Читать книгу Грех, похожий на любовь - Игорь Тихоненко - Страница 10

Богун неоднократно бывал на Хортице, но каждый раз, когда он сюда приезжал, то всегда испытывал одно и то же ощущение. Это было какое-то необычное и одновременно до невыносимости приятное чувство внутренней радости и наслаждения. На древнем острове Ивану казалось, что вот именно здесь бы он мог счастливо жить и ни о чём не беспокоиться. В такие мгновения ничем необъяснимого блаженства Богун думал, что только на Хортице его бессмертная душа может быть по-настоящему свободной и радостной.

«Уж если и есть на Земле Рай, – размышлял Богун, – то он, наверняка, находится на Хортице. Во многих местах мне довелось побывать, но так вольно и спокойно, как на Хортице, не бывало нигде».

Отряд Богуна проехал через ворота в крепостной стене. Охраны там не было никакой. Запорожцы иногда бывали до невозможности беспечными, особенно, когда не воевали. Иван не стал задерживаться, а сразу же направился к головному куреню, где располагались кошевой и Гетьман. По дороге он обратил внимание на то, что на Сичи царит полное спокойствие. Можно было подумать, что это не воинское поселение, а простой мещанский город. Все занимались обычными повседневными делами. Возле кузницы подковывали лошадей, кое-кто чинил рыбацкие сети, а некоторые просто лежали в тени деревьев, наслаждаясь дневным сном. Отряд проехал главную площадь, где обычно собирали Всеобщий Сход. Когда они следовали мимо церкви, то на мгновение задержались и все перекрестились, а затем последовали дальше. Возле головного куреня отряд остановился. Богун повернулся к своим хлопцам и скомандовал:

– Слезай. Подождите здесь. Когда приедет Кремень, скажете ему, что я велел дожидаться меня.

После этих слов полковник уверенно зашагал в дом. В сенях никого не было, и поэтому Богун сразу проследовал в комнату, в которой обычно проходили военные советы. Иван отворил дверь и увидел, что в помещении находятся два человека. Они о чём-то оживлённо беседовали друг с другом. Богун узнал Гетьмана Хмельницкого и войскового писаря Лизогуба. Как только Иван переступил порог комнаты, они прекратили разговор и внимательно посмотрели на полковника. Богун остановился у двери и проговорил:

– Здравствуй, Батько Гетьман. Разрешишь мне войти?

Хмельницкий был человеком средних лет, крепкого телосложения, с тёмно-русыми коротко подстриженными волосами на казацкий манер и карими грустными глазами. Увидев Богуна, Хмельницкий добродушно улыбнулся и радостно произнёс:

– Входи Иван. Тебя я всегда рад видеть.

Лизогуб тоже попытался улыбнуться, но вместо этого у него получилось только скривиться. Его приземистая округлой формы фигура вполне соответствовала его должности. Писарь поднялся со скамьи и проговорил:

– Ну, так я пойду, ясновельможный Гетьман, мы уже обо всём переговорили.

Хмельницкий кивнул головой в знак согласия, и писарь быстро направился к выходу из комнаты, ловко семеня своими короткими ножками. Богун встал на его пути, и когда Лизогуб попытался обойти его справа, полковник, как будто случайно сделал шаг ему навстречу и преградил дорогу. Писарь тут же попробовал обойти Богуна слева, но Иван вновь помешал ему. Лизогуб в полном недоумении остановился и растерянно посмотрел на Богуна. Иван нахально ухмыльнулся и наигранно заискивающим тоном спросил:

– А, похоже, ты пан войсковой писарь, наверное, не очень рад меня видеть, раз так быстро пытаешься улепетнуть. А я бы хотел побеседовать с тобой о некоторых твоих делах.

– Иван, – строго проговорил Хмельницкий, – оставь его в покое. Войсковой Писарь Лизогуб едет по срочному моему поручению.

– Интересно бы узнать, куда он едет? – несколько раздражённо произнёс Богун и отошёл в сторону.

Лизогуб быстро покинул комнату. Богун подошёл к Гетьману и, глядя ему в лицо, спросил:

– Батько, неужели тебе неизвестно, что писарь встречается с ляхами и даже ведёт с ними какие-то переговоры?

Хмельницкий встал с кресла, прошёлся по комнате, остановился возле полковника и с искренностью посмотрел ему в глаза. В его взгляде была открытость и боль.

– Это я велел ему вести переговоры с ляхами. В этих переговорах нет предательства нашему делу. Ты веришь мне, Иван?

– Я верю тебе, Батько, – твёрдо проговорил Богун. – Если бы я не верил тебе, Батько, разве был бы я здесь? Но прошу тебя, поясни мне, что это за переговоры такие? Среди казаков появилось недовольство твоими делами. Вот и Максим Кривонос покинул Сичь. Нехорошо это, Батько Гетьман. Если так пойдёт дальше, то может всё рухнуть, и всё за что мы проливали кровь, будет порушено.

