Читать книгу Надуйте наши души. Swell Our Souls - Ирина Ногина - Страница 13

В первом задании студентам предлагалось составить ассоциативные ряды к следующим словам: «созидание», «разрушение», «продать», «отнять», «определённость», «игра», «доверие», после чего ответить на вопрос: «Листья стареют и умирают. Каким листом окажетесь в старости вы и почему?»

Второе задание было очень интересным – предлагалось шесть известных картин, которыми нужно было распорядиться следующим образом: одну картину выделить для фойе музыкального театра, другую – передать в детский реабилитационный центр, третью – преподнести своей церкви (или религиозной общине), четвёртую – повесить в приёмной своего офиса, пятую – подарить возлюбленному и, наконец, шестую оставить для своей спальни. Картины были такие: свежая, парящая, ароматная и плодоносная «Весна» Боттичелли, «Ночная история» Рубенса, на которой увлечённые лица старухи и девочки мерцают вопросом в свете свечи, «Суд Соломона» Пуссена – эпическое полотно с матерьми, совершающими свой выбор у трона напряжённо выжидающего царя, «Дом печали» Мункачи, оплакивающая приговорённого к смерти бетьяра, «Композиция Х» Кандинского – разноцветный ритмический ансамбль на чёрном фоне, и «Сын человеческий» Магритта, изображающая делового мужчину под пасмурным небом, лицо которого скрыто зеленеющим яблоком. В решении требовалось не только распределить картины, но и объяснить свой выбор.

Третье задание, заключавшееся в том, чтобы написать формулу Чёрного квадрата, поставило Илайю в тупик. Она таращилась на него большую часть пары и лишь со звонком к сдаче работ шлёпнула последнее, что пришло на ум: ∞*0.

– Время, к сожалению, – сказал лектор, отвлекаясь от книги, которую читал, величаво покачивая ногой, перекинутой через другую. Он отключил будильник и поднялся навстречу хлынувшему к нему бумажно-студенческому потоку. Сегодня на нём был серый твидовый костюм в клетку, невольно навевающий романтические образы шотландских панорам. – Я рад наблюдать, что предложенные задания увлекли многих из вас. И пока вы сдаётесь, я использую те пять минут, что зарезервировал до конца пары, чтобы разъяснить вам смысл вопросов, на которые вы отвечали. Вы уже, несомненно, догадались, что назвать её контрольной было бы некорректно, ибо едва ли объём полученных вами знаний оказал существенное влияние на ваши ответы. Поэтому я назову её просто письменной работой. Итак, первое задание – ассоциации – это своего рода тест на определение психотипа по моей авторской классификации, о которой я расскажу вам на следующей лекции, а также объявлю вам результаты теста. Заключающая его нотка о стареющих листьях позволит мне определить абстрактно-образный или формально-логический тип вашего мышления. Второе задание – придуманная мною этико-культурологическая дилемма, которая, с одной стороны, поможет вам немного конкретизировать собственные предпочтения в искусстве, а, с другой, продемонстрирует, как каждый из вас разрешает для себя конфликт «личный интерес – интерес малой социальной группы – общественный интерес». Более подробно я объясню во время разбора наиболее ярких из ваших работ. И, наконец, моё любимое – третье – задание, которое по своей сути является чем-то вроде коана – алогичным, часто парадоксальным вопросом или сообщением, практикуемым дзен-буддистами для выхода за рамки мыслительных и познавательных шаблонов. Спешу успокоить тех, кто продолжает лихорадочно строчить, что правильных или неправильных ответов на сегодняшние вопросы не существует. Ваши ответы – лишь отражение ваших сущностей. Чем более они искренни – тем более информативны. В любом случае, плохие оценки никому из вас, даже тем, кто сдал пустой лист, не грозят.

– В том-то и дело: интересно ответить, как следует, – крикнул парень из верхнего ряда, который ещё дописывал свои ответы. У него было лицо оболтуса, впрочем, добродушного.

– Я буду рад вдвойне, если среди вас найдутся те, кто ради исчерпывающего ответа на эти вопросы пропустит перекур, – с достоинством сказал лектор.

– Вопросы интересные, но перекур! – фамильярно возразил студент, вскакивая и хватая со стола свою работу.

