Читать книгу Однажды в старые добрые времена. Книга вторая - Ирина Лем - Страница 19

Ах, как не хотелось Мойре покидать замок, в котором жил ее прекрасный принц!

Но не стоило злоупотреблять гостеприимством родственницы, девушка попрощалась и ушла. По дороге она мечтала. Она придет сюда как простая горничная, а станет полновластной хозяйкой. Она представила себя в роскошном атласном платье – на груди глубокий вырез, в руке китайский веер, раскрашенный павлинами. Такой веер она в какой-то книжке видела и считала его непременным атрибутом светской дамы.

Вот стоит она, обмахиваясь веером, на площадке лестницы, а принц ждет ее внизу. Мойра неторопливо спускается по ступенькам, показывая себя во всей красе. Платье переливается и шелестит, каштановые локоны падают на голые плечи. Да. Голые белые плечи – это признак богатой леди, у крестьянок лишь голые, красные руки, заскорузлые, как куриные гребешки. Мойра руки сохранила. И плечи. Теперь знает – для кого…

Вечером мать мыла в тазу посуду, а дочь сидела за столом, крутила в руках серую жестяную кружку с остывшим чаем. И тосковала. После великолепия Милтонхолла особенно бросилось в глаза убожество родного дома. Раньше она не замечала закопченных окошек, рваных занавесок, протертых полов. Теперь они угнетали и давили. Хотелось вырваться из серости и убежать. В мечту. Которая совсем рядом.

Мойра закрыла глаза и снова очутилась – там. Она стала рассказывать матери, как выглядит изнутри замок Милтонхолл. Огромные, хрустальные люстры, кажется, сияют сами по себе, даже без зажженных свечей. А посуда! С картинками и золотыми каемочками – это не посуда, а красота, до нее дотронуться страшно, не то что с нее есть. А вазы! Всех расцветок и размеров, в них живые цветы – такие свежие, будто они в вазах растут. Куда ни глянешь – ковры, картины, гобелены… Шкафы, столы, диваны… А часы! Размером с кладовку, в них жить можно…

– Но самое красивое – это зеркала, – рассказывала с горящими глазами Мойра. – Они не висят на стенах, но стоят на полу. Все в золотых рамах. Они чистые и четкие до невероятности. Я испугалась, когда себя увидела. Подумала – раздвоилась, что ли: там я и здесь я. Это тебе не наш огрызок туманный. В нем одни замарашки обитают. Нет, мама, ты хоть раз должна в настоящее зеркало посмотреться. Увидишь себя такой, какая есть. Я себя, наконец, разглядела. Мое отражение мне понравилось! Раньше догадывалась, а теперь знаю точно: я красивее всех деревенских девушек. Кожа светлая – не то, что у краснорожих свинарок. Руки от работы не огрубели. Фигура стройная. Грудь имеется, талия…

– Ты у меня красавица. – Агнес провела шершавой ладонью по нежной щеке дочки. – В детстве ангелочком выглядела, а теперь еще краше стала. Смотрю не насмотрюсь. Ты моя картина, – сказала мать и подумала: «Нашла б мужа, совсем было бы хорошо». Вслух сказать не решилась – дочь обидится, замолчит. Пусть лучше еще что-нибудь расскажет, Агнес любопытно до ужаса – как богатые живут. Совсем не так, как бедные.

– Вещи, мебель – ерунда, – говорила Мойра. – Главное украшение дома – его хозяин. Ты когда-нибудь видела молодого графа Торнтона? Нет? Вот и я нет. А сегодня встретились мы…

– Ну и как он? Красавчик, небось?

– Еще какой! Я таких в жизни не видела. И в книжках тоже. Одет, обут… Лицо гладкое, как яблоко. Это тебе не рябой Фреди из рыбной лавки.

Агнес ничего не имела против Фреди – несостоявшегося зятя и критику его не поддержала. Промолчала.

– Если бы он мне предложил замуж, я бы ни секунды не раздумывала, – продолжала Мойра мечтательным голосом. – Вот оно, счастье – стать графиней Торнтон! А что? Я пока шла все гадала – почему он до сих пор не женат? И отгадала! Потому что благородные дамы надоели. Он ищет простую девушку – неизбалованную и с чистой душой. Вроде меня.

– Вроде тебя?! – вопросила мать с тайным ужасом – дочка теряет разум на глазах.

