Читать книгу Рассказы седого ворона - Игорь Александрович Мелик-Фарамазов - Страница 13

Дурацкая кличка, не люблю клички Найда, Дина, Герда, Инга. Счастья они не приносят, я суеверный.

Никакие собаки мне не нужны, содержать «азиатку» мне негде, нет, никакую не хочу, но… в последний раз… Нет, ну зачем мне собака с неизвестным происхождением?… Я даже родителей её не могу увидеть, но… щенок такой хорошенький… в последний раз… куплю, и всё, больше не буду.

Этого щенка – полуторамесячную суку, я приобрёл на ташкентском рынке, привез домой в Самарканд и стал подыскивать ей хозяина. «Азиатка» была замечательной, белой масти, с чёрной мочкой носа и темно – карими миндалевидными глазами. С поиском нового владельца я не спешил, щенок поживёт пока в моём дворе, окрепнет, так будет надёжнее. За месяц пребывания у меня, собака пропадала дважды, и дважды я её находил. Нашёлся для щенка подходящий хозяин.

Дядя Лёша служил в воинской части, был прапорщиком предпенсионного возраста. С первого взгляда человек этот напоминал большую тяжёлую корягу, был грузным и массивным, с лицом изрытым оспой и большими тяжёлыми кистями рук, даже в тёплую погоду дядя Лёша носил яловые сапоги. Щенку прапорщик обрадовался, бережно схватил его большими красными квадратными ладонями и прижал к груди. Всё складывалось удачно. Новый хозяин заведовал, в том числе, продовольственным складом и кухней – столовой, здесь щенок всегда будет сыт, жить собачка будет в складе, а выгулом для неё будет вся территория воинской части.

Часть располагалась в пригороде Самарканда, на каменистых холмах Чупон – ота, весной не густо одевающихся в невысокую траву, а позже, на азиатской жаре, имеющих вид скудной каменистой пустыни с кое – где ещё сохранившейся высохшей желтой растительностью. Скромный пейзаж и скудная флора не огорчали неунывающих сусликов – свистунов, из зверушек только они и жили на этих холмах.

В течение месяца малышку украли дважды, и дважды прапорщик на удивление быстро находил и возвращал её.

– Вот. Имя ей подходит. Я её Найдой назвал. Она пропадала, а я её находил.

– Дядь Лёш, лучше бы Вы её Муму назвали. Вместе Вы так и смотритесь. Зачем Найда?

Переубедить дядю Лёшу было трудно, но, в конце концов, он теперь хозяин собаки, а от такой клички я не ожидал ничего хорошего.

Эта невероятная по своей дикости история произошла в начале девяностых. Позже эти годы назовут лихими, я их называл подлыми, произойти это могло только в то время, тогда многие граждане восприняли это время так, что старая власть исчезла вместе с СССР, а новая ещё не появилась и неизвестно когда появится.

Дяде Лёше я не докучал, заезжал в три – четыре месяца раз посмотреть на собачку, дать рекомендации. Какие рекомендации? Зачем? Она ни разу не болела, выглядела отлично, вела себя так, как нужно. По территории части собака всегда и везде сопровождала своего хозяина. В складе, возле рабочего стола дяди Лёши, было её место, тут лежала подстилка из старого солдатского одеяла, но во все другие помещения она не входила, терпеливо ждала друга у входа. В отсутствии хозяина любимица прапорщика выполняла собачью работу: охраняла территорию в дальних сторонах воинской части – контролировала заборы из колючей проволоки. Дядя Лёша был доволен:

– Как она подросла, так местные пацаны перестали под «колючку» лазить. Надёжнее любого часового!

Мне интереснее всего было наблюдать поведение уверенной в себе суки среднеазиатской овчарки в таком сложном социуме. Ежедневно утром Найда приходила на КПП встречать хозяина. Ничего удивительного не было в том, что она знала и понимала, что самый главный здесь – командир. От командира она старалась держаться подальше, к нему у неё было какое – то вежливо – почтительное отношение. Найда выделяла офицеров, с ними она вела себя благосклонно – нейтрально, а вот к солдатам отношение было несколько свойским или пренебрежительно-нейтральным, для неё это были особи невысокого социального статуса. Собака знала точно: людям не в форме на этой территории быть нельзя, если они изредка и заходили на территорию, то всегда в сопровождении военных. Но было приятное исключение: в штабе работали три женщины. Они не носили формы, от них не пахло, как от военных, они никогда не говорили так громко, как офицеры, но у них был высокий статус, даже командира женщины не опасались и не избегали встреч с ним, командир говорил с ними другими интонациями в голосе, не как с солдатами.