Илайя, чтобы не толпиться в начале очереди, пропустила большинство сокурсников вперёд, и сдавала свою работу одной из последних. Пополнив бумажную стопку ещё двумя слоями, она наткнулась на изучающий взгляд лектора.

– Вы сегодня без доблестного друга? – невинным тоном спросил он.

– Вы имеете в виду?..

– Самосветлого мыслителя.

– Значит, всё же вычислили моё исчезновение. А говорили, что не запомните.

– Я и не запомнил. Я узнал. Вычислил, как вы выразились. Если бы я запомнил, я открыл бы доступ к этим сведениям для неограниченного круга лиц. Знание же существует только для меня и исключает использование полученных сведений в чьих-либо интересах или против таковых. Теперь понимаете разницу? Так что своё слово я не нарушил.

– Разница, насколько я поняла, примерно такая же, как между софистикой и казуистикой.

Лектор тонко улыбнулся.

– Любопытно будет ознакомиться с вашей работой, – сказал он. – Кстати, меня зовут Тимур Семуров.

– Илайя Плеро́ва.

– Знаю. И это я не только знаю, но и запомнил. Я хотел ещё кое-что сказать вам, Илайя, но в вас просвечивается дух, который мчится отсюда во весь опор, ропща на ваши неподвижные ноги. Потому не смею вас задерживать.

– Спасибо, – учтиво кивнула Илайя.

– Передавайте привет нашему другу, – заговорщицки оборонил лектор, когда она, уже последней, выбегала из аудитории.

По пути в южное крыло университетского сквера, где они условились о встрече с Юлием сразу после лекции, Илайя лишь изредка натыкалась ступнями на землю, бережно неся в голове давешние вопросы Тимура Семурова, чтобы передать их Юлию невредимыми и со своими неостывшими впечатлениями. Она сомневалась, стоит ли прежде поцеловать его. Не собьёт ли этот первый поцелуй своей предсказуемой нейтральностью экспрессивный вкус следующих, пропитанных свежей идеей и сдобренных Юлиевой реакцией на комментарии лектора. Но кто знал, сколько пришлось бы ждать этих новоиспечённых поцелуев, а ждать сил не было. Поцелую, решила Илайя.

В первую секунду, не увидев Юлия у садовой скамейки под елями в конце прогулочной аллеи, Илайя испугалась, что произошла какая-то путаница с местом встречи, и наверняка по её вине. Затем она заметила, что скамейка занята кем-то другим, смутилась, и тихонько повернула бы оттуда, если бы не два «но»: вспыхнувшая рыжина, происхождение которой Илайя сообразила позднее, чем ощутила её удручающее послание, и движение девушки, которая занимала скамейку, к ней навстречу.

Илайя узнала Таню. Та поджидала её ровно в том месте, где должен был в эту минуту находиться Юлий. Броская, разгорячённая, в элегантном сером кардигане, не по погоде жарком, досрочно надетом в угоду последнему веянию моды, она бойко зашагала к Илайе, вытянув перед собой руку, как бы говоря своим видом о готовности схватить и вести её за собой силой, если придётся.

– Привет, ты не возражаешь немного задержаться здесь со мной? Я хочу поговорить, – предложила Таня с деловитой приветливостью.

– Это неожиданно, но… – Илайя огляделась, всё ещё не смирившись с отсутствием Юлия.

– Ты ждала Юлия, но его не будет, – предупредила Таня с еле скрываемым злорадством.

Илайя мигнула с молчаливым сомнением.

– Я удалила твоё сообщение о переносе встречи до того, как он его увидел, – закатила глаза Таня. – Поэтому он продолжает думать, что у тебя ещё одна лекция, и придёт через полтора часа, как вы планировали изначально, – Таня, видя, что Илайя ошарашена её осведомленностью об их планах, добавила к тону немного укора. – Ты, конечно же, захочешь тут же рассказать Юлию о том, что я читала вашу переписку. Но я настаиваю, чтобы вначале ты выслушала, зачем я это сделала. Присядем? – Таня хозяйским жестом пригласила Илайю на лавочку.

Илайя прошла в ложу аллеи, ёжась от шероховатого взгляда Тани, села и с волнительным любопытством приготовилась слушать эту странную девушку, которая уже во второй раз обрушивалась на её сокровенные ожидания.

