Читать книгу Джей Фокс: Моя жизнь. Том II - Дарья Юдина - Страница 10

Той зимой в моей голове творилось черт знает что, я с недоумением следил за тем, что происходит с моей жизнью. Что-то стремительно менялось, я сам менялся и… не успевал за этими изменениями.

Признание Седрика в любви в очередной раз вышибло меня из колеи. Я не мог этого понять. Я так и сказал ему через несколько дней:

– Не понимаю, что ты во мне нашел.

– Ты все переживаешь из-за того, что я сказал, что люблю тебя, котик? – спросил он.

Седрик стал называть меня «котик» почти сразу после того, как я согласился по-настоящему встречаться с ним. Я сначала сопротивлялся. «Какой я тебе котик?!» – говорил я с возмущением. «Как же мне тебя называть?» – «У меня имя есть» – «Кто угодно может назвать тебя по имени». С этим было сложно поспорить. С другой стороны, могло быть намного хуже… Я сдался, только попросил не обращаться так ко мне прилюдно.

– Ты же знаешь, что я не жду ничего в ответ, – продолжил Седрик, глядя в сторону. – Ты мне уже в первую ночь все объяснил…

Что я не могу никого полюбить? Чертовы мелодрамы…

– Я не понимаю, зачем ты вообще тогда со мной связался. Что ты увидел? Отвратительный старый алкаш…

– Не отвратительный и не старый, – улыбнулся он. – И не алкаш. Мы же оба были в баре, я, между прочим, тоже выпил в тот вечер.

– Тогда это все объясняет…

– Нет, послушай! Ты постоянно ругаешь себя, обзываешь всякими словами… Но ведь ты хороший человек, Джереми. Порядочный и очень внимательный… Хочешь знать, что я увидел тогда? Усталого замученного мужчину, отчаянно одинокого…

– Я нагрубил тебе…

– А потом поцеловал. Мне показалось, что я нужен тебе. И разве это было не так?..

Я не ответил. Что я должен был сказать? Что, вероятнее всего, застрелился бы, если б не он?..

***

– Джерри, я хотел бы посетить могилу Кея… Ты не сходишь со мной? – спросил меня как-то раз Марк.

– Ну не знаю, – ответил я с мрачной усмешкой. – Только если как следует напьюсь сперва…

Марк оказался единственным человеком, с которым я мог относительно спокойно говорить о Кее. Делиться своими переживаниями с братом у меня не получалось, все это время я старался прятать их от него. Мама была чересчур эмоциональна, а отец… Отец слишком переживал за меня самого. Его тревога за мое состояние мешала мне быть до конца откровенным с ним.

Только Марку я мог рассказать о том, что у меня на душе. Может быть, потому, что он изначально знал о нас с Кеем немного больше всех остальных, ведь он был рядом в очень личные моменты нашей жизни.

В те зимние дни мы даже пару раз говорили обо мне и Седрике. О моем чувстве вины перед ним. Вины за то, что я не могу ответить ему взаимностью. Марк считал, что я должен дать шанс этим отношениям. Может быть, однажды, говорил он, мне удастся оставить прошлое позади, и я снова смогу открыть свое сердце…

– Ты… часто там бываешь?

– Нет. Не бываю, совсем. Пару раз приходил, тогда еще… Вдвоем с бутылкой. Нет, Марк, не могу… Бесит меня это… место.

– Бесит?

– Да. Издевательство какое-то… Когда я первый раз увидел его… надгробие… – меня передернуло от этого слова. – Я подумал: «Как тебе такое, Кев? Теперь ты „Кевин“, навсегда… Как тебе это, приятель?..» Блядь…

Говорить об этом было больно, но каждый такой разговор приносил мне небольшое облегчение. Спустя одиннадцать лет глухое безжалостное горе постепенно начало отступать.

Благодаря Марку я сейчас нашел в себе силы, чтобы взяться за эту книгу. И только после того, как я взялся за нее, я смог поговорить о Кее с Седриком. Не знаю толком, какие чувства у него вызвал этот разговор, но Седрик не устает повторять, что для него очень важно все, что творится в моей голове.

Что ж, теперь ты знаешь…

***

Приближался Новый год. Я никак не мог придумать, что подарить Седрику – подарки всегда были моим слабым местом. Отчаявшись, я попросил помощи у матери. Она обрадовалась моей просьбе, но ее беспокоило то, что она до сих пор ничего не знала о Седрике, ведь мои рассказы информативностью не отличались. Выбрав день, когда Седрик был на работе, я позвал маму в его дом.

Она с задумчивой улыбкой проходила по комнатам, отмечая в блокноте возникающие идеи и комментируя вслух: «Я думала о красивом галстуке, но у него их, кажется, и без того двести штук. В книгах у него какой-то специфический вкус. На эту стену просится картина, но я не разбираюсь в живописи…»

В дверь позвонили. Это оказалась Джессика, сестра Седрика. Она сунула мне в руки пакет с какой-то ерундой.

– Вот, передай ему…

Из комнаты выглянула мама. Они уставились друг на друга.

– Это еще кто?! – со скандальными интонациями в голосе закричала Джессика.

– Успокойся, это моя мама…

– Мама?! Издеваешься?

– Девушка, не кричите, послушайте!..

– Ты вообще заткнись! Я звоню брату!

– Звони.

– Алло, Седрик! Я у тебя дома, и угадай что? Твой козел здесь с какой-то девицей! Я тебе говорила, не верь ему! Он тут развлекается за твоей спиной!!! Как я могу ошибиться?! Что я, не вижу, что ли? Сейчас. На, объясняйся, – она протянула телефон мне.

– Это мать заехала меня повидать…

– Включи громкую связь, милый. Седрик, это я! Не беспокойся, пожалуйста!