Эти женщины частенько приносили вкусную еду, лакомства и косточки. Кроме неё, здесь жили еще четыре собаки, их эти добрые женщины тоже угощали, но почему-то в их присутствии Найда сама становилась добрее и не могла отогнать этих собак, ведь она была их вожаком. В стаю входили три мелкие суки-дворняжки и чёрный высоконогий кобель – ублюдок, весом в тридцать – тридцать пять килограммов. Я возненавидел Чёрного с первого дня появления здесь Найды. В будущем я намеревался вязать её с породистым «азиатом», а этот кобелёк будет мешать, но дядя Лёша заверил, что в нужный период изолирует его. Мои опасения подтвердились самым неприятным образом: чёрный негодяй покрыл полуторагодовалую «азиатку». Через год она опять принесла щенков от трусливого чёрного ублюдка. Дядя Лёша, похожий на старинный дубовый шифоньер, разводил руками, объяснял про стечения обстоятельств, сокрушался, заверял, что Чёрный «больше не будет», но избавиться от никчемного кобеля не хотел:

– Жалко собаку, никому он не нужен, а здесь он всегда будет сыт.

К трём годам Найда сформировалась в отличную мощную суку. Она не была жадной до еды и всегда была в хорошей рабочей форме: работы много, территория части большая, приходилось много двигаться, контролируя КПП, заборы из колючей проволоки и прочие подозрительные места.

Однажды осенним утром она, как обычно, встретила на КПП хозяина, поприветствовала командира, вильнув ему два-три раза куцым хвостом, и увидела двух офицеров, короткого толстого и худого длинного, раньше их тут не было. Толстый что-то высказывал сердитым голосом, показывая на неё, а Длинный ему поддакивал, они боялись большой собаки. Хозяин что-то говорил им успокаивающим примирительным тоном, а оказавшаяся тут женщина из штабной бухгалтерии недовольной интонацией что-то отвечала новым офицерам. Интуитивно Найда поняла, что речь идёт о ней, но это были офицеры, а не гражданские, и на них была форма. Она как-то растерялась, и пару раз виновато вильнула Толстому обрубком хвоста. Хозяин поощрительно похлопал её по плечу, а Толстый и Длинный прошли через КПП, стараясь держаться от неё подальше.

Эти двое были какие-то другие, знакомые офицеры так себя не вели. Толстый при встрече с ней выкрикивал что-то угрожающее, прогонял её и топал ногой. Смущаясь, Найда уходила в сторону, понимая, что человек этот не любит её, и старалась обходить его стороной.

Прошли две-три недели. Толстый выяснил, что гражданских белая собака облаивает, пугает, но не кусается, а людей в форме вообще не трогает, а Чёрный кобелёк трус невероятный. Офицер и сам уже понял, что пастушья собака безобидна и совершил роковую ошибку.

В те дни, когда прапорщика на службе не было, Найду кормил солдат – заведующий столовой. Собака ела недалеко от входа в столовую, когда оттуда вышел Толстый. Сытный ужин приподнял ему настроение. Найда ела корм, наклонившись к миске и задрав круп кверху. Зная о том, что чабанская собака не кусается, Толстый, проходя мимо, пихнул «азиатку» сапогом в зад. Собака смешно ткнулась мордой в миску, но посмеяться шутник не успел.

Пятьдесят пять килограммов жил, мышц, костей и ярости с разворота бросились вверх, в лицо офицеру. Толстый успел прикрыться рукой, шутника спас добротный офицерский бушлат, клыки захватили ткань рукава, а не плоть, на ногах он устоял. Непрерывно визжа, зовя о помощь и отбиваясь, толстяк пытался пнуть сапогом бросавшуюся на него собаку, но промахнулся. От собственного неловкого движения его развернуло боком, и Найда тут же вцепилась неприятелю в зад, но потрепать обидчика не могла: её поймали за ошейник и удерживали подоспевшие солдаты, офицер же упал и покатился вниз по бетонным ступеням.