– Юлий говорил тебе обо мне раньше? – усаживаясь, закидывая ногу на ногу, и обнимая колено скрещенными ладонями, спросила Таня и продолжала череду вопросов, когда Илайя отрицательно покачала головой. – В смысле, до того, как мы познакомились, ты слышала обо мне? Может быть, вскользь?

– Возможно, – вдруг осенило Илайю. – Он упоминал девушку, которая познакомила его с вопросами о самоопределении в моделируемых ситуациях. Это могла быть ты.

– Отлично, – просияла Таня. – Это действительно я. Рада, что ты это вспомнила. Так мне будет несколько легче объяснить, что нас связывает с Юлием.

Илайя замотала головой.

– Постой! Я не хочу пугать тебя! – воскликнула Таня. – Я догадываюсь, ты влюблена в него. Поверь, я отлично тебя понимаю. Но я также вижу, что ты женщина с большими достоинствами и с большим достоинством, – Таня, довольная собой, улыбнулась своему каламбуру. – И вряд ли станешь довольствоваться мнимой взаимностью человека, который использует тебя в отместку самому себе, – она замахала руками, как бы прогоняя ошибочные смыслы, с которыми могли быть истолкованы её слова. – Нет-нет, я не утверждаю, будто Юлий к тебе совершенно равнодушен. Или что он с тобою лишь ради того, чтобы позлить меня. Я допускаю, что ты нравишься ему – Юлий влюбчив. Но способна ли сиюминутная симпатия разрушить многолетнюю связь? Может ли скороспелый цветок, даже самый прекрасный на свете, подточить корень, уходящий в самое детство? Я знаю об этом человеке всё, что только можно знать. Его желания, его цели, его методы, чем он руководствуется, принимая решения, что снится ему по ночам и как это влияет на его кулинарные предпочтения. Я знаю путь, который приведёт его к счастью. А ты уверена, что найдёшь этот путь?

– Таня, в твоих словах нет никакого смысла, – пробормотала Илайя. – Ты ошибаешься, если думаешь, будто я собираюсь оспаривать вашу с Юлием связь. Или, тем более, претендую на какую-то роль в жизни Юлия.

– Поясни мне свои слова, – потребовала Таня. – Значит ли это, что вы любовники, объединённые единственно жаждой экстаза? И у вас нет никаких планов в отношении друг друга?

– У меня нет никаких планов… Я его люблю… – сказала Илайя.

Доверительная неприкаянность, с которою говорила Илайя, бесила Таню.

– Прямо-таки любишь! – злобно прищурилась она. – И, небось, мнишь, что это взаимно!

– У меня нет причин сомневаться во взаимности.

– А если бы были? Что бы ты сделала?

– Чего ты добиваешься от меня? С какой целью завела этот разговор? – прямо спросила Илайя.

– Я хочу, чтобы, раз уж ты вспомнила, что Юлий говорил обо мне, была доброй до конца, и вспомнила, как он это говорил. Он говорил пристрастно? Как о близком человеке, на которого, возможно, глубоко обижен? Или как о человеке, к которому он равнодушен? Который безнадёжно остался в прошлом? – Танин взгляд, казалось, желал, подобно полиграфу, зафиксировать все её физиологические показатели для определения признаков лжи. Наконец, она расплылась в торжествующе улыбке.

– Это было давно… – проговорила Илайя, действительно стараясь припомнить. – Мы не были достаточно близки для подобных откровений.

– Ты уже признала, что знаешь его плохо. А если бы знала немного лучше, то без труда установила бы, что его интерес к тебе – следствие его болезненного разочарования в нас. Я совершила одну ошибку, которую он до сих пор не может мне простить. Но, Господи, призываю тебя в свидетели перед этой запутавшейся девушкой, что мы с Юлием принадлежим друг другу. Нам не быть счастливыми друг без друга. Я хотела дать время Юлию, чтобы он это понял. Но появился фактор, который я не учла. Это ты! У меня не так много времени, чтобы пустить всё на самотёк и позволить ему исчерпать свою страсть к тебе. Думаешь, легко решиться на то, на что пошла я? Думаешь, мне ничего не стоило вот так явиться к тебе и просить, нет, требовать, чтобы ты оставила его в покое? Мне пришлось наступить на горло своему женскому достоинству. Но нет того, на что я не пошла бы ради нас с Юлием. Теперь тебе понятнее, какова моя цель?

