Читать книгу Надуйте наши души. Swell Our Souls - Ирина Ногина - Страница 4

Клуб «Гарабона», расположенный под крышей исторического здания в центре города, Ольга приобрела за гонорар от серии креативных рекламных роликов для косметики одного популярного бренда. Точнее, тогда это был не клуб, а заброшенная мансарда, почти уже превратившаяся в чердак. Ольге потребовалось четыре года, чтобы превратить унылую полуподсобку в элитную площадку для закрытых вечеринок.

Гостевая часть клуба представляла собой длинное прямоугольное помещение с открытой террасой, которая была чуть меньше, чем хотелось бы, но достаточной, чтобы её нельзя было спутать с балконом. Этот большой зал Ольга с помощью оборудования для гибкой планировки меняла на разные лады: то делила на зоны, то отгораживала уголки для приватных бесед, то зашторивала все окна и стены, благодаря чему клуб напоминал крошечный театр, то, наоборот, белила стены, убирала из зала всю ткань и позволяла ему наполниться солнечным светом через те низкие, но многочисленные арочные окна, которыми старинные архитекторы щедро наградили здание. Что бы Ольга ни выбрала на конкретный случай, в Гарабоне неизменно царила атмосфера родства и уюта, так что гость никогда не чувствовал, будто пришёл в казённую аудиторию для приёмов. Кроме гостевой части, клуб располагал пятью или шестью комнатами, где находились кухня, переговорный зал, комнаты для персонала и кабинет Ольги, который с равным успехом можно было назвать и спальней, потому как Ольга нередко оставалась здесь ночевать. Клубная спальня была совсем другой, чем дома: с деревянной отделкой, преобладанием коричневых, серых и шоколадных тонов, с мягкими драпировками и тяжёлыми гардинами – комната с ленцой. Для Ольги Гарабона стала alter domus и могло показаться, что здесь ей даже комфортнее; за этими стенами могла проходить её тайная жизнь, а мог царить целомудренный уклад.

Преодолев пять этажей по лестнице (ибо в старом здании лифта не было), Илайя шагнула в главный зал Гарабоны и огляделась: сегодня он был поделен на две половины, разные, как день и ночь. В первой половине по всему потолку были протянуты гирлянды с крошечными лампочками, заливающими помещение мягким, почти естественным, светом. Пол был застелен серым ковром с красочными зигзагами, кое-где помещались невесомые фуршетные столики, а возле них громоздились кресла-мешки белого и тёмно-синего цветов, приглашая гостей растаскать их по удобным местам. На стенах висели репродукции Модильяни и множество других картин неизвестного авторства, но в духе того же Модильяни, – Илайя знала, что её мать испытывает слабость к творчеству молодых художников, и покупку понравившихся картин на местных ярмарках расценивает почти как благотворительность. Илайя двинулась через первую половину зала, чтобы осесть во второй, которая манила Илайю недостатком освещения, а значит, позволяла привлекать к себе меньше внимания. Она шла по краю зала скованным шагом, испытывая неловкость, оттого что приходится наступать уличной обувью на ковёр. Встречая знакомых, кивала им, и часто вскидывала на картины лишённый интереса взгляд, который в этих своих блужданиях искал возможность избежать наблюдения за гостями.

Об этой публике – журналистах, чиновниках, предпринимателях, менеджерах, врачах, волонтёрах, художниках, поэтах, шоуменах – Илайя знала ровно столько, сколько было определено вольностью её восприятия, в том смысле, что знать о них ещё меньше она могла, лишь если бы была глухой и слепой. Вот, восседая за бессменным украшением Гарабоны – чёрным лакированным роялем – и заставляя его изрыгать бессвязные импровизации, развлекается Руслан Чижов, искусствовед и литературный критик, чьим авторитетным мнением не брезгуют местные издания, чтобы заполнить рубрику рецензий. Неподалёку от него супруги Кусак: она – врач-косметолог, он – глава правления банка, рекордсмены по количеству публично устроенных скандалов, ведут эмоциональный спор с эпатажным заместителем губернатора, автором реформы по благоустройству, запретившей парковку в центре города. А вот позирует для селфи красавица Алёна Ниц. Она занимает мелкую должность в администрации города, но появляется на всех без исключения светских мероприятиях в качестве спутницы то одного, то другого депутата горсовета, и случалось, что приходила она на вечеринку в сопровождении одного кавалера, а уходила – с другим.