Укус в ягодицы без трёпки был не опасен, рваных ран не было, но падая на бетонные ступени, Толстый сломал два ребра. Раненого офицера отправили на излечение. Дядя Лёша решил дождаться его выхода на службу и поговорить открыто, по мужски, но для себя отметил, что любимица его ведёт себя как-то не так, стала какой-то другой. До этого случая собака по утрам встречала хозяина на КПП и уходила вместе с ним, почти всегда она сопровождала его по территории или они были в складе, но теперь Найда не уходила с КПП, ждала появления Толстого, и дяде Лёше приходилось звать её за собой. У входа в штаб «азиатка» со спины увидела невысокого толстяка в бушлате и побежала к нему с рычанием. Это был офицер другой части, человек обернулся, и она, поняв, что обозналась, сконфуженно умолкла, опустила голову и попросила прощения, пару раз вильнув обрубком хвоста.

Толстый перед КПП всё-таки появился, и Найда с рычанием подалась в его сторону, но прапорщик, уже готовый к такому повороту событий, увёл её к себе в склад.

Офицеру повезло, он только подходил к складу, как из дверей вышла ненавистная собака. Две-три секунды она смотрела на торопливо шагающего в её сторону человека, оценила ситуацию, и негромко порыкивая, трусцой побежала навстречу обидчику. К этой встрече Толстый хорошо подготовился, уверенности ему придал пистолет, но стрелком он был неважным. Первый выстрел поднял фонтанчик земли и пыли прямо перед собакой. От неожиданности Найда резко прыгнула в сторону, и вторая пуля ударила ей в голову. Собака дёрнулась, упав в неестественной позе на поджатые передние лапы, вытянула окровавленные шею и голову. Толстый уже шагнул в её сторону, до белой твари было шагов пятнадцать, нужно было сделать еще один выстрел, в упор, на всякий случай, когда из дверей склада неуклюже вывалился прапорщик. В складе он насаживал черенки на лопаты, так дядя Лёша и выбежал с палкой в руке, всё сразу понял и заспешил к собаке. Вид мёртвой Найды и кровь, стекающая из её пасти, в ту минуту стёрли многолетнюю привычку прапорщика к субординации: дядя Лёша огрел Толстого черенком по голове. Ненормативная лексика и выражение лица ясно указывали на его намерения не ограничиваться только одним ударом. Толстяк попросту сбежал, с безопасного расстояния обещая поквитаться за шишку на темени.

Прапорщик принёс мёртвую собаку в склад, и уселся за рабочий стол, положив на столешник большие массивные кисти рук. Как часто бывает с такими большими и сильными людьми, он как – то растерялся от обиды и несправедливости, не знал, что ему делать дальше. Из тяжёлых раздумий его вывел глубокий хлюпающий вдох. К изумлению хозяина, Найда стояла на своей подстилке и часто облизывала окровавленные губы. Враз повеселевший, дядя Лёша засуетился, став расторопным, мокрой тряпкой обтирая собаку, смывал кровь, успокоился тогда, когда увидел входное и выходное пулевые отверстия, забинтовал голову любимицы, и запер её на ночь в складе.

Лишь на следующий день мы поняли причину невероятной живучести собаки: пуля вошла в щёку, выбила коренной зуб, задела язык, с другой стороны челюсти повредив десну, выбила другой зуб и вышла с другой стороны головы. Большая кровопотеря была из – за повреждения языка. Раненую решено было пока из склада не выпускать, а там видно будет. Дядя Лёша категорически отверг предложение подыскать собаке другое место жительства.

Я не видел выхода в этой ситуации.

– Вы понимаете, что теперь будет? Раньше она его просто не любила, теперь Найда его ненавидит и будет на него охотиться. Она будет его искать, даже Вас собака не станет слушаться, когда увидит Толстого. Что делать?

– Придётся ему похудеть – угрюмо и непонятно пошутил дядя Лёша: командир части обещал поставить офицера – сумасброда на место.

Но на что ещё пойдёт обозлённый негодяй? На что ещё он способен?

Восток дело тонкое. В своём круге друзей и приятелей я стал интересоваться военным прокурором, через общих знакомых решил с его помощью попытаться повлиять на спятившего офицера. Справки я навёл быстро: – военный прокурор нормальный справедливый мужик, и пальба по собакам из боевого оружия, в полутора километрах от населённого пункта, ему явно не понравится. В конце рабочего дня мне обещали устроить неофициальную встречу с этим человеком, к слову добавили, что прокурор любит собак и обо мне наслышан. Но встреча эта не состоялась и не понадобилась: Толстый взял справку о гематоме на голове, написал рапорт о том, что был избит палкой младшим по званию, и с этим пришёл в прокуратуру.