Илайя несколько раз мигнула и пожала плечами.

– Если ты права – действуй. Мешать я уж точно не буду.

– То есть, бороться за него ты не намерена? – злонасмешливо уточнила Таня.

– Конечно, нет, – сказала Илайя. – Но я не исчезну лишь потому, что тебе этого хочется.

– Но если ты убедишься, что не нужна ему, ты оставишь его?

– Сложно представить, что я смогу в этом убедиться.

– Брось! Просто будь понаблюдательней.

– Я не стану переступать не то что через живой барьер, но даже через малейшее сомнение, – сказала Илайя, вставая. Её лицо было спокойно, как ядерный реактор.

Таня улыбнулась победителем.

– Услышать это – вот зачем я приходила, – удовлетворённо изрекла она.

– До свиданья, – подытожила Илайя, уходя.

– Постой! – закричала Таня и, когда Илайя обернулась, кокетливо ухмыльнулась. – Стоит ли тебя просить, – она подчеркнула это слово. – Ради чистоты испытания не говорить Юлию о нашей встрече.

Ничего не прибавив ни к своему виду, ни к своим словам, Илайя пошла прочь от того места, которое отделял теперь от Юлия какой-нибудь час. Но Илайя не сразу сообразила, что надо предупредить его, да и прежде чем писать ему, нужно было определиться с собственными планами. Появление Тани вместо Юлия, тот факт, что она имела доступ к его личной переписке, её убеждённость в своём праве предъявлять Илайе требования такого рода, та агрессивная самоуверенность, с которою она желала распорядиться их с Юлием участью, – Илайя смотрела на эти революционные вводные, не понимая, как совместить их со своими устоями. С их появлением всё внутри скукожилось, полочки покривились, и, как она ни старалась расставить всё по прежним местам, стоило ей только отвести руку, оно тут же снова сбивалось в кучу.

Добредя до дома, Илайя остановилась через улицу, глядя на особняк и соображая, чего ей не хватает в знакомом пейзаже. Не хватало неба. Его стёрли, как неудавшуюся часть рисунка, и оттого всё, что под ним, казалось сиротливым, как законсервированная шахта. И тут, мигая фарами, обратила на себя внимание машина, припаркованная чуть поодаль. Что-то в этом мигании неприятно поразило Илайю, будто фары, подобно рентгену, обнажили её внутренние дефекты, которые, как верила Илайя, должны были исправиться сами, но которые навязчивые врачи захотели бы заставить её лечить. За рулём машины сидел мамин деловой партнёр и приятель Анатолий Красуцкий. Сообразив, что он мигнул фарами в знак приветствия, и ещё сильнее смутившись из-за того, что столь безобидный жест вызвал у неё тревогу, Илайя радостнее, чем чувствовала, замахала в ответ рукой, перебежала дорогу и юркнула в калитку.

Ещё с порога ей почудился запах дыма и необычная, как бы сгустившаяся тишина, придававшая дому не свойственную ему камерность. Илайя пошла на запах, который происходил из кухни. По пути ей встретилась Дарья, перебегающая из столовой в прачечную в своём старомодном чепчике, который не покидал её голову даже под давлением Ольги. Увидев Илайю, заметив недоумение в её глазах, Дарья лишь безотрадно всплеснула руками и исчезла. Такое поведение исключало чрезвычайный характер странного запаха в доме, и Илайя сделала ещё несколько шагов до кухни просто из праздности, предчувствуя, что найдёт ему бытовое объяснение. Однако в кухне творилось нечто странное.

За квадратным столиком, где обыкновенно пили чай уборщица и повариха, сидела Ольга с дымящей сигаретой между пальцами, пустой рюмкой и початой бутылкой коньяка. Её лицо склонилось над столом, а на нём застыл такой ужас, точно над головой её висел меч гильотины, плечи её подрагивали – она плакала.

– Илайя! – Ольга заслышала новое присутствие, повернулась к дочери зарёванным лицом и всем телом и протянула к ней руки, точно, как давеча Таня. Илайя безотчётно отшатнулась – Илайя! Ты куда?