Илайя встретилась взглядом с Петром Навичем, главным дирижёром оперного театра, который тут же поклонился ей в знак приветствия. Илайя заулыбалась в ответ – Пётр Навич был приятнейшим и едва ли ни единственным в окружении Ольги по-настоящему симпатичным ей человеком. На публике он всегда бывал со старшей дочерью, при этом, они почти не общались: приходили вместе, расходились по интересам и уходили строго вместе. Уж какими только пикантными подробностями не объясняли эту странность, но преобладал слух, будто ревнивая супруга главного дирижёра, которую мало кто из присутствующих знал лично, таким способом сторожит благоверного. Раскланявшись с дирижёром, Илайя стала невольно искать глазами его дочь и вскоре убедилась, что и сегодня они не изменили традиции – молодая, целомудренного вида девушка стояла у барной стойки и внимательно следила за действиями бармена. Можно было подумать, что он размешивает коктейль, но он делал нечто необычное, так что Илайя и сама заинтересовалась. Подойдя ближе, она увидела, что перед барменом постелен металлический противень, а по бокам разложены бананы, клубника, кокосовые конфеты, трюфели, шоколадное печенье. Противень был похож на сковороду, но весь покрыт инеем. Бармен вручил дочери главного дирижёра коробочку с шестью ужасно аппетитными на вид рулетиками.

– Желаете? – спросил он, заметив Илайю. Руки его уже приступили к делу: он вылил на противень густую жидкость, похожую на растопленный пломбир, выложил половинку банана, две клубники и шарик-брюлле в кокосовой стружке, вооружился двумя лопатками и измельчил всё это в единую массу, затем распределил по противню в тонкий блин, и через десять секунд соскрёб загустевшую кашицу, заворачивая её в натуральный свиток, за ним другой, и следующий – всего шесть штук. Эти свитки уложил в картонную коробочку, посыпал шоколадной стружкой, добавил мяты, сбоку воткнул вафельную трубочку и передал Илайе со словами: – Вообще-то для жареного мороженого можно выбрать разные ингредиенты. Я сделал для сияющей девушки самый лучший вкус. Приятного аппетита. Только, чур, если вас спросят, какие тут добавки, отвечайте, что не знаете, а то я использовал последнюю конфету брюлле.

Лакомство было очень насыщенным, мягким и зернистым, словом, объедение. Уж не это ли сюрприз, который обещала ей Ольга? Надо признать, и правда приятный. Впрочем, вряд ли Ольга стала бы называть сюрпризом мороженое – вещь саму собой разумеющуюся на майской вечеринке.

Илайя насторожилась, заметив неподалёку проныру Витаса Блябова, новостного репортёра, который ради высокого полёта сбросил балласт такта и вежливости. Витас всюду совал свой нос и всегда оказывался в центре событий. По нему, как по компасу, можно было безошибочно определить самое горячее место на вечеринке. Сейчас таким местом был вход в презентационную галерею Шкодного Жоржа, оборудованную посреди зала, между двумя его разными половинами. Галерея начиналась стендами с иллюстрациями и цитатами из романа. Сам Шкодный Жорж давал видео интервью, стоя у стенда с обложкой своей книги. Это был приземистый человек под пятьдесят с гладко выбритым лицом, искажённым широкой ухмылкой.