Офицер у прокурора находился недолго. Опытный в своём деле хозяин кабинета, задавал посетителю очень неудобные вопросы, и толстяк выскочил из приёмной взъерошенный и взмокший, желание подавать рапорт об избиении пропало, проблем теперь могло стать больше. Весь мир был против него, уже был разговор на повышенных тонах с командиром, прокурор выгнал вон, женщины из штаба не скрывали антипатии к нему и открыто презирали, на него, на офицера, поднял руку какой – то прапорщик, и всё это из – за какой – то проклятой собаки. Нужно избавиться от белой твари и всё наладится, главное, найти хороший яд.

Шила в мешке не утаишь. На следующий день в части знали, что получив пулю в голову, «азиатка» выжила и чувствует себя неплохо. Женщины из штаба каждый день приносили собаке съестное, осматривали зашитое выходное отверстие и жалели её. Никогда раньше собаку не кормили так хорошо и вкусно. Теперь её выгуливал на поводке дядя Лёша или его помощник солдат, в остальное время Найда была заперта. Раненую выгуливали недалеко от склада, туда же за подачками от добрых женщин стали наведываться Чёрный и три другие дворняги. Им тоже перепадали «деликатесы». Чёрный же приходил ещё и на «свидания» с вожаком – подругой. Прошло около десяти дней после ЧП, когда в двух дворняг будто бес вселился, собаки носились по территории части, кидались в ноги людям, кружили на месте и вновь метались, не находя себе места. Похожая на болонку кудлатая собачонка, вбежала в здание штаба, надеясь на помощь людей, упала в коридоре, и лёжа на боку, продолжала быстро двигать лапами, как при беге. В таком положении дворняга обмочилась и испражнилась, забилась в судорогах и погибла. Яд был хорошим и надёжным. Найда ела из своей миски в складе, возле склада женщины кормили её с рук или из посуды, принесённой с собой, она не брала корм с земли, дворняги подобрали отраву, предназначенную для «азиатки».

Ситуация усугубилась. Штабные открыто ненавидели Толстого, один из офицеров в лицо высказал отравителю всё, что о нём думает. После визита к прокурору толстяк всерьёз опасался, что прапорщик пустит в ход свои пудовые кулаки, ведь все, все кроме его длинного приятеля – земляка, против него. Толстый чувствовал себя крысой, загнанной в угол, для себя решил, что терять ему теперь нечего, травят его из – за того, что здесь он чужой, из другой области, и нашли повод – паршивую собаку чокнутого прапорщика.

Офицер вздрогнул. Тяжелые мысли прогнал злобный собачий лай. Впереди Найда рвалась на него с поводка. Солдат, выгуливающий её, держал поводок обеими руками. Собака была далеко, больше машинально, от страха, Толстый резко нагнулся и схватил камень. Это движение взбесило «азиатку». Неожиданно Найда развернулась к солдату, рванув поводок, одновременно замотала головой и упала бедром на землю, вложив в это усилие вес собственного тела, стащила ошейник через голову и широкой рысью бросилась к врагу. Толстый пустился наутёк на секунду раньше, бежал, как никогда в жизни, но собака бежала гораздо быстрее. Его целью был бортовой грузовик, в кузов он вспорхнул легко и свободно, страх мгновенно создал атлета и гимнаста. Тело, гонимое и спасаемое страхом, не почувствовало боли, когда клыки полоснули по заду, беглец на одну секунду опередил собаку, успевшую в прыжке схватить ягодницы.

Дяди Лёши в части не было. Солдаты не могли унять и увести обозлённую «азиатку». От ненависти к Толстому её била мелкая дрожь, роняя пену из пасти, в злобном остервенении бегая вокруг машины, Найда в дикой ярости грызанула клыками покрышку грузовика, этим нагнав на врага ещё большего страха. Успокоили собаку женщины из штаба. Им Найда позволила одеть на себя ошейник и её повели в склад. Офицеру посоветовали не выглядывать из кузова, пока «азиатка» не будет заперта: собака постоянно оглядывалась назад, на грузовик.

Толстый пришёл через неделю, в воскресенье, в дежурство своего длинного приятеля, когда не было командира и дяди Лёши, офицер знал, что Найда до утра не будет заперта. Вооружившись пистолетами и прихватив запасные обоймы, друзья пошли на поиски собаки.