Была бы Агнес посмелее да построже, заставила бы мужа вразумить ее – если не словом, то кулаком. Глядишь, была бы их любимица давно замужем. За хорошим парнем. За Фредом Вайном. Или за Билли Смитом, сыном кузнеца. А теперь приходится матери сидеть, слушать ее фантазии да ужасаться, и слова против не сметь сказать.

– Почему нет? – вопросила Мойра. – Если меня одеть нарядно да веер дать, буду выглядеть не хуже любой благородной! Я манеры знаю. Грамоте обучена. Мы хоть небогаты, да не совсем уж из нищих-беспризорных…

– Погоди, погоди. – Агнес подняла руку, чтобы дочь замолчала, не спугнула воспоминания, которые неожиданно из глубины памяти поднялись. А ведь были беспризорные, которые в графские жены выбились. Ну не в жены, но почти… Глаза у Агнес загорелись заговорческим огнем. – Портрет старого Роджера там висит?

– Это кто?

– Это прежний хозяин, дед нынешнего.

– Я видела какие-то портреты в холле…

Агнес отставила тарелку, которую вытирала, подсела к столу.

– Старого джентльмена там видела?

– Видела. А что?

– Он с женой или с любовницей?

Мойра подняла брови.

– Откуда я знаю? Он один стоял. По обе стороны от него портреты двух дам…

– Молодая и пожилая?

– Я хорошо не разглядела. Одна была во всем черном и в чепчике, друга в платье и в шляпе…

– Это она!

– Кто?

Агнес огляделась по сторонам, будто проверяла – не подслушивает ли кто, наклонилась к дочери и, понизив голос, начала рассказывать:

– Эту историю только старожилы помнят. Да их немного осталось, лет пятьдесят прошло или больше. Я девчонкой была, когда мне ее моя бабка Эльза рассказала. Она в то время в замке экономкой служила, как сейчас Дафна. Экономки в богатых домах посвящены во все хозяйские секреты, потому ее рассказу можно верить. Так вот. Прежний граф Роджер Торнтон женился по большой любви на сестре своего приятеля, крупного землевладельца из Честокшира. Поселились они в Милтонхолле и десять лет жили душа в душу.

Потом, как водится, любовь угасла. То ли потому, что детей у них так и не народилось, то ли по другой причине. Все реже наведывался Роджер в спальню жены, а потом и вовсе дорогу туда забыл. Такие вещи от слуг не утаишь. Они всегда знают, спят ли хозяева вместе и как часто.

Загулял, значит, Роджер. Что ж, дело обычное. Иметь любовниц господам сам Бог велел. До поры до времени он вел себя прилично, гулял на стороне, держал похождения от жены в секрете. Но вскоре все изменилось… – Агнес замолчала.

Давняя история почему-то ее разволновала. Стало чудно – пятьдесят лет хранила ее и думала, что забыла, а она взяла да и вспомнилась. К чему бы?

В горле пересохло, она поискала глазами, наткнулась на Мойрину кружку с чаем, стала пить. Пила долго, пока дочь ее не поторопила:

– Ну, а дальше? – Все, что касалось Милтонхолла, теперь живо ее интересовало. Старые замки хранят множество легенд, а старые легенды хранят множество мудростей – может, и ей что пригодится…

– Дальше вот. Однажды граф Роджер собирался с приятелями на лисью охоту. Вышел из дома и увидел попрошайку, которую дворецкий прогонял со двора. Взгляд его она привлекала тем, что не походила на обычных нищих – согбенных, грязных и в лохмотьях. Одета была в старое платье и плащ, но видно, что хорошего качества. Лицо она прятала под капюшоном.

Роджер подошел, сдвинул капюшон и обомлел – попрошайка оказалась юной девой. Она зарделась от стыда и стала походить на… Бабка Эльза сказала «на Аврору», но я не знаю, что это за дама. Наверное, красавица, потому что он не смог отвести глаз. Принялся расспрашивать. Услышал он печальную историю, которая была правдой – некоторые участники ее были ему известны.

Дженнифер, так звали девушку, выросла в обеспеченной семье. Но один родственник из зависти разорил бизнес отца и отобрал имущество. Оставшись в нищете, родители один за другим умерли, а Дженнифер ничего другого не осталось, как идти просить милостыню.