– Красота субъективно оценивается по уникальности черт лица, а не только лишь по их пропорции. Если исходить из того, что объективная красота – понятие строго геометрическое, то отношение к чему-то как к красивому сильно отклоняется от закона золотого сечения, – вещал Шкодный Жорж. Голос у него был тонкий, почти писклявый. – Это значит, что если бы, к примеру, все стали Мониками Белуччи, то популярностью стала бы пользоваться единственная оставшаяся дурнушка. Вот я подумал об этом, и родился сюжет: молодой парень влюбляется в молодую девушку невероятной красоты, очень долго добивается её, и, наконец, становится её мужем. Представьте себе: эдакие юные, страстные, ничего не знающие друг о друге, поддавшиеся порыву, – типично-очаровательные влюблённые. Молодая семья под давлением обстоятельств (партнёры мужа, провернув финансовую манипуляцию, предают его, и он лишается всех своих сбережений; к этому добавляется болезнь тестя) уезжает на родину жены и селится в большом доме, где живут её пять незамужних сестёр, причём четверо из них – её близнецы, очень похожие на своего красавца-отца, а пятая – старшая сестра – невзрачная девушка, напоминающая свою мать в молодости. Мать, к слову, умерла при родах пятерни, и весь дом наполнен предметами, напоминающими о ней (что в действительности лишь ширма, за которой скрывается равнодушие отца к своей погибшей жене, и чувство облегчения, которое он испытал, когда она умерла). И вот, счастливые молодожёны оказываются в мире, который составляют отец, сражённый тяжёлой болезнью, пять одинаковых женщин удивительной красоты и одна простушка.

– По оценкам экспертов ваша книга на сорок процентов состоит их эротических сцен, а в остальном – из умопомрачительных тайн и тонких интриг. Но в итоге наш юноша, конечно, влюбится в старшую сестру? – провокационно полюбопытствовала девушка-интервьюер.

Не дожидаясь ответа, Илайя прошмыгнула через галерею и оказалась во второй части зала. Здесь было темно, горели только панели, встроенные в стену наподобие плинтуса, ультрафиолетовые лампы, скрытые нижним ярусом потолка, и экраны двух мониторов. Негромко играла джазовая музыка и вился ароматный дым – курили кальян. Илайя сначала обратила внимание на необычную люстру по центру потолка – с вращающимися лопастями, которые подсвечивались разными цветами. А потом заметила сюрприз: вся противоположная стена, целостность которой нарушалась с правого края дверью на террасу, была увешана спиннерами. Их были десятки, может быть, целая сотня. Они крепились на крошечных стержнях сантиметрах в тридцати друг от друга, так что можно было запускать их, не снимая. Снять, впрочем, тоже можно было любой. Илайя запустила несколько штук, и, наблюдая, как они вращаются, почувствовала щекоту под лопатками – наслаждение.

Сюрприз был в лучших традициях Ольги и, как случалось почти всегда, попал в цель. Будучи в курсе всех новинок, Ольга угадывала, что может увлечь её дочь, и выбирала самые стильные и уникальные модели. Все эти безделушки, не стоящие больше минуты внимания, Илайя с благодарностью принимала от матери – они действительно забавляли её, в них она находила что-то общее с тем, что любила, словно это была фотография свободы – места и времени, где можно было ни о чём не помнить, ни за что не отвечать, ни перед кем не отчитываться и ни к кому не прислушиваться.

– Бааа! Живая дочь живой легенды! Нечасто балует нас своим обществом. Вот это везение!

От неожиданности Илайя проглотила кусок мороженого прежде, чем он растаял, и обернулась на виновницу этой неприятности. Это была смутно знакомая Илайе долговязая, очень худая женщина с живым ироническим взглядом и пепельно-русыми суховатыми волосами, в причудливом пёстром берете и клетчатой рубашке до колен, надетой поверх рваных леггинсов и перепоясанной ремнём.

– Ух ты, Илайя! – буквально в это же мгновение рядом появилась Ольга, смерила дочь оценивающим взглядом, удовлетворённо сверкнула глазами и потянула её за плечо. – Пойдём со мной.

Они вышли на террасу, где оказалось довольно людно. С неприятным холодком Илайя заметила, что Ольга направляется к кружку, образованному Шкодным Жоржем, Анатолием Красуцким, близким другом и партнёром Ольги, и итальянским импресарио синьором Помбо – баснословным богачом и спонсором многих проектов Ольги. Одновременно к компании присоединились Витас Блябов, а также супруга импресарио – синьора Роза в пышном атласном платье, с двадцатисантиметровым начёсом на голове, иссиня чёрными глазами и бордовым ртом. Она никогда не вступала в беседы, но зато обильно и ослепительно улыбалась. Глядя на неё, можно было ожидать, что если бы она однажды всё же открыла рот, то из него вырвалась бы, как минимум, ария Царицы Ночи.