– Никуда. Я только пришла с пар.

– Всё благополучно у тебя? – шмыгнув носом, улыбнулась Ольга.

Илайя уклончиво поджала губы, отчего стало похоже, что она улыбается.

– Я попала в аварию, – сказала Ольга, чувствуя, что ей нужно объяснить весь этот антураж и, спохватившись, затушила сигарету в уже прилично наполненной пепельнице.

– Но ты не пострадала? – бросив на мать критический взгляд, спросила Илайя.

Ольга покачала головой страдальчески и посмотрела на дочь, как показалось той, виновато.

– Но это всё равно было ужасно. Он появился так вдруг. Сейчас мне кажется, что я могла увернуться, но я только смотрела на него и не верила своим глазам. Кажется, я надавила на тормоз, и это, возможно, спасло мне жизнь, но я не отдавала себе отчёта. Я наблюдала, как он приближается, и была уверена, что он дотронется до меня и отодвинется, как надувной матрас. И вдруг этот удар! Я не могла поверить, что он мог стукнуть меня с такой силой. Я никогда в жизни не была так растеряна, понимаешь? – по мере того как Ольга говорила, в её голосе возобладали оправдательные интонации. – Я не понимала, что делать. Это было ужасно, Илайя.

Услышав своё имя, Илайя отогнала зачаровавшее её уныние, и кивнула.

– Машина пострадала, но терпимо, – продолжала Ольга бодрее. – Не помню, в какой момент, я догадалась позвонить Анатолию. Не имею представления, что он предпринял, чтобы всё это как-то разрешилось. Когда всё было кончено, он привёз меня домой, – Ольга замолчала, глядя на Илайю. Та снова кивнула, с жалостью заметив, как горестная кривизна тронула губы Ольги. – И теперь я сижу и думаю о своей жизни. И все решения, которые я приняла, кажутся мне ненадёжными. Все мои планы – рыхлыми. Я пытаюсь найти хоть что-то, в чём я была бы уверена. Хоть что-то, что могло бы оживить чувство, с которым я привыкла идти по жизни, но нет… Я вдруг поняла, что абсолютно беспомощна, – заметив, что глаза её матери вновь наполняются слезами, Илайя почувствовала, что её собственные готовы следовать примеру.

– Ты в шоке, – подбодрила она Ольгу. – Он пройдёт, и всё вернётся.

– Нееет, – строптиво протянула Ольга. – Даже если моё состояние исправится, я его не забуду. Как я смогу положиться теперь на себя, если знаю, что в ответственный момент могу сама себя подвести? Нет, Илайя, – вдруг воскликнула она с яростью. – Я выхожу замуж.

Лицо Илайи озарилось огнём, зажёгшимся в глазах её матери.

– Мы с Анатолием поженимся, – выпалила Ольга, сурово и испуганно побледнев, и в упор уставилась на Илайю.

– Он… сделал тебе предложение?

– Много лет назад, – сказала Ольга, улыбнувшись сквозь испаряющиеся слёзы. – Вскоре после развода с твоим отцом.

– Почему ты не согласилась тогда?

– Потому что думала, что разочаровалась в браке окончательно.

– И ты думаешь, что его предложение всё ещё в силе?

– Сегодня он повторил его, – Ольга подняла бровь, не скрыв своего торжества.

Илайя смиренно мигнула.

– Хочешь выпить со мной?

– Почему бы и нет, – отозвалась Илайя, вызывая взрыв нервного смеха у Ольги.

– Вот уж не думала, что ты согласишься! – воскликнула та. – Брякнула на кураже! А тут! Ну что же! Будешь коньяк или откроем шампанское?

– Пусть будет то же, что у тебя.

Ольга встала и огляделась в поисках рюмок, ей пришлось открыть несколько кухонных шкафчиков, прежде чем она наткнулась на них.

– Папа уже в курсе? – спросила Илайя, пригубив коньяк.

– Нет, не в курсе. Я только сейчас это решила. Так что в курсе только ты, – Ольга глубоко вздохнула и посмотрела на островок отчаяния в виде наполненной пепельницы, бутылки и одинокой рюмки коньяка на кухонном столе с некоторой ностальгией – словно всё это было не её собственной давешней декорацией, а запустелым музеем, хранящем атмосферу событий, случившихся с кем-то из её предков.

