Читать книгу Рассказы седого ворона - Игорь Александрович Мелик-Фарамазов - Страница 10

Хотя тогда и была первая половина восьмидесятых, как тогда говорили, «везде Советская Власть», но мой спутник Кенис еще раз напомнил о том, чтобы я ни во что не вмешивался и не уходил без него далеко. Был он лет на двадцать меня старше, и правильно я сделал, что взял в провожатые в Казахстан этого бывалого одноглазого казаха. Здесь его многие знали. Кенис заявил, что владельца интересующего нас кобеля он знает лично, главное, чтобы собака мне понравилась, тогда можно будет договариваться о вязке.

– Это ты смотришь, как уши стоят, зубов сколько, нос какой, цвет какой. Нашим казахам это не нужно. Если собака хорошо дерётся, то какая разница, есть ли у него маленькие зубки после клыков, вперёд или вбок у неё уши направлены? Направление ушей мешает победить? Нет? Один узбек, большой человек, привёз папу и маму этого алабая из Туркмении, и щенком подарил нашему казаху, тоже большому начальнику. Мой друг, у которого сейчас живёт собака, не хозяин, просто алабай живёт у него. Хозяина просить о случке мы не можем, если тебе собака понравится, то мы договоримся с тем человеком, у которого она живёт. Раньше тоже все знали, что это хороший кобель, но после того, как он взял волка, считается здесь самым лучшим.

– А волк большой был? Сколько весил?

– Волк небольшой был. Алабай больше весит, но это волк! А собаке ещё и двух лет нет. Через год – два любого волка возьмёт.

Кенису не понравились вопросы о размерах хищника. Он не видел схватку «азиата» с волком, но принялся в который раз рассказывать, как серому наперерез бросился матёрый взрослый чабанский пёс, и худой волк без труда зарезал его, а подоспевший двухлетка задушил серого убийцу. На нём самом даже царапины не было!

– Этого алабая здесь все знают, сегодня люди увидят, как он убьёт волка. Вот увидишь, как он его убьёт.

На ровную квадратную арену причудливо растрескавшейся земли, покрытую хрустящей корочкой и белыми соляными пятнами, со сторонами около пятнадцати метров, огороженную ржавой арматурной решёткой, вышел «конферансье». Окружавшая арену толпа, состоявшая из мужчин, детей, и даже парочки старух с большими белыми тюрбанами на головах, возгласами и воплями одобрила речь селянина. Это был первый акт.

На арену вынесли большого жёлтого степного кота. Умельцы из четырёх нетолстых палок соорудили квадратную раму, в центр поместили кота, три его лапы были крепко привязаны к разным углам, только одна задняя окровавленная перебитая конечность оставалась свободной.

– В капкан попал – пояснил мой провожатый – Здесь их очень не любят. Даже большие собаки не могут с ними справиться. Коты прыгают вверх и сверху бьют собаку когтями по глазам. У меня у самого пёс так ослеп. Они снизу цепляются когтями к животам овец и, откусывая соски вымени, пьют кровь с молоком. Один кот, прежде чем напиться молока с кровью, портит семь – десять овец. Вымя гниёт, если чабан не увидит, что овца ранена, то она умрёт.

– Да что за хрень? Как может кот выпить молоко семи – десяти овец? Он не лопнет? Может быть, некоторые из них так и делают, но я не думаю, что все коты…

Кенис обиделся:

– Здесь тебе не Самарканд. С нашими так не разговаривай.

«Конферансье» поднял раму, держа кота вниз головой. Публика ликовала. В широко раскрытых глазах кота были только дикая ненависть и злоба, ни намёка на страх и боль. Это обозлило толпу ещё больше. Да уж, степных котов здесь не любили.

Приговорённого положили на землю, мордой кверху, и не спеша, под одобрительные вопли толпы, одну за другой отрубали остро заточенной штыковой лопатой все четыре конечности. Начали с задней перебитой ноги. Сложно описать поведение кота. Ни одной секунды он не показал слабости, прямо смотрел в лицо палачу широко раскрытыми желтыми глазами полными жгучей ненависти и злобы.

Во втором акте предстоял бой между волком и собакой. На пустую арену, на длинном шесте с верёвочной петлёй на конце, выволокли волка. Теперь только я понял, почему никто не сомневался в победе собаки. Это притравка, пёс должен был просто убить хищника. Волк выглядел чуть лучше четвертованного кота. Серый передвигался с трудом, с помощью передних конечностей, задние лапы, искривлённые до крайности, почти не служили ему, к тому же волк был горбат и истощён.

– Кенис! Зачем убивать волка? К утру он сам сдохнет. Он что, в детстве под грузовик попал? Жертва радиации семипалатинских ядерных взрывов? Такого хищника убил ваш алабай? Как у живой твари конечности могут быть такими зигзагами? Вы где взяли такого?