– Это она! Теперь всё ясно! Вот эта таинственная девушка, которую Ольга сняла в буктрейлере! – запрокинув голову, словно разоблачая Фантомаса, вскричал импресарио.

– Нет, – сказал Анатолий.

– Нет, – Ольга покачала головой.

Рядом с Илайей вновь возникла ироничная женщина в берете. Илайя заметила её ухмылку в ответ на возглас импресарио.

– Вы интригуете меня, чёртовы интриганы! – возопил импресарио с лёгким акцентом, бесцеремонно ткнув пальцем в Анатолия лишь потому, что не мог позволить себе сделать этого в отношении Ольги, хотя его слова адресовались, безусловно, ей.

– Ольга такая! – поддакнул Анатолий, глядя на Ольгу с почтительной иронией. – Следует убеждению, что искушённого зрителя очаровывают люди, разочаровывающие их прогнозы.

– Не воспринимай эту болтовню всерьёз, – шепнула Илайе женщина в берете. – Вижу, тебе тут не по себе.

Здесь, на свету, в её облике стали заметны черты скрупулёзной небрежности: тщательно взлохмаченные волосы, искусно подплывший макияж, ненавязчиво смазанная, словно после страстного поцелуя, помада. Если бы Илайя была чуть более сведуща, она знала бы, что перед нею никто иная как Лиза Бронс, признанный эксперт в области маркетинга и одно из самых многообещающих лиц отечественного блоггинга. По своей популярности в медиа обществе она наступала на пятки Ольге, что та упорно игнорировала.

– И всё же буктрейлер хорош! – взболтнул тему Шкодный Жорж, желая вспенить игристое в бокале своих лавров. – Профессиональная работа. Почти миллион просмотров на ютубе – какова реклама для книги! Будем надеяться, в следующий раз мы соберёмся здесь по случаю экранизации.

– Нет, в следующий раз мы соберёмся по случая победы одной талантливой дивы в рейтинге успешных женщин, – с угодливой улыбочкой глядя на Ольгу, включилась в разговор дочь дирижёра Петра Навича.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Шкодный Жорж и хохотнул: – А всё благодаря буктрейлеру!

– Ну уж благодаря! – поморщилась Ольга.

– Что-что? ТОП-100 успешных женщин? – вклинилась дама в чёрном платье и красной шляпе с бантом, обнаруживая удивительный контраст между недовольством, выражавшимся на её лице, и мелодичным голосом. – Поздравляю, Ольга!

– Рановато поздравлять, – водя глазами у всех над головами, оборонил Анатолий.

– А когда? – глупо спросила женщина в красной шляпе.

– Итоги подведут через три недели, – отрапортовала дочь Петра Навича. – У Ольги очень высокий шанс на победу.

– Есть такой шанс, есть! – вставил Витас с провокационным прищуром. – И очень даже может победить, если только Лиза Бронс позволит.

На фоне прошелестевшего ропота Ольга лишь слегка повела плечом и снисходительно усмехнулась.

– Сама невозмутимость, правда? – Анатолий подмигнул Витасу. – А между тем, будь я на твоём месте, я бы сильно обиделся на то, что она сейчас о тебе подумала.

– А по каким критериям составлен этот рейтинг? – поинтересовался молодой человек, строгий вид и въедливый взгляд которого выдавали в нём адвоката.

– Найдите тему получше, – утомлённо вздохнула Лиза Бронс и покосилась на Илайю. – Вот девочка заскучала. Ваши темы, темпы ваших дискуссий старят вас. Топ-100 успешных женщин – это такая архаика, почти пошлятина.

– И это говорит та, которая в десятке! Я лолирую! – зааплодировал Витас.

– Если равняться на Илайю, то впору закрыть блог и податься в отшельники, – сказала Ольга. – Уступлю на неделю свою Золотую карту инициатору темы, которая не окажется для неё скучной.

– Нестандартные интересы? Тем любопытнее знать, за что проголосовала бы Илайя: за буктрейлер или за «Хорошего полицейского»? – напирал Витас и, встретив недоумение на лице Илайе, добавил. – Хорошо, не будем сужать достижения Ольги до буктрейлера, скажем обобщённо: за блог Ольги или за издание Лизы Бронс? Объективно – за что?

– Простите моё невежество, но я понятия не имею, о чём вы говорите, – пробормотала Илайя.