– И Анатолий не в курсе? – уточнила Илайя.

Ольга лукаво улыбнулась.

– Он ждёт тебя у дома, ты знаешь?

– Всё ещё стоит? – небрежно спросила Ольга, хотя слова Илайи её явно не удивили. Илайя тут же подумала, что из кухонного окна, если отодвинуть занавеску, отлично видно машину Анатолия. – Ну что же, тогда я поспешу вознаградить его терпение, если не нужна тебе сегодня очень срочно.

– Конечно.

– Чем займёшься? – Ольга стала перед зеркалом поправлять макияж и оказалась спиной к Илайе. Её голос звучал бодро, но в нём ощущалась нервозность, на которую Илайя не могла заставить себя отреагировать так, как считала правильным. Прозвучавший вопрос напомнил Илайе о том, что она не предупредила Юлия о своём уходе из университета, а время, скорее всего, уже навело его на эту мысль.

– Расправлюсь с домашним заданием и прогуляюсь, – сказала она.

– Ну что же, приятного вечера, – сказала Ольга, поворачиваясь к ней, как бы демонстрируя, как она потрудилась над обликом.

– И вам, – кивнула Илайя.

Ольга покрутила головой перед зеркалом и решительно направилась из кухни со словами:

– Ничего здесь не трогай, я поручу Дарье всё убрать, – дойдя до Илайи, она остановилась. – У тебя хорошая интуиция. Как ты думаешь, всё хорошо сложится?

– Сейчас я слышу только свою надежду. И она говорит, что да.

– Моё лицо не слишком заплаканное?

– Немного.

– Именно такое женское лицо глубже всего западает в мужскую душу – ты знала об этом? – сказала она, исчезая.

Сообщение от Юлия уже ждало Илайю в мессенджере: «Не наблюдаю тебя среди условленных ёлок. Есть основания беспокоиться?».

Она торопливо, с ошибками, набрала ответ: «Ты мог бы, пожалуйста, приехать ко мне домой сейчас? Последнюю лекцию отменили, я забыла предупредить».

Полчаса спустя Юлий не стал звонить в уличный звонок – прислал сообщение, что ждёт её внизу. Всё это время Илайя с разорённым настроением просидела в списанном плетёном кресле под чердачной лестницей, ища утешения в его ветхом уюте. Сбежав к Юлию и только взглянув на него, она поняла, что её оплошность сильно задела его. Лицо его, как застывшая картинка, было лишено мимики и лишь следовало за резковатыми поворотами шеи.

– Войдёшь? – пригласила Илайя. – Мама уехала на весь вечер.

Пожав плечами, Юлий вошёл во двор. Замешкавшись одну секунду и убедившись, что он не прильнул к ней, Илайя отвернулась от него.

– Хочешь пройтись по дому, осмотреться?

– Не горю желанием, – Юлий даже не посмотрел вокруг себя, ни взгляда не бросил на избалованный комплиментами гостей и гордостью хозяйки витраж.

– Что-то поешь?

– Нет, не хочу. Только если ты голодна. Ты что-то ела?

– Нет, с утра ничего, – сообразила Илайя.

Он покосился на неё с видом разжалобленного патриция.

– Тогда идём в банкетный зал или где у вас принято принимать пищу.

– Ты уж не взыщи – я предложу тебе кухню.

Он с хмурым видом пил какао с молоком, а у неё сжималось сердце оттого, что его обида казалась ей лишь каплей в море, что разделило их, и хоть высушить эту каплю не представляло труда, что бы это изменило. Но как же её слова, что она не откажется от него лишь в угоду Тане, неужели она обманула саму себя? Преграда, которую она ощутила между ними после разговора с Таней и которая теперь мешала ей считать его своим, доказывала, что она ошибалась в себе.

– Ты ничего не ешь, – заметил Юлий.

Илайя вытащила несколько пирожков из-под льняной салфетки, покрывающей миску, и всухомятку проглотила их.

– Что-то случилось, Илайя? – не выдержал Юлий, вызывая на себя её растрёпанный взгляд. – Признаться, я рассчитывал на извинения.

– Разве я не извинилась? Прости…

– Так, – его взгляд натурально очертил вокруг неё угол.

