Читать книгу Жертва опыта - Дмитрий Игоревич Михин - Страница 7

VI

Оказавшись в столовой, Петя проследовал к своему месту, сел на стул и приступил есть, никому не сказав доброе утро. Все это заметили, но не стали расспрашивать его.

Андрей Петрович, обнаружив, что с Петей что-то не так, он начал вспоминать момент, когда он к нему зашел сегодня: мальчик был сам не свой да и еще этот беспорядок. Он был какой-то потерянный и грустный. Наставник решил ему протянуть пряник, тот, не обращая внимания, взял его как должно и начал его откусывать, не торопясь, маленькими кусочками. Но сначала, когда он принял лакомство, его обеспокоило, что ему придется вернуть его целым, но так как он не знал, когда это произойдет, он долго обдумывал, прежде чем откусить свой первый кусок.

Андрей Петрович, удивленный и немного обескураженный, не понимал, что все это значит. Ему было не привычно видеть Петю таким. Все-таки ему присуще быть радостным, взбалмошным. Да, бывает, когда в присутствии его учителя, он более сдержан и просто придерживается тому обычному поведению ученика к своему учителю. Но даже сейчас Андрей Петрович его не узнал.

Мальчик оставил пустой взгляд, пока глядел в себя, а челюсть совершала едва заметные движения, часто останавливаясь и продолжая заново проводить один и тот же процесс.

Он смотрел на этого обеспокоенного мальчика, у которого невинные черты лица пытались примерить взрослые суждения. Они так и взбирались, огрубляя его, выделяя его из обыденности. Он становился недоступным, непостигаемым, казалось, что ему нужно помочь, но Андрей Петрович, который был довольно скуп на эмоции, да и не мог он дать совета или попытаться отвлечь его от дум. Он понимал, что его вмешательство будет лишним. Поэтому он встал и сказал:

– Сегодня занятий не будет, начнем завтра.

После чего он вышел из-за стола и покинул его.

Петя все еще сидел: сложно было расстаться с недосказанными мыслями. Все больше они увлекали, и все меньше было желание идти куда-либо. Но у него сегодня еще встреча, отчего он даже думал не идти, но вышло бы неудобно, если Катя так и не дождалась бы его, не хотелось обманывать и обижать ее таким поступком, но идти не хотелось. Почему именно сегодня с ним произошла столь странная ситуация, нарушавшая все его настроение?

Все же он решил попытаться чем-то себя занять – он пошел на улицу.

Без всякого внимания он вышел и поначалу глазами искал Жучу, но ее нигде не было. Тогда он стал ее звать, но она нигде не появлялась. Он пошел в мастерскую, там не оказалось дедушки. Ни в саду, ни на конюшне, ни в флигеле – нигде никого не было. Куда-то все ушли, один Петя не знал куда. Но всегда будет одно, что никогда не меняется, – это то, что Пушок лежал на своем излюбленном месте, единственный, кто не покидал своего поста, да и навряд ли покинет.

Петю удручило то, что из всех, с кем он бы хотел провести время, оставался только Пушок. Конечно, он любит его и всегда старался завлечь к себе с его не оставляемого прибежища. Но сейчас ему нужен был не он. Все-таки этот вечно спящий пес мало мог привнести чего-то ободряющего.

Несмотря на это, Пете некуда было деваться, поэтому он подсел к дремлющему псу. Он даже не стал его будить, достаточно было его присутствия.

И вот он сидит. Собака лежит на боку, то вдыхая, то выдыхая, – и все это слышно достаточно внушительно. Петя стал поглаживать его, иногда находя в шерсти случайно попавшие пушинки, щепки. Он вытаскивал все это и отбрасывал в сторону.

И вдруг просыпается Пушок, осматривает свою шерстку, почувствовав на ней какие-то изменения, но так их и не обнаружил. Привстает и садится на задние лапы, почешет у себя за ухом, зевнет и неожиданно обнаружит для себя мальчика. Посмотрит на него безучастно, а потом отвернется смотреть вперед, куда и смотрел Петя. Потом опять посмотрит на него: все-таки не бывает так, чтобы ребенок просто расположился рядом с ним. Он привык, что, если он к нему подходит, значит, он в очередной раз будет приставать к нему и докучать его тем, что нужно куда-то идти. Он отвернулся, ждет, поворачивается к нему, и ничего не произошло.

Между тем Петя все сидел неподвижно, сгорбленно, наблюдая, как перед ним расстилается ветер: он отклоняет белье, приподнимает скатерть на столе, головки одуванчиков, чьи хохолки, срываясь, мечутся вокруг. И все по прихоти, что устремляется возвыситься над всем.

Так ничего и не прояснилось у пса; он взволновано, хотя и мешкая, то опускал лапу на руку ему, то лаял, чтобы он откликнулся, то нюхал его, то ходил вокруг него, но ребенок не взглянул на него.