Шкодный Жорж только рот раскрыл. Ольга самодовольно усмехнулась, испытующе глядя на Витаса. Анатолий с отстранённым видом теребил подбородок, хотя его внимание было приковано к диалогу.

– То есть, блог Fash’On, буктрейлер к роману Шкодного Жоржа, номинация на премию «Медиабренд года», журнал «Хороший полицейский» с его топовыми показателями подписчиков – это ни о чём вам не говорит? – демонстративно уточнил Витас Блябов. – Ну, ладно блог, но вы даже не смотрели буктрейлер? – он дождался, когда Илайя пожмёт плечами, кивнул с таким видом, с каким мог кивать психиатр, выслушивая рассуждения своего пациента. – Хорошо, а, допустим, презентация двенадцатого айфона, землетрясение в Мексике, премьера нового сезона «Юного папы», открытие выставки Маноло Бланника, победа нашей артистки на Европении?

Илайя развела руками с обезоруживающей улыбкой.

– Погодите, «Хороший полицейский» – это журнал хороших новостей? – вдруг вспомнила она, заставляя Витаса победоносно умолкнуть. Она перевела взгляд на Лизу Бронс, которая кивнула. – Теперь я поняла, почему вы показались мне знакомой. Вы автор этого журнала.

– Создатель и главный редактор, – подтвердила Лиза. – Приятно познакомиться. А особенно приятно быть узнанной в таких обстоятельствах, – казалось удивительным, что она продолжает стоять и улыбаться, как ни в чём не бывало, под прицелом такой испепеляющей силы взгляда Ольги.

– Моя подруга Рита все уши прожужжала мне про этот журнал – оттуда и знаю, – пояснила Илайя. – Другие девочки с нашего курса тоже его любят. Говорят, серьёзным информационным изданиям сильно не хватает позитива.

– Именно поэтому я создала этот журнал. Когда уровень жести в наших новостях превысил уровень соли в морской воде, я психанула и основала издание, напоминающее людям, что на фоне неурядиц и катастроф в мире много приятного.

– Занимательное издание, – отозвалась Ольга. – Как бальзам на душу инфантильному обывателю, формирующему своё представление о мире из публикаций в социальных сетях.

– Будто бы чьё-то представление о мире сейчас формируется иначе… – негромко возразил Анатолий.

– Как бы там ни было, а цель любого издания – расширить свою аудиторию, – с беспощадной вескостью урезонил Ольгу Витас. – Инфантильная эта аудитория или ещё хуже названная с досады острым языком, важно, что она есть. Причём, в данном случае, аудитория молодая, что повышает вероятность незаангажированного восприятия.

– О боги, иной молодец может восхититься упражнением для скорости пальцев, как Шопеном, – не говорит же это, в самом деле, о чистоте его вкуса, – пожала плечом Ольга с видом, дающим понять, что она теряет интерес к этому разговору, затем отвернулась к кому-то из обратившихся к ней гостей и отступила на несколько шагов, разрушая круг.

Илайя догадывалась, что оказалась мимо воли вовлечена в какую-то игру. Догадывалась, что её короткий разговор с Лизой Бронс шёл вразрез с интересом её матери, и это сильно задевает Ольгу. Догадывалась, что от хорошей дочери ожидается, что она подыграет своей матери, но что Илайя могла поделать, если она понятия не имела, чем помочь. Она не нашла ничего лучше, чем, воспользовавшись тем, что Ольга отвлеклась, улепетнуть с террасы обратно в тёмный зал.

Она бросила тоскливый взгляд на стенку со спиннерами, которую ещё пятнадцать минут назад рассматривала с таким чистым, неомрачённым осознанием своего прокола наслаждением, и тут вспомнила, что в двух метрах от неё в углублении стены спрятана дверь, которая вела, Илайя знала, в закулисную часть клуба. Недолго думая, Илайя сорвала со стены первый попавшийся спиннер, и, сжимая его в руке, выскользнула в эту дверь. Она оказалась в коридоре, откуда можно было попасть в любую из комнат, кроме спальни Ольги, которая запиралась на ключ. Приняв решение идти в кухню и спокойно доесть там своё, уже почти растаявшее, мороженое, Илайя увидела Григория, администратора клуба. Он вышел из кухни с подносом в руках. На подносе стояло несколько чашек и две мисочки с конфетами – угощение чересчур простое, чтобы предназначаться для гостей Ольги. Для обслуживающего персонала? Возможно, но зачем куда-то нести, если персонал кушает в кухне? Администратор заметил Илайю и замер как вкопанный, а потом поник, развернулся и суетливо вернулся в кухню.

