Читать книгу Философия и методология науки. Учебное пособие - Коллектив авторов - Страница 15

История восточнославянских народов (может быть, в большей степени, чем каких-либо иных), дает убедительные доказательства того, что экономический и культурный облик этносов в значительной мере предопределен их месторасположением на планете. «Все цивилизации являются в некоторой степени результатом географических факторов, – писал Г.В. Вернадский, – но история не дает более наглядного примера влияния географии на культуру, чем историческое развитие русского народа»[32].

Важнейшей природно-географической особенностью восточнославянских стран является их северное расположение с характерным для него неустойчивым, по преимуществу холодным и резко континентальным климатом. Это обстоятельство оказало глубокое воздействие на все стороны жизнедеятельности восточнославянских народов, обусловило наряду со всем прочим принципиальное отличие их цивилизационного пути движения от народов западноевропейских стран, где господствует умеренно теплый, океанический климат. Если, например, говорить о России, то это единственная в мировой истории великая держава, воздвигнутая чуть ли не на фундаменте вечной мерзлоты. Российский север включает в себя две трети (11 млн. кв. км) территории Российской Федерации.

Славяне, пришедшие на среднерусскую возвышенность, а затем дальше на Север, стали отличаться не только от западных народов, но и от тех славян, которым удалось задержаться в традиционных местах обитания. Предки современных восточнославянских народов, заселившие тысячи лет назад территории, которые по совокупности своих параметров были малопригодны для эффективного земледелия, не могли быстро создать компактно проживающие большие сообщества из-за постоянной потребности перемещаться в поисках пищи. Мелким группам добытчиков, слишком далеко оторвавшимся от своего племени, не было смысла возвращаться назад. В итоге связь рвалась, появлялись новые стойбища. Природная среда не способствовала повышению плотности населения. Причем восточнославянские этносы, осевшие на территориях неустойчивого (рискованного) земледелия, не только не могли достичь высокой плотности населения в больших городах, как это, например, происходило в регионе Средиземноморья и в Западной Европе, но не могли существовать и малыми группами (типа отдельной семьи), потому что в этом случае не обеспечивался достаточный баланс добывающей и потребляющей доли сообщества для его выживания. А это означает, что не только города, но и фермерство развиваться не могли. «Сельская община в 100–200 человек – вот оптимальный размер русской самовоспроизводящейся единицы на протяжении тысячелетий, вплоть до совсем недавнего времени»[33]. Все это не могло не формировать устойчивые модели экономического поведения и соответствующую идеологию.

В науке до конца не решен вопрос, почему центром формирования русского народа стала такая неудобная для стабильного пропитания континентальная центральная полоса. Исследователи выдвигают разные гипотезы, спорят. В самом деле, «один из главных истоков государственности и цивилизации Руси город Ладога в устье Волхова (исток, как доказала современная историография, изначальный; Киев стал играть первостепенную роль позже) расположен именно на 60-й параллели северной широты»[34]. Вплоть до сегодняшнего дня на этой широте везде господствует почти «первобытный образ жизни». «Никакие племена планеты, жившие в этих широтах с их климатическими условиями, не смогли создать сколь-нибудь развитую цивилизацию… Сложившиеся тысячелетия назад вблизи 60-й параллели северной широты и в зоне континентального климата государственность и цивилизация Руси, в самом деле, уникальное явление; если ставить вопрос «теоретически», его как бы вообще не должно было быть, ибо ничто подобное не имело место на других аналогичных территориях планеты»[35].

Нет на нашей планете более холодной страны, чем Россия. Ее среднегодовая температура Т_а = – 5,5 °C, тогда как среднегодовая температура всех других северных стран мира характеризуется намного более благоприятными показателями. Так, среднегодовая температура Исландии Т_а = + 0,9 °C, Финляндии (северный сосед России) + 1,5 °C[36]. Даже Канада, которая своими природно-климатическими и температурными условиями (Т_а = – 5,1 °C) представляется наиболее близкой к России, по ряду существенных параметров не может быть сопоставима с нею. Это объясняется прежде всего тем, что в южной части территории Канады, составляющей менее 10 % площади страны, проживает более 90 % населения[37] и все ее северные города лежат на широтах Киева или Курска (в частности, самый северный город Канады – Эдмонтон лежит на широте Минска и Орла). В этом отношении существование России – неповторимое чудо истории. Русский народ создал свою державу в таких широтах, где великого государства не могло и не должно было быть… нигде в мире – ни в Северной Америке, ни на Скандинавском полуострове нет земледельчества, нет постоянного земледельческого населения в Тайге. Нигде в мире нет в северных широтах таких крупных городов, как Архангельск, Иркутск, Якутск, Воркута, не говоря уже о Норильске и Магадане!»[38].