Пушок собрался с силами и решился на мучительный поступок: он лег возле него, положив ему на ноги свою голову.

Петя, почувствовав, что кто-то его потревожил, сначала не понял кто. Он стал водить рукой по голове пса и не мог вообразить, кто бы мог быть, потому что это точно была не Жуча.

Пушок все маялся: «Когда же это закончится, кто-нибудь придите уже и заберите его от меня».

Мальчик опускает взгляд и к своему удивлению видит перед собой Пушка – уж от кого он точно не ожидал такой заботы. Ему даже стало как-то неловко, и с улыбкой он обнял эту голову и поцеловал прямо в макушку.

Пес, кажется, даже пустил слезу, и хоть касание губ не дошло до его кожного покрова из-за шерсти, у него все равно оставалось ощущение, что ему в этом месте жгло и что как будто ему поместили туда тяжелый предмет, который давил не прекращая.

К его счастью, позади них прозвучал скрип калитки, через которую прошли дедушка, Андрей Петрович и Марфа Ивановна. В этот же момент ветер исчез и все, что он так дразнил, приняло прежнее положение и замерло.

Услышав только этот скрип, который своим протяжным звуком вонзился в Петю, из-за чего он подумал, что это пришли дедушка с Андреем и Марфой. И когда он развернулся – он действительно увидел именно их, что не могло не обрадовать его.

Марфа Ивановна и Андрей Петрович шли, о чем-то споря:

– По-вашему, им нужно разойтись?

– Да, и как можно немедленно! Я вас в этом уверяю.

Марфа, заметив Петю, сделала ему выговор:

– Петенька, ты почему же сидишь на холодной земле? Ты же можешь заболеть!

Тогда Петя встал, а вместе с ним и Пушок, который недовольно пролаял вновь прибывшим: «Ну где ж вы ходите? Я не знал, сколько еще протяну, пока он не проснется!»

– Что ты забуянил? – подошла к нему Марфа и потрепала его по голове. Дома мы, дома. Сейчас тебя покормим, только потерпи немного, дорогой мой.

Петя побежал обнимать дедушку, как будто давно его не видел, и сказал ему:

– Как же я рад, что вы вернулись, – удерживаясь за дедушкин кафтан маленькими ручонками, он боялся, что уже не увидит его, особенно после подслушанного.

– Куда вы пропали?

– Мы? Что ты, мы никуда не пропадали. Мы только ходили в гости к Митрофановым: они нас звали. Мы думали, ты посидишь без нас.

– Я не хочу, – почти слышно и угасая прозвучало.

Виктор Испиранов, похлопав его по спине, посмотрел на него, и ему стало еще труднее: ведь ответственность, что он взял на себя, вызывала с каждым разом все больше и больше сомнений: «Может, стоит остановиться, а что если у него не удастся или это даже не его ноша, что же я тогда сотворю из него, чего я его тогда лишаю, и все это уже станет необратимо; может, Марфа действительно права, что я просто ошибаюсь, что это всего лишь мое больное сознание, которое не может смириться с тем, что мы не можем влиять на судьбу нашей страны, когда она саморазлагается и самоистощается под неугасающим прением созидания коварства, похоти и жажды наживы, а как же бедный народ, который рыщет, чтобы выжить в этих поставленных условиях, уничижающих его честь и достоинство, тем самым не возбраняя себе дозволенность судить и бить покорный род, что и так, протянув руки, по одному велению, – и уже в пучине бездны не узнают себя».

Множество вопросов не утихало, и каждый нуждался больше не в ответе на них, а обратить внимание на то, кто есть Виктор Испиранов. Как он надеялся, чтобы только не оказаться одним из них.

И все же он также не мог не думать, что можно, так или иначе, начать все заново, разорвать нерушимый круг, по которому веками влачится русский народ. И ведь все это возможно. И он верит, что даже лишь один человек сумеет переменить ту обыденность, с которой мы так давно смирились. Но какова будет жертва?

Петя поднял голову и своими жалкими, умоляющими глазенками уставился на деда, которого охватило волнение, оттого как он на него смотрел. Какой же это был удивительный час: то как волосы на его лбу – по замыслу ветра – сдвинулись с одной стороны на другую, образуя крючок, хотелось пригладить их обратно, но нет – пускай так и вьются; то как уши высматривали из-под волос, Петя был немного лопоухим, что не могло не вызвать добродушной улыбки у деда; его маленькие ноздри умиляли его, а его сжатые губы так и говорили, что ему ничего не надо, только что бы ты был с ним; и его рубашка, которая раздувалась от ветра, так полнила его, что выглядело мило.

Внутри у дедушки все задрожало, сжал зубы, он старался совладать нижней челюстью, начал тяжело вдыхать и выдыхать ноздрями, его глаза заливались слезами, одна из которых упала на щеку. Он прижал Петю к себе еще крепче и отвернул голову в сторону, чтобы Петя не видел его таким.

– Ох мальчик мой.