Графу Роджеру понравилось, что несмотря на крайнюю нужду, она и не подумала идти продавать юное тело. Попрошайничество – тоже низкая профессия, но все-таки почище. Он проникся сочувствием, распорядился девушку накормить и приодеть.

Вернувшись с охоты, граф увидел ее снова – умытую, причесанную, одетую в чистое. Он взял ее под локоток и предложил прогуляться. Побеседовал и узнал, что она читала французские романы и умеет по-ихнему болтать. Он спросил, не желает ли она остаться в Милтонхолле в качестве компаньонки и помощницы его жены. Дженнифер поблагодарила и согласилась.

Только не компаньонкой жены он ее сделал, а своей любовницей. В первую же ночь – это бабка Эльза знала точно. Помню, как она рассказывала и возмущалась: хозяин совсем с ума сбрендил, занялся развратом в собственном доме. Да он ее мнения не спрашивал и с тех пор девушку от себя не отпускал. Так и жили втроем: он, жена и любовница.

– Да разве можно при живой-то супруге? Распутство одно, – сказала Мойра и отчаянно позавидовала Дженнифер.

– Господа всегда делают, что хотят. Им никто указывать не смеет. Жена в том числе. Молчи и глотай обиды. В точности как у нас. Потому что все мы зависимые. От мужа. Он защитник и хозяин…

– Ну, рассказывай дальше, мне не терпится.

– А дальше самое интересное. Вскоре у любовницы родился сын. Все думали, что граф назначит его наследником, отпишет земли и богатства – от законной-то жены детей не имел. Переживала она из-за того сильно. По разным докторам ходила. Без результата. Обращалась к колдунам и знахаркам. Они тоже не помогли. Да как помочь, если супруг с молодой девой милуется, а спальню родной жены стороной обходит? На чудо одна надежда…

Кто-то посоветовал графине обратиться к старой гадалке, цыганке Розе. Та погадала, поколдовала и дала ей снадобье, чтобы подсыпать в питье мужа. Главное же – научила, как заманить его на супружеское ложе.

И ведь помогла цыганка! Случилось чудо, иначе не скажешь. В сорок с лишним лет графиня родила здорового мальчика – отца нынешнего владельца усадьбы. Назвали Чарльзом. Эльза говорила, Роджер светился от счастья. Как же! Законный сын – это не прижитый от любовницы. Это наследник и продолжатель рода.

Лет через пятнадцать после того жена заболела. Доктора сказали – неизлечимо. Граф съездил в Лондон и привез известного художника, чтобы написал ее портрет. Хотел с ней вместе, но она пожелала одна. На память о ней, матери своего сына, повесил он портрет на видном месте. После ее смерти старый Роджер продолжал жить с любовницей в Милтонхолле, хотя официально так и не женился.

– Почему? Ведь жена-то умерла.

– Тут опять замешаны вопросы наследства. Львиная доля его досталась, конечно, законному ребенку – Чарльзу. Но и бастарда отец не обделил.

– А что стало с любовницей?

– Как ни странно, после смерти отца Чарльз разрешил ей остаться в Милтонхолле. Она пользовалась его доверием, вела хозяйство. Ее уважали слуги, даже Эльза, на что уж твердая была. Говорят, Дженифер обладала ангельским характером. Несмотря на греховные отношения с Роджером, ее никто не осуждал.

«Вот мне пример, – подумала Мойра. – Ангельским характером много не добьешься, Дженифер просто повезло. Я буду действовать напористо, использовать все средства. Какие у меня средства? В сущности, только одно, но самое ценное – свежее, молодое тело. Это приманка, на которую клюют все мужчины, богатые и бедные, старые и молодые. У меня есть то, что хочет Эдвард. А у него есть то, что нужно мне. Мы отлично подойдем друг другу».

С матерью Мойра не поделилась, она туповатая, не поймет. Она думает, что Фред Вайн – лучшая партия для дочери, но как же она ошибается. Приятельницам Мойра тоже не скажет ни слова, они обзавидуются, еще чего доброго, колдовство нашлют.

Мечта – вот подруга, с которой можно делиться самым сокровенным. Она не предаст, не обманет, не ускользнет. Она пройдет по жизни рядом – поддержит, подскажет, обнадежит. Кто не мечтает, тот мертв.

