Читать книгу Сны Лавритонии. Книга 1: Тьма над горой - Гил Макверт - Страница 4

Дровосек ещё не знал, что это всего лишь сон – воспоминания, которые скоро превратятся в жгучую боль. Да-да, всего лишь сон, который видит он и неведомое ему существо.

Было так хорошо – тепло и даже немного жарко. В небе светило яркое весеннее солнце. В стремительной чехарде над крышами домов носились ласточки, ныряли и выскакивали из-под карнизов, несли в своих клювах строительный материал для гнёзд. Над сеновалом во дворе, где жил дровосек, семейка беспокойных птах слепила из кусочков глины своё жилище и теперь готовилась к появлению потомства.

Этим утром на деревенской площади открывалась ярмарка – первая после зимы в нынешнем году. Ещё накануне вечером жители деревни перебрали ненужный хлам, отделили часть зимних запасов, чтобы с утра продать или обменять их на что-то более ценное. Впрочем, всё это было скорее поводом, чем необходимостью. Людям хотелось как-то расшевелиться после долгой зимы, посудачить о том да о сём, потанцевать, выпить кружечку горячего эля, послушать выступление бургомистра, залезть на столб, обмазанный жиром и сорвать с колеса ярмарочный трофей.

Плим ни за что не хотел упускать такую возможность. Потолкаться в толпе, удивить ребятню парой-тройкой новых фокусов, показать свою силу в перетягивании полотенца и, конечно, «подковать хряка» – так называлось состязание, в котором нужно поймать поросёнка на «свинячьем тракте». Но больше всего ему хотелось, чтобы его проделки увидела Тереция – младшая дочь бургомистра.

Этой весной ей исполнилось семнадцать лет. Вскружить ей голову, влюбить в себя ещё сильнее – вот чего он в действительности ожидал от ярмарки. Плим знал – Тереция и так влюблена в него по уши, и это было одновременно и его счастьем, и проклятием. Простой дровосек не чета уважаемому семейству бургомистра. Всякий раз, когда Плим думал об этом, его одолевали сомнения, правильно ли он поступает, предпринимая попытки понравиться девушке, ведь в конечном счёте эта затея не могла закончиться осуществлением мечты о семье, детях и счастливой жизни в домике на краю леса. Но молодость есть молодость – в любом из миров она не просчитывает ходы, а порой и ошибается, взлетает и падает.

Узкие улицы сбегались к деревенской площади, как спицы колеса. Раскинувшаяся на дне горной долины, окружённая непроходимым лесом с одной стороны и огибаемая рекой с другой, деревня жила своей жизнью. Вела в неё из города Эльманаира Зыбь-дорога, прозванная так за её беспутицу и ухабистый нрав. По обочинам дороги здесь и там валялись сломанные ободья, жерди, вязанки заиленного хвороста, телеги, брошенные хозяевами в безуспешных попытках вытянуть их из вязкой жижи. Не было той деревни ни на картах, ни в устных преданиях, ни в упоминаниях древних книг. Да и названия-то у неё было. Когда из города в деревню отправляли верхового, направление так и давалось: «Скачи по Зыбь-дороге, пока не упрёшься в корову, к которой привязан забор». Местные предпочитали не покидать своих домов, и лишь раз в год ходили в Эльманаир на осенний праздник Больших костров. В остальном же окружённая лесами и каменными холмами жила эта деревня своей жизнью, не зная иных бед и радостей, кроме тех, что происходили в бревенчатых стенах её домов.

Жители деревни были людьми простыми, каждый со своим характером, любимым занятием и небогатым скарбом нужных в хозяйстве вещей. Никогда – по крайней мере так все думали – здесь не происходило ничего, о чём можно было бы поведать в летописях или историях. День ото дня ничем не отличался. На смену утру приходил вечер, потом, ночь, потом снова утро. Листва на деревьях проклёвывалась, распускалась, желтела и опадала. На смену осени приходила зима. С севера начинал дуть холодный ветер, деревню заносило снегом, так что ни королевский глашатай, ни случайный путник не забредали сюда до самой весны. Когда же ласковое лавритонское солнце растапливало снег, жизнь снова начинала чертить свой неизменный круг, оставляя на лицах добрых людей тонкие морщинки – знак того, что в этом мире всё же что-то да меняется.