Природно-климатическая среда — один из фундаментальных факторов исторической судьбы народов, определяющих основные векторы их социокультурного развития. В России она не только в прошлом, но и сейчас воздействует на все сферы и стороны экономической жизни. В сельском хозяйстве, например, русскому крестьянину для того, чтобы получить такой же объем продукции, как в Западной Европе, необходимо обработать вдвое большую площадь, причем в необычайно сжатые сроки, поскольку вегетационный сезон в России намного короче, чем в западноевропейских странах. «У нас, – пишет С. Кара-Мурза, – на целый месяц короче вегетативный период, а на главные работы (пахота, сев и уборка) климат дает всего 25 дней, в то время как в Европе, даже Швеции – 40. Сегодня… менее 5 % земель России сравнимы по естественному плодородию с земельным фондом США»[39]. Сказанное в значительной мере, если не полностью, касается и сельского хозяйства Республики Беларусь. Неслучайно ее сельскохозяйственные угодья называют зоной рискованного земледелия.

Особенно сильно влияет на урожайность, а, следовательно, и окупаемость произведенной сельскохозяйственной продукции, ее конкурентоспособность количество выпадающих на той или иной территории осадков. Объясняя причины процветания США, Э. Хангтингтон в своей книге «Пружины цивилизации» подчеркивает, что большая часть территории США находится в зоне устойчивых осадков, равномерно распределяющихся в течение года. С его точки зрения, эта природная особенность является самой важной предпосылкой для обеспечения устойчивых урожаев США. При этом Хангтингтон установил, что такие условия существуют лишь в отдельных регионах мира: в большинстве стран Западной и Центральной Европы, Японии, значительной части Австралии и Новой Зеландии, а также Канады. Не удивительно, что именно в этих странах стали возможными «потребительская цивилизация» и «общество благоденствия».

Читая иные академические труды, можно подумать, что закономерности хозяйственной жизни всегда и везде пробивают себе дорогу и действуют в абсолютно одинаковых условиях, что они функционируют в неком идеально чистом пространстве, вакууме, и никоим образом не детерминируются местными факторами природно-климатического, географического и социокультурного порядка. Такая позиция наших экономистов – следствие распространенного заблуждения, ложной веры в повсеместную применимость неких общих принципов независимо от местных условий. Вплоть до сегодняшнего дня эту проблему пытаются обсуждать скорее маргиналы от экономической науки, представители смежных профессий, географы, этнографы, метеорологи и т. д., но не экономисты-профессионалы.

В современной академической экономической науке вряд ли встретишь рассмотрение в качестве базового фактора экономического развития условий, вытекающих из особенностей и характера природно-климатической и географической среды. В частности, тот факт, что в восточнославянском регионе, в том числе и на Украине, климат, несмотря на все природные метаморфозы последних лет, остается все же континентальным, почти никем не учитывается при анализе процессов товарообмена и конкурентоспособности производимой продукции. Никто не хочет обращать внимание на то, что населенная часть Швеции покрыта буковыми лесами и что в столице Англии Лондоне растут пальмы и т. п., а в России, даже в Краснодарском крае, отопительный сезон длится шесть месяцев. Выход растительной биомассы в силу исключительно естественных причин (количество солнечных дней, температура, осадки) с 1 га в 2 раза ниже, чем в Западной Европе, и почти в 5 раз ниже, чем в США. В России период стойлового содержания скота 180–212 дней, а в Ирландии и Англии скот пасется практически круглый год. Из-за обширной континентальной территории и низкой плотности населения транспортные издержки в цене продукта в России составляют до 50 %, а во внешней торговле они в 6 раз выше, чем в США и т. д.[40]

Восточнославянские земли — это такая часть нашей планеты, где климат и география оказывают существенное отрицательное влияние на производительность труда и конкурентоспособность создаваемой промышленной и сельскохозяйственной продукции. Как справедливо пишут в связи с этим два американских исследователя, «трудно найти другую нацию, которая в своем развитии испытывала бы такое огромное влияние географических факторов, как русские»[41]. Замалчивание этого обстоятельства или непонимание его вызывают немалое удивление.

Можно, например, понять, почему наши экономисты в своих расчетах и прогнозах не учитывают менталитет народа, веками выработанные архетипы и структуры народного сознания, в том числе и архетипы коллективного бессознательного. Менталитет подобен туману: он везде есть, но в руки его не возьмешь, не взвесишь и не измеришь. Но тот факт, что экономическая наука до сих пор отказывается учитывать легко верифицируемое, подтвержденное богатым статистическим материалом и математическими расчетами влияние природно-климатического, географического, территориального фактора на хозяйственную жизнь народов и стран, остается большой загадкой.