Мойра полнилась мечтами. В ту ночь она долго не могла заснуть. История нищенки Дженнифер, сумевшей покорить сердце графа, засела в мозгу, вроде корявой занозы. Она не давала покоя до тех пор, пока прежде разрозненные, неясные мысли и желания не обрели определенную форму. Теперь Мойра знала, чего хотела, и знала, как этого достичь.

Вовремя мать рассказала. Судьба Дженнифер доказывает: все возможно, если очень захотеть и не очень стесняться. Нынешний владелец Милтонхолла не женат – это облегчает задачу. «Мои шансы выше, чем у той попрошайки, само Небо меня ведет», – заключила Мойра. Она не сомневалась в успехе и отдалась во власть сладких грез. И представилась ей свадьба с графом Эдвардом. Вот они подъезжают к церкви, украшенной букетами и флагами. У входа их встречают деревенские и бросают под ноги цветы. В церкви их встречают благородные и бросают восторженные улыбки.

Мойра одета в роскошное свадебное платье, на шее сияет знаменитая фамильная драгоценность Торнтонов – изумрудное колье. Она никогда его не видела, но ходили слухи, что оно стоит целого графства. Теперь оно ее. Присутствующие дамы страшно завидуют невесте, потому что ей сразу досталось все – колье, титул, Эдвард. Мужчины страшно завидуют жениху, потому что ему выпало счастье жениться на прелестнейшей девушке в округе – Мойре Паттерсон.

На голове ее бриллиантовая диадема, от которой тянется прозрачная муаровая фата футов на десять. Нет, на пятнадцать. Молодой граф не пожалеет муара для невесты. И вообще – никогда ни в чем не откажет. Он будет угадывать ее желания по движению бровей и исполнять капризы в ту же секунду.

Молодые подходят к пастору, который в честь праздника оденется в нарядную рясу – белую с красным узором. Он говорит тожественную речь, потом спрашивает «Согласны ли вы сочетаться брачными узами…». Оба отвечают «да». И наконец, долгожданный момент – жених надевает на палец невесте обручальное кольцо. «Теперь вы муж и жена».

«Жена»… Мойра – леди-графиня Торнтон. Звучит великолепно.

Она живо представила картину свадьбы, и сердце забилось, будто она на самом деле стояла перед алтарем. О сне Мойра позабыла начисто. Когда происходят великие события, оставаться в постели невмоготу. Кровь кипела, толкалась в жилах, звала – что ты лежишь, делай что-нибудь! Приближай счастье! Оно почти в руках, осталась самая малость…

Мойра вскочила. Побежала на кухню, стараясь не топать голыми пятками, не будить родителей – проснутся, будут ворчать, они еще не знают, что ворчать на графиню не имеют права. Зачерпнула воды, выпила целую кружку, омыла лицо, чтобы остудить. Отодвинула занавеску, взглянула на ночное небо, в котором сверкали и переливались звезды.

«Так засверкают мои бриллианты, когда я буду выходить за графа», – подумала Мойра и тихонько засмеялась. Да, свадьба – дело решенное, осталось лишь назначить дату. Предвкушение ее бодрило, веселило. Мойра накинула на плечи шаль и выскользнула из дома.

Ветер обдувал ее горевшее лицо и нашептывал ласковые речи, ноги сами несли к Милтонхоллу. Вот он – огромный, черный, таинственный замок, облитый лунным светом, как молоком. Сказочная крепость, в которой заключено ее счастье. Ни одно окошко не горит. Дом спит, его хозяин тоже. Вот бы очутиться сейчас рядом с ним на кровати – ощутить его тепло, вдохнуть его запах. Чем пахнут богатые джентльмены? Уж точно не рыбой и не лошадьми.

Волшебная ночь…

Надеясь на чудо, Мойра толкнула входную дверь. Заперто. К Эдварду не пробраться. Где его спальня? На третьем этаже. Если невозможно очутиться там, то хоть взглянуть на окна. Они с задней стороны, придется пробираться в темноте сквозь густые кусты. Какая мелочь. На пути к мечте ее не остановит ни крепостная стена, ни вооруженная охрана.