Утром Плим надел свой отутюженный штопанный вдоль и поперёк камзол, сунул для фокусов в карманы гладкие голыши и, скрипнув калиткой, пошёл по пыльной дороге к площади, где уже вовсю гудела деревня. Шагая вдоль покосившихся заборов, он насвистывал простую мелодию, весело отвешивал поклоны соседям, отпускал безобидные шутки, но при этом сердце его учащённо билось от ожидания встречи с Терецией. Да что и говорить – он всеми силами старался не идти вприпрыжку.

Вот и городская площадь. Весёлый шум слышен издалека, резвые звуки жалейки и тулумбуса, аромат эля и жареных свиных рёбрышек висит в прозрачном воздухе. «Это ли ни жизнь! – шёл и думал про себя дровосек. – Ах, если бы ещё в мире не было дурацких сословий, предрассудков и жадности! Если бы старый потёртый камзол не говорил о человеке больше, чем его сердце и душа».

Как только дровосек ступил на площадь, мысли о старом камзоле тут же оставили его. Он словно окунулся в реку радости и беспечности. Со всех сторон слышалось:

– Привет, Плим, как поживаешь? Как здоровье матушки?

– А кто спрашивает? Ба, да это же Айк, известный всем коновал и зубодёр, который вместо порошка от кашля продал нам пыль со старого комода. Спасибо, Айк, матушка продолжает кашлять, а иначе пришла бы сюда и подковала тебя, а не бедного хряка, старый ты мошенник.

– Ой, что ты такое говоришь?! Сделаю вид, что я тебя не слышал. Кстати, бургомистр приготовил нынче такого поросёночка, что его и моя баба не подкуёт.

– Ты кого это бабой назвал, хворый?

Здоровенная женщина с корзиной пирожков выросла из ниоткуда и нависла над пришибленной фигурой Айка. Тот, нисколько не сконфузившись, одарил её беззубой улыбкой.

– Баба? Я сказал бабочка, золотце. Помочь тебе?

Со стороны карусели неслась детвора:

– С чем пирожки, тётенька, с рыбьей требухой или с мясом?

– Требуху вам в уши! Бегите, пока бежится!

– Эй, Плим, где раздобыл кафтан? – засмеялся долговязый детина с оттопыренной губой.

– Кафтан не узнаёшь? Это же твои труселя, что ты в лесу потерял.

– Это когда ж?

– Не помнишь? Осенью, когда мышь полевую за медведя принял.

– Ха-ха-ха! – теперь уже смеялись все, кроме долговязого.

– Привет, Плим.

– Привет, дружище Лисс.

– Слышал, тебе новая борона нужна?

– Нужна, да у меня в карманах дыра с мельничный жёрнов.

– Удивил. Ха! Тут у всех такие карманы. Я тебе так, в долг сделаю.

– А цена?

– Цена – живот надорвёшь.

– А процент?

– Процент можешь выплатить прямо сейчас у Крузо.

– Что ж, хороший из тебя ростовщик. Договорились.

Дровосек и кузнец ударили по рукам и пошли в ту сторону, откуда над площадью поднимался хмельной аромат. Возле большого чана стоял пузатый колобок в красном колпаке и кожаном переднике, визгливо зазывая посетителей.

– Как дела, Крузо?

– Ах, добрые люди, как могут быть дела у бедного Крузо? Живу только милостью да постоянством своих завсегдатаев.

– Оно и видно по твоей грациозной талии, что у тебя всё не очень. Нальёшь нам по кружечке эля?