Она лежала на больших деревянных ящиках и грелась на утреннем солнышке, когда увидела приближающихся врагов. Толстый шёл торопливо, спешил короткими семенящими шажками: мешали пластыри на ягодицах. Древний азиатский инстинкт подсказал ей перемену в поведении людей, она не бросилась в атаку, а села на ящиках, поняла, что люди опять идут с оружием, опять идут её убивать.

Два выстрела хлопнули одновременно, когда «азиатка» уже спрыгивала на площадку позади штабеля.

– Попал! – радостно взвизгнул Длинный, но собаки за ящиками не было.

– Попал, вот кровь, она туда побежала, за угол.

Каратели завернули за угол, но и там «азиатки» не оказалось. Найда появилась сзади, с совершенно неожиданной стороны. Раненая, она обежала вокруг склада, чтобы незаметно сблизиться и напасть сзади, главное сблизиться и атаковать внезапно. Её выдал случайно оказавшийся здесь Чёрный, напасть неожиданно не удалось. Захлопали выстрелы. С перепугу бросившись людям под ноги, Чёрный помешал стрельбе, и Толстый второпях пнул дворнягу, но белая бестия опять исчезла. Проклятая тварь сбежала второй раз, и второй раз была ранена, но самое неприятное было то, что она не спасалась, а пыталась напасть сама.

Стрелки пошли искать раненую собаку. Приходилось часто оглядываться, ожидая нападения сзади. Это их и спасло.

Она слабела, и только ненависть к двум подлым врагам поддерживала её. Офицеры вышли в конец территории, на невыгодное для неё открытое место, дальше был забор из колючей проволоки. Найда понимала, что слабеет, нужен последний рывок, последняя атака, нужно опередить выстрелы и вонзить клыки в ненавистную физиономию и в шею толстяка.

Она атаковала на открытом месте, здесь спрятаться было негде, все оставшиеся силы были вложены в этот рывок, но Длинный обернулся и увидел несущуюся на них окровавленную собаку. Сбила её пуля первого выстрела. Найда рухнула грудью на землю и поднялась уже на трёх лапах: передняя конечность была перебита, и тут же в неё, как в хорошую мишень, ударили еще две пули. Офицер подскочил к мёртвой изуродованной собаке и стрелял в упор, пока не опустела обойма.

Всё. Не стало собаки. Что ещё может произойти? Но в истории этой конец более странный, чем сама история.

Длинный приказал двум солдатам вынести труп Найды за территорию части и зарыть. Солдаты положили мёртвую собаку на кусок брезента и волоком потащили за забор. Грунт здесь очень каменистый, зарыли её неглубоко, здесь же бросили окровавленный брезент.

Ночью на могиле Найды жутко и протяжно выл Чёрный, выл да самого утра. Утром дядя Лёша пытался увести его, но пёс не уходил. Трус, подлец и эгоист Чёрный видел, как его вожак и подруга дралась с Толстым, видел, как её обижали и убивали, но он прятался, по своей природной трусости боясь вступиться за Найду, а теперь он горевал на её могиле. В эту ночь у безродного метиса навсегда пропало заискивающее выражение глаз, никогда больше он не станет принимать рабскую сгорбленную позу и поджимать хвост. Трое суток он не отходил от могилы Найды, три ночи жутко выл, горюя о своей подруге, и не притрагивался к еде, которую приносили прапорщик, только пил принесённую для него воду.

– Умрёт, наверное – до страшного равнодушно сказал дядя Лёша. Он стал вроде бы как то меньше размером, более корявым, изрытое оспой его лицо потемнело ещё больше.

Утром четвёртого дня Чёрный пришёл на КПП.

– Пришёл? – обрадовался прапорщик. – Кушать хочешь?

Чёрный не суетился как обычно, не заискивал, прямо и спокойно смотрел глазами уверенного в себе кобеля. Увести дворнягу не получилось, он пришёл не за едой.

На Толстого он набросился сзади, рванул клыками самое незащищённое одеждой место – бедро, тут же вонзил зубы и рванул внутреннюю сторону другой ноги. Пытаясь помочь орущему приятелю, сзади собаку за хвост схватил Длинный. Длинного Чёрный грызанул в колено, от неожиданности и боли тот разжал пальцы, и сразу собачьи клыки вонзились в кисть его руки.

Чёрный отбежал метров на тридцать, на холмик, спокойно и сосредоточенно слизал вражью кровь, почистился, внимательно оглядел сверху КПП, штаб, территорию части, оглядел место, где прожил всю жизнь, повернулся, и трусцой побежал прочь. Никогда больше он сюда не приходил.