал Федотыч, пихнув медведя для верности черенком рогатины.

Видя, что всё кончилось, из-за деревьев спешили к берлоге стрелки. Побледневшие от возбуждения и переживаний, они, столпились возле лаза, разглядывая медведя, будто не веря еще, что это они убили его. Но почти тотчас начался спор: кто и куда попал? В наличии оказалось только три пули – сидели в медвежьей груди. Четвертую пулю не отыскали, и впору было сконфузиться, ну да какой уж конфуз – вот он, медведь!

– Ну, Максим Петрович, с полем тебя! – поздравил лесничий.

– С полем, с полем! – подхватили остальные.

– И вас тоже, – отвечал Максим Петрович, широко улыбаясь и доставая из кармана коробку папирос, каких Денисов никогда не видывал. Открыв ее и откинув мизинцем тоненькую полупрозрачную бумажку, Максим Петрович пригласил всех закурить. Денисов и возчики было замялись, но он поощрил их кивком. Собравшись в кружок, все жадно затянулись душистым папиросным дымом, снимая напряжение с души, и только некурящий Федотыч не принимал участия.

– Покурите, – сказал, – да будем вытаскивать. А то закоченеет, тогда не ободрать.

Он развязал заплечный мешок и достал веревку. Ловко сделав на конце петлю, накинул ее медведю на шею. Восемь человек – артель, и медведя вытащили легко, а когда вытащили, увидели у него на груди возле лап два набухших сосца.

– Эх ты, беда! – ахнул Федотыч. – Матка! Небось, с сосунками лежала, вымя-то вона какое!

Досада была понятна. Из восьмерых разве что возчики не знали, что бить медведиц, когда у них грудные медвежата, запрещено, остальным же было неловко: собирались на охоту, а вышло браконьерство. И хотя ни в чем не было злого умысла – кто же знал, что в берлоге медведица, а не медведь, – Денисов во всем виноватил себя: «Егерь, тудыт-растудыт! Сам всё устроил! Нашел берлогу, так и молчи, никто тебя за язык не тянет. Нет же, забил хвостом, заюлил: не хотите ли мишку?» Вспомнив, как ездил к лесничему, как напускал на себя деловой вид, а сам только о бревнах и думал, Денисов бросил веревку, которую все еще держал в руках, и решительно направился к лазу.

– Куда! – заорал Федотыч.

– Сам же сказал – сосунки! Надо достать, околеют без матери!

– А ну как в берлоге пестун? Они с пестунами часто ложатся. Он тебя так разукрасит! Надо пощупать сперва. – Федотыч поднял валявшийся кол и стал тыкать по стенкам берлоги.

– Тише, убьешь медвежат!

– Ага!

Удостоверившись, что пестуна нет, Федотыч сказал:

– Теперь лезь.

Денисов просунулся в лаз. Там было душно и смрадно, но он пересилил себя и шарил по днищу руками. Ничего не попалось, однако Денисов расслышал тоненький писк и скоро нащупал теплое тельце. Медвежонок был такой маленький, что Денисов не мог поверить! Думал, уж с кошку-то будет, а этот в ладонь умещается!

Почувствовав живое прикосновение, медвежонок запищал еще громче и стал тыкаться мордочкой в руку Денисова. «Ну, чистый кутёнок», – подумал Денисов. Он осторожно взял медвежонка, сунув за пазуху. Затем начал дальше искать. Перевернул слежавшуюся подстилку, пошарил под ней, – никого. А тут и Федотыч позвал. Денисов выбрался из берлоги.

– Один всего, – показал медвежонка. – Я всё обыскал.

– Значит, по первому разу она забрюхатела. Они в первый раз по одному приносят.

– Тогда понятно. А я, когда шарил, всё думал – попрятались.