– Здравствуйте, Лисса… Джесс, все в порядке, это правда его мама.

– Что вы все несете? Да она его младше!

Мама очаровательно улыбнулась, в ее глазах сверкнули зеленые огоньки.

– Мне шестьдесят пять лет. Я вампир, милая.

***

Мы решили, что встретим Новый год со своими семьями. Это было особенно важно для меня в то время. Мама звала к нам Седрика, но он сказал, что ему тоже нужно провести время с родными.

Накануне мы устроили праздник для нас двоих.

После ужина Седрик увел меня в спальню. Там горели свечи, на маленьком столике стояла бутылка вина, лежали фрукты. Он включил тихую музыку и предложил обменяться подарками.

Мама купила для него комнатное растение с толстыми блестящими листиками, посаженное в стеклянное кашпо сложной геометрической формы. Лично мне такой подарок доверия не внушал, но выбора уже не было. Седрику, кажется, цветок понравился.

Настала моя очередь. Я развернул мягкий сверток. Внутри оказался белоснежный шарф из тонкой шерсти, дорогая вещь. В уголке была вышивка – силуэт лисы.

– Уайт фокс, – радостно объяснил Седрик. – Белый лис!

Я напрягся. Он поспешно заговорил:

– Не переживай, я не имею ничего в виду! В смысле, я не искал нарочно ничего такого, что бы содержало в себе наши фамилии. Случайно увидел, мне показалось это… забавным…

– Ладно, не оправдывайся, – смягчился я. – Спасибо, очень красивый шарф.

– С твоим пальто будет хорошо.

– Наверное. Черт, это, вообще-то, такой заботливый подарок, не то что мой. Я его даже не сам выбирал, мать попросил… Прости.

– Ты так переживал из-за моего подарка, что обратился за помощью? – улыбнулся он. – Это очень мило. У твоей мамы хороший вкус. Поставлю на окно в гостиной, я как раз думал недавно, что там как-то пустовато. И освещение там подхо…

Седрик с готовностью ответил на мой поцелуй, закрыл глаза, подался вперед…

Потом мы танцевали. Места было мало, мы топтались на свободном пятачке между стеной и кроватью. У Седрика был счастливый идиотский вид. Я размяк, поддался романтичности обстановки. Вдруг неожиданно для себя спросил:

– Ты говорил, у тебя есть гитара?..

Он удивился, но тут же без лишних вопросов принес большую треугольную коробку. Простая акустика, совсем новенькая. Седрик купил ее пару лет назад, в каком-то странном порыве, но играть так и не научился. «Слишком сложно», – объяснил он смеясь.

Я достал гитару из коробки, ощутил приятный запах лака и фанеры, осторожно коснулся струн… По моему телу пробежала дрожь, сердце замерло на мгновение, я зажмурился от нахлынувших воспоминаний, эмоций. Когда я последний раз брался за инструмент? Страшно подумать…

Я взял на пробу пару аккордов. Подтянул колки. Потом тихонько заиграл первую пришедшую на ум мелодию. Живые звуки наполнили комнату. Мерцали свечи, где-то рядом, затаив дыхание, сидел Седрик – я почти забыл о его существовании в тот момент. Закончив вступление, я хрипловато запел:

Это была баллада, написанная моим отцом, первая песня, которую я выучил в своей жизни. Старые строчки оживали в памяти, лились наружу, наполнялись новым смыслом. Боже, как мог я бросить музыку? Зачем я запер ее в самый темный чулан в своем сердце? Похоронил где-то там же, где и свою любовь…

Закончив эту песню, я остановился, но только для того, чтобы снять очки. Потом заиграл снова, теперь уже без слов. Оглушенный своими эмоциями, я не мог остановиться и продолжал играть до тех пор, пока разболевшиеся пальцы не перестали слушаться. Должно быть, прошло несколько часов. Седрик спал. Он так и не сказал ни слова с тех пор, как принес мне гитару. Обиделся? Или увидел, что со мной творится и решил не мешать? Я не мог в тот момент думать об этом, я был слишком потрясен.

Не раздеваясь, я заполз под одеяло, разбудил Седрика. Он помог мне избавиться от одежды.

Следующие несколько дней я провел один в своей комнате в квартире брата. Мне надо было прийти в себя, разобраться с тем, что произошло. Питу я довольно грубо велел не лезть. Беспорядочный вихрь в моей голове достиг своего апогея. В результате я решил сбавить обороты – сначала надо привести личную жизнь в безопасное для меня место, а потом можно будет подумать о музыке.

Когда через неделю я снова приехал к Седрику, он вел себя странно. Был особенно ласков и внимателен весь вечер. Все объяснилось, когда он осторожно спросил, не хочу ли я переехать к нему. Я промолчал, потому что не мог придумать, как отказаться, не расстроив его. Кажется, Седрик и сам понимал, что вопрос был некстати, но он, видимо, уже очень давно хотел задать его и тут просто не выдержал.

– Я застал тебя врасплох, да? – спросил он с неловким смешком. – Так и быть, дам тебе время подумать.

Возможно, если бы я тогда согласился, все могло быть хорошо. Это могла бы быть окончательная стадия наших странных отношений. Мы жили бы вместе. Седрик любил бы меня, я позволял бы ему это и продолжал бы стараться не быть козлом. Я не вернулся бы к музыке. Я был бы слишком занят, делая вид, что все в порядке, когда он говорит: «Я люблю тебя», а я молча целую его вместо ответа. Потому что мне нечего ответить. Не говорить же спасибо? Хотя это было бы как раз искренне…

Возможно, чувство благодарности со временем заменило бы для меня любовь. Возможно, мы даже были бы по-своему счастливы. Как знать. Все произошло по-другому.