С точки зрения возможностей экономического роста и социально-политической динамики особенно важно то, что страны Запада окружены незамерзающими морями и пронизаны реками, которые или вообще не замерзают, или покрываются льдом на короткое время, что в сравнении с сухопутными дорогами обеспечивает намного более дешевую транспортировку тяжелых грузов и товаров. Разумеется, и в восточнославянских странах водные пути имеют большое значение, но здесь они используются только полгода. Благодаря мощному теплому морскому течению Гольфстрим, а также общему характеру климата Скандинавии зимняя температура в южной Норвегии и Швеции в среднем на 15–20 (!) градусов выше, чем в других находящихся на той же широте землях, а снежный покров, если изредка и бывает, то не долее месяца, между тем как на той же широте в районе Ладоги – Новгорода снег лежит 4–5,5 месяца! Стоит также упомянуть, что зима в Кубанской степи, расположенной почти на 2000 км южнее Скандинавии, все же продолжительнее и суровее, чем в южных частях Норвегии и Швеции[42].

Климатические пояса в Европе расположены парадоксальным образом: климат становится более холодным не с юга на север, а с запада на восток, а иногда даже наоборот, с севера на юг, а точнее с побережий вглубь континента. А это значит, что по суровости зимнего климата практически одинаковы обитаемая часть Норвегии, юг Швеции, Дания, Нидерланды, Бельгия, Западная Германия, Восточная и Центральная Франция, север Италии, Хорватия, Албания, северная Греция, приморские районы Турции, южный берег Крыма и побережье Кавказа. Средняя температура января там выше нуля. И это происходит при том, что Норвегия больше чем на 3000 км севернее Греции! Очевидно, Западная Европа представляет собой не имеющий аналогов регион нашей планеты. Нигде на Земле нет места, расположенного так близко к полюсу и столь теплого[43].

В сущности, уникальность российского хозяйственно-экономического, социально-культурного и психолого-социального развития предопределена главным образом необычайным колебанием природных процессов. В континентальной части Центральной России, где формировалось ядро русской нации, они таковы, что трудовые усилия людей давали неслыханно большой разброс достигаемых результатов. Факты поразительны. Например, обследование, проведенное в царской России по всем уездам 25 губерний (в основном центральной России) в период между 1891–1915 гг, «показывают, что соотношение максимального и минимального урожая по годам в Самарской губернии 7,3 раза, Воронежской – 7,05, Казанской – 5,67, Симбирской – 6,2 раза»[44]. Нигде в мире нет такого разброса. В Европе природная колебательность максимум 1,5–2 раза. «Следовательно, – как справедливо подчеркивает российский исследователь ГА. Гольц, – важнейший фактор, влияющий на формирование русского характера (и, естественно, характера и специфики экономического развития. – ?JQ, непредсказуемость результатов труда. Сколько ни вкладывай – неизвестно, то ли будет урожай, то ли нет» [45].

В целом, «объем совокупного прибавочного продукта общества в Восточной Европе всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в Западной Европе. Это объективная закономерность, отменить которую человечество никак не в силах»[46].

Особенности географического положения и тесно связанные с ними особенности исторического пути России наложили глубокий отпечаток на характер русского народа, других народов России, на формирование структур и архетипов их сознания, в том числе и коллективного бессознательного. Такие факторы, как гигантская территория при отсутствии естественных природных границ, ее ограждающих, геокультурный размах и разнородность регионов, расположенность между разными полюсами цивилизационного развития человечества – Европой и Азией, постоянное военное давление на границах, богатые залежи полезных ископаемых и т. д., не могли не выступить детерминантами в формировании и развитии духовноментальных структур и в целом особенностей исторического пути развития российского общества. Глубоко прав был Н.А. Бердяев, когда говорил о соответствии в России географии физической и географии душевной.

Взять, например, такой аспект. Многие с явной неудовлетворенностью говорят об абсолютном доминировании в истории России государственного, державного начала над личностным, индивидуальным, о сверх меры централизованной и жестокой государственной власти, о ее неподконтрольности и вседозволенности. Действительно, такой феномен в русской истории имел место. Но он тоже в значительной степени объясняется объективными условиями исторического бытия России. Огромные пространства, почти не имеющие естественных оградительных рубежей, природных границ, непрерывные угрозы и нашествия со стороны воинственных соседей, нахождение на перекрестке Великого шелкового пути и пути «из варяг в греки» требовали мощного объединительного и защитного механизма, сильного централизованного государства. Можно определенно утверждать, что, если бы русский народ не смог проявить своего гения в государственном строительстве, в создании мощной централизованной государственной и военной машины, восточнославянские, да и некоторые другие народы едва ли существовали бы сегодня на Земле и вряд ли где-либо слышно было бы русскую речь. Так что вопрос об оценке характера российской государственности нельзя решать так однозначно негативно. К тому же следует отметить, что не такой уж беспредельной тираничностью и жестокостью отличалась русская государственная власть. Если взять, например, статистику казней в России и Европе начиная со времен Ивана Грозного и вплоть до XX в., то она свидетельствует отнюдь не в пользу Европы[47].