Все окружили Денисова, разглядывая медвежонка. Он был похож на собачьего щенка – слепенький, с редкой шерсткой, с брюшком в пупырышках. Очутившись на воздухе, задрожал и заскулил, и Денисов снова спрятал его за пазуху. Там, повозившись немного, звереныш затих, но скоро опять завозился и запищал, затыркался носом туда и сюда.

«Затыркаешься тут, – подумал Денисов. – Кто его знает, когда он в последний раз ел? Мы здесь больше часа уже, и еще сколько проволокитимся!»

– Что мне тут с вами торчать? – сказал он охотникам. – Надо домой, медвежонка кормить и согреть.

Федотыч согласно кивнул:

– Поезжай, без тебя обойдемся.

Всю дорогу до дому Денисов спешил, как мог. Дома скорее растопил печь, принес из погреба молока, подогрел, и только тогда спохватился: как же кормить-то? Соску бы надо. Но, может, сунуть звереныша мордочкой в миску? Так он и сделал. Медвежонок не понимал, крутился в его руках, а когда Денисов сунул его мордочкой глубже, он чуть не захлебнулся. Тогда Денисов попробовал кормить его с ложки. Медвежонок отворачивался, дергался, и молоко только проливалось.

Вот наказание-то! И еда есть, а поди-ка ты накорми!

Положив медвежонка себе на колени, Денисов не знал, что делать. Бросить всё и бежать в село за соской? Далеко. Да хоть бы и близко – от дому никак не уйдешь, скоро вернутся охотники. Но с этим-то как, с медвежонком-то? Сдохнет же он! Медвежонок и в самом деле выглядел жалко, и всё тыкался слепой мордочкой в колени Денисова.

Был единственный выход: намочить в молоке чистую тряпочку, сунуть ее медвежонку в рот. Денисов пошарил на полке, нашел марлю, через которую процеживал козье молоко, оторвал узкую полоску и скатал в трубочку. Намочил ее в молоке, но увидел, что оно остыло, и подогрел снова. Потом сунул трубочку пищавшему медвежонку. Тот было закочевряжился, но теплая мягкая марля, видать, напомнила ему материнский сосок, и он ухватил ее мелкими зубками, зачмокал, засосал.

– Давай, милок, давай! – обрадовался Денисов.

Однако тряпка, она и есть тряпка, сколько ее ни соси, а в рот мало что попадает: половина молока, если не больше, оставалась на брюках Денисова, пока он нес тряпку от миски ко рту медвежонка.

Нет, без соски не обойтись. Без соски придется просиживать над медвежонком целыми днями – его же раз пять надо кормить.

За этим занятием и застали Денисова вернувшиеся охотники. Намерзшись, нагруженные шкурой и медвежьими окороками, они шумно ввалились в дом и сгрудились у печки. Потом стали собирать на стол, сказав Денисову, что ночевать не останутся: подзакусят и поедут домой – завтра рабочий день.

Денисов был рад, что волокита с охотой закончилась. Положив медвежонка в лукошко, он стал раздувать самовар.

– Звереныш-то как? – подойдя, поинтересовался Федотыч.

– Да как… Коль до утра не помрет, утром отправлюсь в село за соской. Разве без соски накормишь? С миски не может, с тряпки – его целый день держи на коленях.

– Не выкормишь ты его, парень. Мал он еще.

– Да почему? Соска нужна!

Охотники, напившись горячего чаю, покурили и велели возчикам запрягать лошадей.

– Дак приходить за щенком-то? – спросил Федотыч.

– Конечно, – ответил Денисов. – Далече живешь?

– В Ярышкине.

– У меня там друг ситный – Яшка Наконечный. Всю плешь мне проел! Напропалую бьет зверя и птицу. Я сколько раз штрафовал за потраву, он только больше наглеет. И никак не поймаю сукина сына – в последний момент исчезает как привидение.

– Ты, парень, держи с ним ухо востро, – посоветовал Федотыч. – Он и пальнуть в тебя может. Ладно, прощай, недельки через три загляну.

Весьёгонская волчица

Подняться наверх