Озадаченная, Илайя вернулась обратно в зал, остановилась у стены со спиннерами и почувствовала желание плакать от растерянности. Она с жалостью глянула на своё мороженое и тогда решилась: рванула к столику в дальнем углу клуба, уселась за ним и стала торопливо есть, дав себе слово стать на ближайшие два часа глухой, слепой, немой и невидимой, а потом вскинула глаза и увидела его: сосредоточенно-спокойного молодого человека, появившегося из боковой двери, и, очевидно, владевшего объяснением той странности, невольной свидетельницей которой она стала. Молодой человек целенаправленно нашёл её взглядом и двинулся прямо к ней.

– Илайя, – сказал он, подойдя. – Привет.

Значит, точно, этого человека направил Григорий. Направил с какой-то целью – в связи с тем, что был замечен. И назвал ему её имя.

– Привет.

Он наклонил голову, как бы ожидая от неё вопроса.

– Я могу и не спрашивать. Это ваши дела.

В течение минуты он испытующе смотрел, как она ест мороженое, потом вдруг сел напротив неё и доверительно придвинулся к ней через столик.

– Сложилась довольно рискованная ситуация. Мне будет спокойней, если ты всё же будешь знать, что к чему.

Илайя развела руками, и его лицо – широкое, с плавными линиями, довольно приятное – немного отодвинулось. Его взгляд был прозрачным и деликатным, как горный ручей, который в своём бурном течении не угрожает выйти из берегов, нарушить чужой покой, посягнуть на чьё-то сокровенное.

– Прежде всего, кто я такой? Меня зовут Юлий Лаевский. Я капитан команды в игре «Когитатум». Суть нашей игры в том, что участникам задают вопрос и дают минуту на обсуждение версий и поиск ответа. За каждый правильный ответ присваивается, в зависимости от сложности вопроса, то или иное количество баллов. Побеждает, естественно, команда, которая набирает больше всех баллов. Залог успеха в «Когитатум» – командные тренировки, – Юлий кивнул в знак смысловой паузы в своём монологе. – Найти удобное место для тренировок – вечная проблема для студентов. Что-то платное арендовать – мы, ясное дело, не потянем. Правда, два раза в месяц, на условиях чередования с другими командами университета, нам выделяют аудиторию, но этого недостаточно, да и время неудобное. А тут ваш вечно пустующий и жутко удобный конференц-зал, и его распорядитель Григорий, по счастью, старинный приятель моего отца. Словом, всё сходится к тому, чтобы наши ребята инкогнито наращивали тут свои интеллектуальные мускулы. Без ущерба для целей Ольги, конечно, – он высказался и выжидательно улыбнулся.

– Значит, в конференц-зале сейчас идёт чемпионат по «Когитатум»?

– Тренировочный мини-чемпионат, – уточнил Юлий.

– И часто вы тут собираетесь?

– Чуть только представится возможность. Дважды в неделю, как минимум.

– И Григорий, встретив меня, испугался, что я выслежу вас и сообщу матери?

– Ну, закономерное опасение. Если бы она узнала – это стоило бы ему работы.

– Пожалуй, так бы и было.

– Поэтому мне пришлось убедить его, что единственный способ всё уладить – это рассказать тебе обо всём и просить сохранить это в тайне. Я обещал всё устроить.

– Какой смельчак! Тебе-то нечего терять – не ты рискуешь работой.

– Чтобы уравнять позиции, я дал слово, что если ты расскажешь матери, я уволюсь с работы и не стану устраиваться на другую, пока он не найдёт новую.

– Очень благородно.

– Как бы там ни было, наша судьба в твоих руках.

– Ты бы правда так сделал?

– Если я скажу, поверь – будет не очень убедительно, а если скажу, проверь – слишком жестоко. Придётся тебе выбрать меньшее из двух зол.