– Мама выходит замуж, – сказала Илайя, отводя глаза, тонущие в слезах.

– И поэтому ты плачешь? Пффф… – он выдохнул остатки своей злости. – Ты думаешь, это скажется на твоём образе жизни? По этой причине ты такая напряжённая? Поэтому забыла сказать мне, что ушла домой? Поэтому я не вижу радости от свидания? Ты не хотела встречи?

– Я ужасно хотела встречи, – она закрыла ладонями лоб и глаза. – И мне нет большого дела до того, что мама выходит замуж. Хоть я подозреваю, что подтолкнула её к этому.

– Объясни.

– Сегодня она говорила со мной так странно… Она показала свою уязвимость. И, мне кажется, надеялась на мою отзывчивость. Но я зациклилась на собственных заботах и не смогла проникнуться её печалями, и тогда она сказала, что выйдет замуж за Красуцкого – это её партнёр и давний друг. Как выяснилось, они были более близки, чем она всегда уверяла. По крайней мере, он сделал её предложение сразу после развода с отцом…

– Чем же ты сама была так озабочена? – перебил Юлий. – Уж не решением ли ребусов мастера Семурова?

Тут уж Илайя вопросительно оживилась.

– Да, представь себе, – с раздражением продолжал Юлий. – Являюсь я к нашим ёлкам строго ко времени, но тебя не обнаруживаю. Ну, думаю, задержалась на паре, жду с минуты на минуту. И тут мимо проходит – кто бы ты думала? Самолично Тимур Семуров – вижу по глазам, ты уже слышала это имя. Значит, и до тебя снизошёл представиться. Вот и мне посчастливилось. Я прямо польщён. Останавливается, значит, с таким видом: бааа, какие люди! Кивает мне и сходу интересуется, а где же достосветлая Илайя? Достосветлая – каков?! И добавляет с таким мерзеньким довольством: значит, вы ещё не озадачены поиском формулы Чёрного квадрата? – Юлий меланхолично дёрнул бровями, подражая характерному движению преподавателя.

– А ведь я и правда собиралась рассказать тебе о его сегодняшних задачах. И о том, что он спрашивал о тебе и передавал привет, – грустно усмехнулась Илайя.

– Допустим! Ладно – задачи! Он выпячивает себя курьёзом! Убеждён, что станет предметом дискуссии двух двлюблённых людей, причём, первым долгом! Позволяет себе отпускать шпильки по поводу нас! – горячился Юлий. – Этим своим эпическим явлением он сильно подпортил мне настроение! А тут ещё тебя нет. И вдруг твоё сообщение. Я был в бешенстве, Илайя!

Она бросилась к нему на шею и стала целовать его виски, лоб и глаза, пока он не направил её губы к своим губам.

– Господи, Юлий! Какое облегчение! Я сама испытала твои чувства, потому что тоже угодила на встречу, которой совсем не ожидала и не хотела! Я ждала тебя часом раньше, но Таня – Таня! – удалила сообщение, – отрываясь от него, пожаловалась Илайя.

– Что ты говоришь? – ужаснулся Юлий.

– Я написала тебе, что у меня сегодня три пары, а не четыре. Чтобы ты встретил меня пораньше. Но она взяла твой телефон и удалила сообщение, и пришла туда вместо тебя!

– Что ты говоришь? – повторил Юлий, опуская руки и бледнея от ярости.

– Давай уйдём отсюда, – вдруг взмолилась Илайя. – Эти стены давят на меня. Давай хотя бы выйдем из дома. Как же мне хочется глоточек моря! Ну почему Асседия так далеко! Если пойти по самому короткому пути, минут через двадцать мы будем на курортном пляже. Я не люблю его, но сейчас мне всё равно! Ты согласишься?

По пути она сбивчиво, вперемешку с нескладными шутками, отступая к своим волнениям и прерываясь на ежеминутные поцелуи, передала ему свой разговор с Таней. А потом они сели, обнявшись, на холодном песке так близко от воды, что вальяжные волны окропляли их своими брызгами.