Хмельницкий нервно мотнул головой и заговорил:

– Я попросил Лизогуба узнать, где сейчас находится моя жена Елена. Я хочу, чтобы она возвратилась ко мне.

– Но она же не жена тебе, Батько, и она сама ушла от тебя к ляху, и сама по доброй воле стала его женой, – непонимающе сказал Богун. – Её же никто не заставлял покидать тебя. Как же ты сможешь вернуть женщину, если она тебя не любит?

– Это она раньше меня не любила потому, что я был сотником, – возразил Хмельницкий. – А теперь, когда я стал Гетьманом, она согласится быть со мной.

Богун удручающе покачал головой и с сожалением произнёс:

– Не мне тебя учить, Батько, но по-моему, ты сам себя обманываешь. Получается, когда ты был сотником, она не хотела с тобой жить, а как ты стал Гетьманом, то она что вдруг тебя полюбит? Так выходит, по-твоему? Нет, Батько, если баба любит, то она и за нищим пойдёт хоть на край света, хоть в пекло.

– Нехорошо ты говоришь, полковник Богун, – строго сказал Хмельницкий. – Да и женщину называть бабой, это как-то по-холопски. Ладно, ещё Кривонос выражается по-простому. Он может, и словечко покрепче завернуть, даже матерное. Но ты ведь не холоп, ты образованный человек, да и из благородного рода. Не пристало тебе так выражаться. Вот ты всё здесь мне толкуешь про любовь. А сам-то ты когда-нибудь любил?

Богун почесал затылок, улыбнулся и с задором ответил:

– Да уж не монах я, Батько Гетьман. Слава Богу, женщин у меня было немало.

– Я не про увлечения тебя спрашиваю, блудодей, – несколько раздражённо проговорил Хмельницкий. – Я говорю о любви к женщине. Да такой, что когда её нет рядом с тобой, то и жить не хочется, а на сердце тоска и печаль.

– Нет, – протяжно произнёс Богун. – Такого я ещё не испытывал. Да и хорошо, что не испытывал. Пусть Бог меня милует от такой напасти. Это же надо жить не хочется. Ты, Батько, такое говоришь, что даже и не верится, что такое бывает. Для меня настоящая радость, это степь бескрайняя и битва лихая. Вот, где я получаю настоящее наслаждение. Но спорить с тобой я не стану. Может, ещё не пришло мне время испытать такие муки, о которых ты говоришь. Видать, я ещё не прогневил Бога Нашего своими прегрешениями настолько, чтобы Он так наказывал меня. Может, минёт меня эта горькая чаша?

– Это чаша не горькая, а сладкая, – поправил его Хмельницкий и тут же добавил. – Может, даже через чур, сладкая. А когда к казаку придёт любовь, про то ему не ведомо. Так, что не зарекайся, казаче. Но пора нам и о делах наших воинских поговорить, а то всё про любовь, да про любовь. Я согласен с тобой, что надо вернуть Максима Кривоноса на Сичь. Он славный полководец, да и в большом авторитете среди казаков. Я не хотел его обидеть. Просто он не вовремя вошёл в комнату, вот я и повысил на него голос. А он подумал, что я от него какие-то секреты имею. Понятное дело, что он осерчал. Характер то у него, что порох, чуть поднеси искру, враз вспыхнет.

– Надо ехать тебе, Батько Гетьман, к Максиму, – попросил Богун. – Он сейчас неподалёку от переправы расположился со своими хлопцами. Тебя поджидает. А то, что он вспыльчивый, так это не беда. Вспыльчивые да горячие люди быстро отходчивые.

– Ладно, – согласился Хмельницкий, – поеду к Максиму. А чтобы он окончательно убедился в моей к нему дружбе и доверии, я объявлю его наказным Гетьманом, чтобы потешить его самолюбие.

– Вот это дело, – обрадовался Богун. – Максим любит всякие там высокие звания и должности. А что мне делать, Батько Гетьман? Какое будет для меня дело?

– А ты, полковник Богун, отправляйся на западную границу Украины в город Винницу, – приказным тоном сказал Хмельницкий. – Отныне ты будешь Винницким полковником. Держи наш кордон от ляхов, ну а если что, шли ко мне гонца за помощью.

– Всё сделаю, Батько Гетьман, – твёрдо проговорил Богун. – Умру, а ляхов не допущу на Украину.

Богун поклонился Хмельницкому и вышел из комнаты. Как только дверь за полковником закрылась, Гетьман задумчиво сказал:

– Да, сегодня мы ляхов не пускаем на Украину, а что будет завтра неизвестно. В этой политике всё перевёрнуто вверх ногами. Другой раз и не разберёшься, кто друг, а кто враг. Одно ясно точно, что настоящих друзей у Украины вовсе нет.