Илайя потупила взгляд под действием неприятного ощущения, словно этой своей безобидной манипуляцией он приглашал её вступить в какую-то игру. Палец её машинально скользнул по лопасти спиннера, запуская короткий раунд.

– Успокой их на мой счёт, – сказала Илайя. – Но будьте осторожны. Ольга или кто-нибудь ещё могут зайти в кухню или в сам конференц-зал, – она отвела глаза, давая понять, что вопросов с её стороны больше не будет.

– Так вот куда он делся! – Юлий вытаращился на спиннер, вращающийся в её руках. – Со стены!

Илайя остановила спиннер, как бы спрашивая, о нём ли он говорит.

– Удивительно, когда ты успел это заметить.

– Да сразу! Один взгляд, и ассиметрия налицо. Стена-то улётная! Притягивает взгляд как комета. А я ещё думал: неужели они упустили его? Не мог же я допустить, что кому-то из гостей придёт в голову стащить спиннер. Признаться, у самого руки чесались, особенно, когда я заметил, что одного не достаёт. Разрешишь? – он с некоторой жадностью потянулся к спиннеру, и Илайя охотно уступила ему игрушку.

Юлий запустил вертушку на своём указательном пальце, потом подкинул и подхватил уже на средний палец, снова подкинул и подхватил на безымянный, затем опять вернул на средний и обратно на указательный.

– Здорово! – признала Илайя. – Мне такие фокусы в жизни не осилить.

– Глупости. Если захочешь научиться, начинай с запуска на выступающих точках руки, потом на каждом пальце, – Юлий двигал спиннер по ладони, иллюстрируя свои слова. – Потом на другой стороне кисти, – он выложил игрушку на костяшку, крутанул, подкинул и поймал в ладонь. – В своё время у меня был мозоль на холме Юпитера. Можешь для начала попробовать на холме Венеры, но так кисть быстро устаёт. К тому же, на холме Юпитера красивее смотрится. Гляди, – он взял её кисть ладонью кверху, распрямил и поставил спиннер на подушечку в основании указательного пальца. Затем, придерживая запястье, чиркнул по лопасти, запуская игрушку. Блики скупого света на иллюзорной окружности крутящегося спиннера отражались полумесяцем. – Будто держишь на руках галактику.

– Он похож на бабочку, – сказала Илайя, когда спиннер стал останавливаться. Она заметила, что Юлий пристально смотрит на её руку.

– Прости, можно? – он взял её кисть. – Интересно, мне знаком этот знак.

– Какой знак? – Илайя пригляделась. На ладони у основания линии жизни тонкие складки сплели довольно крупную спираль. – Ты об этом?

Он кивнул.

– Да просто случайное сечение.

Он глянул на неё со сдерживаемым высокомерием.

– Я видел это случайное сечение в старинной энциклопедии символов. Не могу вспомнить название, но это что-то, связанное с энергией.

Илайя странно посмотрела на него.

– Не думай, что я какой-нибудь фанатик или сектант, – сухо предостерёг он, заметив её взгляд. – Я немного интересуюсь разными знаниями.

– Я догадалась об этом. По характеру твоих увлечений.

Тот факт, что в её тоне и взгляде не было иронии, немного смягчил Юлия.

– Слишком удивительное совпадение, – сказал он вслух, но самому себе. Глаза тут же покрылись мутной плёнкой отчуждённости. – Вот что, при случае я снова загляну в эту книгу. Кажется, это в библиотеке Куприна я её встречал. Разберусь с его значением, а потом подумаю, что бы он мог делать у тебя на руке.

Его глаза заслезились от галопа, с которым его уже несло его увлечение.

– Мне тоже интересно, – тихонько заметила Илайя.

– Тогда поступим так: когда мне будет, что сказать по этому поводу, я тебя найду.

– Договорились.

Оба замолчали. В зал с террасы вернулись несколько человек, включая Витаса Блябова. Илайя обратила внимание, что и фигура её матери приблизилась к двери. Центр событий явно перемещался с террасы в зал Гарабоны. Для Юлия настал момент теряться из вида, и чтобы он его не упустил, Илайя сказала:

– Пора. Тебя ждёт игра, а меня, похоже, водевиль.