– Вся эта история воздала мне по заслугам, – сказал Юлий, поглаживая её плечи, что приютились в гнезде, образованном его грудью и руками. – Через три дня они уедут, а когда пожелают вернуться, уже не застанут меня в квартире отца. Мы вытерпим три дня, как думаешь? Хотя, зачем ждать? Ничто не мешает найти квартиру прямо сейчас и съехать ещё до их отъезда.

– Не вижу беды в том, чтобы без ссор и взаимных обид провести эти три дня, а потом без спешки найти квартиру, если в этом есть необходимость, – сказала Илайя, чувствуя тяжесть на сердце.

Юлий помолчал в знак согласия несколько секунд, а потом спросил с некоторой неловкостью.

– Илайя, скажи, её слова заставили тебя усомниться во мне?

– Нет. Но задели меня сильнее, чем я могла представить.

– А ведь в таких историях есть внушительная доля романтики. Они помогают прояснить чувства, в результате чего горечь сердечных терзаний превращается в утончённое наслаждение. Что может быть слаще, чем убедиться в напрасности своей ревности? Для меня – удостовериться, что ты её испытываешь. Я воображаю, как буду засыпать сегодня, думая о тебе, и как сладко мне будет снова и снова повторять себе, что ты действительно неравнодушна ко мне.

– Неравнодушна? Я сказала ей, что люблю тебя.

– Ты так сказала? Именно этими словами? – дрогнувшим голосом спросил Юлий.

– Я сказала: я его люблю, – вся задеревенев, проговорила Илайя.

Она почувствовала, что и Юлий тоже замер и напрягся, и услышала его приторможенное дыхание.

– Значит, мы оба рискуем остаться без сдачи, – сказал он.

До позднего вечера они не могли расстаться. Обосновавшись на уличной лавке, что давала достаточную обзорность, чтобы заметить возвращение Ольги, они мало говорили, больше нежно жались друг к другу. Около одиннадцати они заметили такси, которое высадило Ольгу с Анатолием у её дома.

– Пора, – сказала Илайя.

– Постарайся выспаться. Завтра важный день. Не думай о матери. А особенно, не думай о Тане.

– Это значит, что и о тебе мне не нужно думать.

– Только попробуй! – он поцеловал её в висок.

– Неужели невозможно испытывать чувство без всех этих побочных эффектов? – задумчиво проговорила Илайя. – Досаднее всего, что я оказалась подвластна страстям, которые списывала на невоспитанность сердец. Крошечного повода было достаточно моему равновесию, чтобы покривиться. И дальше – вместо того, чтобы преодолеть эту слабость, я ухватилась за первую же возможность утешения. Моя слабость безгранична. Я слишком ясно увидела сегодня свою тщету, чтобы всерьёз рассчитывать на смысл, который ты надеешься обрести в завтрашнем дне. Я, конечно, пойду на фестиваль, но по инерции, а не по вере.

– Не будем спорить о мотивах. Мне нужно придумать способ не брать с собой отца и Таню, – озабоченно сказал Юлий.

– Совсем наоборот, – живо возразила Илайя. – Надо взять их с собой, как ты и обещал.

– Я не хочу этого.

– И я не хочу. Но ещё меньше я хочу, чтобы наша уверенность в нас зависела от кого-то третьего. Пусть всё следует намеченному.

Юлий вздохнул с сомнением.

– Есть в этом что-то максималистское, что меня беспокоит.

Оставшись одна, погасив свет в комнате, сдвинув в угол занавеску, Илайя села на кровати под одеялом и посмотрела в окно. На ветке тополя ворошились листья, бередя новую невидимую тягость её души. Проверив её мыслями о свадьбе матери, Юлии и Тане, Илайя убедилась, что её природа восходит не к ним. Глубокая, идущая из далёкого далёка и как-то очень быстро сроднившаяся, проросшая в сердце, она воплощалась то внезапным равнодушием ко всем событиям сегодняшнего дня, то странным предчувствием, то неизъяснимым страхом, то образом моря – спокойного и посеребренного луной – таким явным, словно действительно было за окном.

Илайя легла на спину и усилием воли подумала о Юлие, но сердце деликатно отвергло эту мысль; и, вырываясь из мглистой тревоги, в её засыпающем сознании проступил образ Асседии, поглотивший все другие, окрыляя её интуицию и выманивая у неё, прежде чем она заснёт, обязательство скорой встречи.