Читать книгу 6 ЛИТО - Коллектив авторов - Страница 16

Я бежал, я как будто летел по дорожной пыли

Мимо терпких крушин и лиловых цветков иван-чая.

И соседские псы поравняться со мной не могли.

Я все таял и таял, все выше цветы замечая.

Уменьшаясь в размерах, я мчался быстрей и быстрей,

И протяжное время, гудя, подо мной прогибалось,

И ловил меня черным силком леший гиперборей,

И к воздушным рукам моим тихо подкралась усталость.

Я замедлил движенье и время, качнувшись назад,

Завертелось опять, я увидел резные палаты,

Древнекняжеский терем, орешник и яблони… сад,

И колодезь, и ковш, тот, что я уже видел когда-то.

И хотел я напиться, и все мне не взять было в толк,

То ли ковш серебрен, но воды и пьянее, и чище

Я не пил никогда, и откуда-то взялся вдруг волк,

Отраженьем глядит из воды, здоровенный волчище.

Как легко превращаться, а я-то ведь думал: обман —

Наши старые песни тотемной и преданной дружбы!

На крыльцо тихо вышел застенчивый княжич Иван,

Накормил меня, обнял и препоручил мне три службы.

Раздобыли мы всё, я еще обращался не раз,

И конем златогривым я был, мы ловили Жар-птицу,

И когда он поведал мне свой задушевный наказ,

Я привез от Далмата-царя на спине Царь-девицу.

Мы простились так нежно, в мой хвост она ленту вплела.

Я опять побежал, ускоряясь, быстрей, чем комета,

Мимо синих лесов, и хвостом, как по глади стекла,

Заметая озера, почти что со скоростью света.

Я опять сокращался до точки, потом тормозил,

И вернулся назад, снова облик приняв человечий,

Я прошел через сад и поднялся вдоль белых перил,

И присел меж родных, упиваясь течением речи.

И с тех пор я вполне убежден: наши предки могли

Обращаться, был опыт, тому доказательство – лента,

Что привез на хвосте я из Киевской Русской земли

И теперь демонстрирую еженедельно студентам.

В раскрытую форточку голубь впорхнул

И, с лету ударившись об пол,

Полковником стройным уселся на стул

И честь по-военному отдал.

– Скажи, прапраправнук, достало ли сил

Тебе, хоронившему близких,

Когда подле Савичей ты возносил

Акафисты за Добронизских?

Просила меня твоя нежная мать,

С шестой полусферы взирая,

По норам кротовым порой залетать

К тебе из Господнего рая.

– О, мой прапрапрадед, так вот вы каков,

Отважный солдат-небожитель,

Лихой предводитель летучих полков,

Российских границ раздвижитель!

Поведайте, пращур, как туркам назло

Ходили вы в Адрианополь.

Сто двадцать пять тысяч бойцов полегло,

Но вами был занят акрополь,

И мир, триумфальный для русской земли,

С жестоким врагом подписали,

И в жертву Отчизне себя принесли…

Да всё либералы проспали.

Был дог пантерой в дымно-сизый час,

Был месяц под косой, звезда, поляна

И свежий вихрь ночной вселяли в нас

Зверей твоих, Артемис ли, Оксана?

И отрок прятался в шумящий вяз,

И вынимал фонарик из кармана,

На четвереньках лаем заходясь,

Как будто Аср при дочери султана.

Но отчего из бездны полусна

Вселенского мне светит та луна,

Как символ смуглой дочери Салгира,

И унесенный ветром детский смех

Звучит в обрывках фраз далеких тех,

И лает быстроногая Багира.

О, не отпускайте, опять замело…

Хоть пару минут, хоть свечой на сугробе.

Мне в ваших ладонях свежо и тепло,

Как будто опять в материнской утробе.

Откуда-то силы приходят опять

К вершинам блаженства и праздничной скуки…

Ребенком ревнивым в слезах засыпать,

Сжимая в руках материнские руки.

Знать, время уже наступает, пора

И мне юнгианской дорогой печальной

Туда, где за фьордом темнеет гора,

Закатным путем к моей точке начальной.

Кто созерцает формы милых жен

Не с любованием, но с вожделеньем,

Тот Богом изначально осужден.

Душа его не подлежит спасенью.

Об этом нам поведал добрый Бог

Не только в тезисах Нагорной речи.

Об этом повествует каждый вдох

И каждый волос, падая на плечи.

Об этом же писал еще Платон

В папирусах прославленного «Пира»

И думал кипрский царь Пигмалион,

Ваяя формы своего кумира.

Король однажды Рубенса спросил:

«Ты сластолюбец, верно, и наложник?»

На это Питер гневно возразил:

«Нет, сир, тогда бы не был я художник!»