– Тот волк нормальный был, сильный. А этого щенком охотники нашли в логове. Всем волчатам скрутили ноги проволокой и оставили там. За предъявленные лапы убитого взрослого хищника дают премию, а за ноги волчат премия маленькая. Щенки растут с завязанными проволокой лапами, родители не бросают их, кормят. Волчата становятся почти взрослыми, а сами охотиться не могут, родители продолжают носить им мясо. Когда волчатам будет девять – десять месяцев, придёт тот самый охотник, который связал им ноги, и убьёт калек, а за их лапы он получит премию, как за взрослых хищников. Может быть, удастся выследить и родителей волчат, к тому времени они будут совсем ослаблены, ведь нужно питаться самим и кормить пять – восемь взрослых детей: калеки не могут охотиться и находить себе пищу.

Казах кивнул в сторону арены:

– Этот урод всю жизнь жил с завязанными ногами. Алабай его убьёт, а его лапы сдадут и получат деньги.

– А ваш находчивый охотник – рационализатор понимает, что волки не смогут прокормить взрослый выводок, добычи не хватит, от голода и бессилия они потеряют страх, и вынуждены будут нападать на домашнюю скотину? А потом будут говорить, что волков развелось слишком много и что хищники обнаглели?

На мир Кенис смотрел одним глазом, он не был плохим человеком и воспринимал всё так, как есть, вопросы гуманизма и нравственности не беспокоили его сознание.

– Я тут при чём? Я охотнадзор? У меня баранов нет.

Привезли собаку. Было пять – десять минут, чтобы осмотреть алабая, пока его будут выгуливать перед боем. Волкодав оказался выше всех моих ожиданий, именно как волкодав, а не как алабай. Внешне он был несколько простоват, серой масти, к низу буро-палевые подпалины, белые грудь, конечности и морда. Но как великолепна эта простота! Четырёхпудовая собака двигалась на удивление легко и свободно, создавалось впечатление, будто кобель высоконогий, но грудь его была опущена ниже локтей, излишней сырости сложения не было, «азиат» был костист, с грубым костяком, ещё и из – за этого создавалось впечатление, будто собака худа, общий вид дополняли небольшой подгрудок и подвес. В необычной обстановке пёс был собран и напряжён, к тому же, он наверняка учуял запахи волка и крови казнённого кота – злейших и ненавистных врагов.

Собаку выпустили на ограждённую арену. К восторгу толпы, зрелище обещало быть омерзительным, но волкодав разочаровал публику, никто не ожидал того, что произошло дальше.

Он вышел в ринг, ощущая всю силу мышц и мускулов, эта сила давала лёгкость, прямоту и уверенность в себе, вышел, легко касаясь земли, и ощущая всю свою мощь. В бою с врагом ярость только усилит его мощь и силу, он вышел победить и убить зло и силу зла, убить волка – убийцу.

Увидев вышедшего на арену алабая, волк – калека судорожно задёргался, неловко поднялся на покалеченных лапах и, приволакивая задние конечности, проковылял несколько шагов в сторону, подальше от собаки. Жалкий, горбатый, с выпирающими рёбрами и позвоночником, волк – заморыш не желал умирать, за свою жизнь инвалид решил драться. Калека приподнял и прислонил заднюю вислозадую часть тела к арматурной решётке и упёрся в неё для устойчивости. У него не было силы и ловкости алабая, не было ничего, кроме желания жить, сильных челюстей и надёжных клыков – кинжалов, превосходящих в размерах собачьи клыки. Жалкий инвалид на глазах стал походить на какое – то подобие хищника.

Волкодав не нашёл в ринге убийцу и смертельного врага. В противоположной стороне, на скрюченных лапах, прислонив обвислый зад к решётке, стоял заморыш, пытающийся изображать из себя волка. Приблизившемуся и осматривающему его «азиату», клацающий зубами урод показывал крупные белые клыки. Пёс был сбит с толку, шерсть на загривке собаки улеглась, напряжение мышц спало. Это враг? Вот это? Кобель ещё раз подошёл к скалившемуся инвалиду и с сомнением оглядел его.

Хищник ждал атаки. Только бы была секунда! Был бы миг! Полоснуть клыками по горлу! Резануть по животу, по бедру, по плечу!

Желая спровоцировать начало поединка, один из зрителей толкнул прислонившегося к решётке калеку сапогом в зад. Волк упал бедром на землю, подвернув в бок искривлённые задние конечности, широко расставленными передними лапами опёрся о землю.

Это жалкое зрелище окончательно отбило у собаки желание драться. Смущение, брезгливость, сомнение и растерянность были в глазах «азиата». Отойдя несколько шагов в сторону, пёс помочился на решётку. Обрызганные им зрители, стоявшие толпой у ограждения, отпрянули с руганью и проклятиями. Затем волкодав искал выход из ринга. Алабай не желал убивать беспомощного калеку.

Толпа разочарованно галдела.

– Э – э – э, не хочет драться, когда вокруг много людей – прокомментировал ситуацию мой спутник.

– Да нет, Кенис, просто он не хочет быть похожим на ваших охотников. Таких собак я уже встречал, а о таких волчатниках слышу впервые. Все мы такие, какие есть.