– Для вас, почтенные господа нашего процветающего захолустья, я готов опустошить все запасы своего волшебного ЭЛЕксира.

Он зачерпнул деревянными плошками дымящуюся жидкость и протянул дровосеку и кузнецу.

– Слышишь, Крузо, – Лисс подмигнул Плиму, – говорят, Король хочет устроить накануне праздника Больших Костров состязание элеваров. Победителю якобы достанется место при дворе. Не хочешь поймать удачу за хвост?

– Что вы такое говорите? Это же знает даже моя собака, что на всякое место при Дворе заказано место у воспитательного столба. Благодарю, добрые господа, но служба у Короля не для моей нежной кожи.

– Жаль, жаль… Нам бы свои уши во дворце пригодились.

– А вы хотите новость, господа? – оживился Крузо.

– Хм, спрашиваешь… За всякую настоящую новость в нашем медвежьем краю я готов даром подковать лошадь.

– Ну так слушайте. Три дня тому назад нашего бургомистра посетил вестовой Короля. Прискакал ночью, как чума, и в ворота стучит. Ворота ему Муравушка отворил, а он с порога нате вам: «Дело у меня особой секретности!». Вот такие новости…

– Тебе это бургомистр сказал или сам придумал после бутылочки своего волшебного напитка?

– Я же объясняю – дело особой секретности, – оскорбился Крузо. – Бургомистру строго-настрого запрещено говорить об этом визите.

– Так откуда ж ты знаешь про гонца, старый прохиндей?

– А-а-а-а… В этом всё и дело… Моя дочка с их дочкой, знаете ли, дружат.

– Это с которой? С большей или с меньшей?

– С младшенькой – с Терецией.

– И что же его дочка рассказала твоей дочке? – не отставал Лисс.

– Говорит, будто их батюшка после разговора с посланцем Короля на два дня в немощи слегли.

– И что с того? Моя мамка уже две недели хворает, да к ней, поди, от Короля никто не являлся, – вставил Плим, и с наслаждением отхлебнул эля.

– А то, что их дочка сказали моей дочке, что отец их, наш бургомистр, во сне бредил и всё говорил про какую-то гору. По мне так и ладно. Хоть бы он совсем сдох. Только она говорит, что их батюшка метался и повторял: «Ваше Величество, гора ведь совсем рядом. Бедой это закончится, если кто узнает! Совсем рядом эта проклятая Лысая гора. Бедой закончится».

– Всё, хватит, какая ещё гора? Вокруг одни горы да лес.

– Этого они нам не сообщили.

– Ну так и не придумывай больше чем надо. А то сразу: «Дело особой секретности». Мало ли что человек наговорит в горячке! Горячка была у бургомистра – вот тебе и всё послание от Короля. А дочке скажи, пусть свои фантазии потуже в узел завязывает, – Лисс опустошил плошку и вернул её Крузо: – На, держи!

– Сами просили новость, а теперь ругаетесь.

– Какая ж это новость? Сплетня, которой ты приклеил длиннющую бороду. Гляди как бы своим языком беду ни накликал. Айда, Плим!

– Ты иди, Лисс, а я поищу Терецию.

– Хочешь узнать у девчонки, не врёт ли этот гусь? Ну иди, иди. Я тебе скажу уже одно – не поехал бы вестовой по нашей дороге ночью. На ней и днём-то шею свернёшь, а потемну только дурак сюда сунется. Не было никакого послания. И бургомистр наш не хворал. Сам сегодня увидишь, выйдет здоровый и розовый, как новорождённый поросёнок.

– Не собираюсь я ничего выведывать. Дело у меня к ней.

– Дело? Слышишь, Крузо, у Плима есть дело к дочке бургомистра… Какое может быть дело у безродного осла к горной козочке?

– Не говори так, – у Плима сжались кулаки.

– Ладно, беги к своей Тереции, только смотри, чтобы наш Крузо не сделал из этого новость быстрее, чем ты добежишь.