Изрядно поцарапавшись, она пробралась на задний двор. Там было совсем темно – луну загораживал дом, возвышавшийся сплошной, черной махиной, мрака добавлял стоявший плотной стеной лес. Ни окон не различить, ни этажей. Мойра подняла голову. Где-то там спальня ее возлюбленного. «Спит он и не знает, что будущая жена стоит под окнами и мечтает о первой брачной ночи». В темноте легко представлять и глаза закрывать не надо: вот лежит она с Эдвардом на супружеском ложе – оба голые, возбужденные, страстно целуют друг друга, а потом начинается самое главное…

Где-то совсем близко ухнула ночная птица. Мойра вздрогнула и очнулась. Предутренний холод схватил ее за шею, заполз под платье. «Пора возвращаться, а то простужусь». Она тщательнее закуталась в шаль, выбралась обратно на тропу и поспешила в деревню.

Ее не пугали ни странные тени, падавшие порой на дорогу, ни странные звуки, которыми полнилась ночь – она их попросту не замечала. Приятно иметь большую цель, мечтать о ней можно бесконечно. Мойра улыбалась, придумывая нежные слова, которыми они с мужем станут называть друг друга, и не заметила, как дошла до дома. Тихонько проскользнула в дверь и бросилась на постель.

Не для того, чтобы спать – это невозможно, когда обуревают грезы. Они лучше снов, потому что их можно придумывать и в них участвовать. Мойра вспомнила утреннюю сценку и переделала ее на свой лад. Вот молодой граф выходит из дома, оглядывается и замечает ее в зарослях черемухи.

– Иди сюда, Мойра, – говорит он ей.

Она выходит. Он приближается, становится на одно колено, достает резную китайскую коробочку. Открывает, а там – кольцо с бриллиантом размером с… орех. Нет, с яйцо! Его окружают сапфиры. И рубины. И все другие дорогие камни, которые существуют. Они переливаются тысячами разноцветных бликов, будто звезды спустились на землю и принялись танцевать.

Эдвард протягивает ей кольцо и говорит:

– Дорогая Мойра. Я ждал тебя всю жизнь. Потому так долго не женился. Настал долгожданный момент. Отвечай. Выйдешь за меня замуж?

Конечно, она выйдет за него. И родит сына. Законного наследника его состояния. За это Эдвард полюбит ее сильнее и не захочет заводить любовниц. Вместе они проживут долгую жизнь в согласии и богатстве.

Счастье – предвкушать счастье.

И оно непременно сбудется. Мойра докажет, что умнее всех, утрет нос соседям и подружкам. Родители успокоются: отец перестанет вздыхать, мать поймет, что дочь не зря отказала Фреду Вайну.

«Да, с сего дня все изменится», – сказала она себе и будто волшебное заклинание произнесла. Легкость ощутила. Покой. Глаза сами собой закрылись, Мойра провалилась в сон с блаженной улыбкой на губах.

В блаженном настроении она пребывала и в последующие дни, ходила – посмеивалась, напевала что-то, а то вдруг принималась хохотать, вроде, без всякой причины. На окружающих глядела с высокомерием королевы, они на нее – со снисходительной усмешкой. Но они же не знали, над кем насмехались…

Недели через две Мойре предложили прийти в Милтонхолл помочь в большой уборке, которую Дафна устраивала в начале каждого сезона, то есть четыре раза в год. Она собиралась проверить – пригодна ли девушка для тяжелой работы, если она к тому времени вообще не передумала поступать в горничные.

Мойра не передумала. Она вцепилась в мечту железной хваткой. Она пришла и показала себя с наилучшей стороны – дисциплинированной, энергичной, трудолюбивой. Дафна осталась довольна. В дальнейшем она приглашала ее иногда для уборки в комнатах или помощи на кухне, Мойра бралась за любое дело без пререканий. Ее усердие заметил дворецкий, который наравне с экономкой отвечал за персонал. После обсуждения они взяли Мойру на заметку, как первую кандидатуру на случай, если потребуется постоянная горничная.

Большая мечта – это нечто святое, кто к ней идет, тому помогают ангелы.

Вскоре одна из служанок, толстушка Бетси тридцати лет неожиданно вышла замуж и уехала жить в другую деревню. Мойре предложили занять ее место. Она не раздумывала ни секунды. Она взлетела в облака поблагодарить своего персонального ангела за помощь и опустилась на землю, готовая к подвигам.

В тот момент хозяин находился в отъезде, новую горничную приняли без его одобрения – маленькое процедурное нарушение, которое ни у кого не вызвало протеста. Экономка выступила поручителем, этого было достаточно.