Отрицательное воздействие природно-климатической и географической среды на издержки производства в восточнославянских странах всепроникающе и многоаспектно. Так, восточные славяне живут по сравнению с западноевропейскими народами в более дорогих и менее комфортабельных домах. Стоимость строительства жилых домов, гражданских и промышленных объектов в восточнославянских странах в 2–3 раза выше (в зависимости от вида строительства), чем в Европе. Соответственно выше и амортизационные выплаты, а здания менее долговечны. Чтобы, например, российский рабочий просто выжил, когда температура воздуха ниже 10 градусов, ему надо построить это самое жилье, с толстыми стенами и глубоким фундаментом, отапливать его от 6 до 8 месяцев, обеспечить себя теплой одеждой и хорошим питанием (в условиях холодного климата требуется больше калорий) и т. д. Удовлетворение всех этих потребностей почти совсем лишает восточного славянина многих других «радостей» жизни – автомобилей, круизов, дорогой бытовой техники и т. д.

Насаждаемое мнение о том, что русские жили и живут хуже и беднее, чем их западные соседи из-за своей лени и головотяпства просто поражает своей неправдой и абсолютным непониманием специфики исторической судьбы русского народа. С учетом всей совокупности особенностей естественной среды обитания русских становится очевидно, насколько талантливее и трудолюбивее они должны были быть, чтобы добиться подобия в качестве и уровне жизни с теми, с кем их сравнивают. «Так, среднестатическому материковому русскому 60-й параллели только для обеспечения жизнедеятельности ежегодно необходимы 4 т условного топлива, которые не нужны тому же среднестатистическому американцу 35-й параллели, обосновавшемуся на узком – сравнительно с Россией – участке суши, омываемой с двух сторон океанами. Один только этот показатель объясняет различия в целях и характере экономического поведения, в культуре и социальных приоритетах, в размерах жилища и пищевом рационе, в ритме музыки и женских украшениях… непонимание этих объективных закономерностей является источником подражательных действий, имеющих для русского общества весьма негативные последствия»[48].

Обратимся к простой иллюстрации. Представим себе два одинаковых завода с равным уровнем развития технологии и подготовки кадров, расположенных где-нибудь в районе Витебска или Екатеринбурга (там, кстати, сосредоточено большое количество промышленных предприятий) и на Западе, где-нибудь на берегу моря в Нидерландах или во Франции. Себестоимость продукции, произведенной в восточнославянском регионе, оказывается на мировом рынке в 1,5–1,7 раза выше, чем продукции, произведенной в Нидерландах или Франции. Это происходит потому, что ровно настолько больше в условиях нашего климата и географии необходимо затратить средств на энергоресурсы, коммуникации, транспорт и т. д.

Следствия этой простой арифметики просто трагичны: в условиях открытого общества (мира без границ) коллапс российской неконкурентоспособной промышленности неизбежен. Частные предприниматели в этой ситуации, не желая работать в убыток, немедленно направят свою деловую активность и имеющиеся в их распоряжении свободные средства туда, где они еще могут приносить прибыль. Например, на вывоз древесины, редкоземельных металлов, нефти, газа и т. д. Что, собственно, и произошло в России. В конечном итоге, все это неотвратимо ведет к безграничной власти транснациональных карпораций над Россией в целом и над всеми ее регионами в отдельности. А это в свою очередь означает, что трансформация России в пропагандируемое идеологами нынешней модели глобализма открытое общество есть верный путь к ее гибели как сколь-нибудь значимого государственного образования на мировой арене.

Всякая экономика (рыночная в том числе) развивается и функционирует в определенных конкретно-исторических условиях и не может быть нейтральной по отношению к ним. Уже только поэтому экономическое развитие носит многовариантный характер и не является одновариантным для разных регионов, стран, цивилизаций. Попытка же рассматривать лишь одну экономическую систему (в данном случае капиталистическую рыночную экономику) как образец – модель для всеобщего подражания, как некий универсальный, всегда тождественный самому себе механизм, способный в принципе функционировать в любой стране, были бы только на то желание и воля политической элиты и деловых кругов, есть не что иное, как новая эпохальная иллюзия.

Капиталистическая рыночная экономика, которой ныне так стремятся придать характер универсальности, возникла и получила возможности для своего бурного развития только в определенных, можно даже сказать уникальных, условиях и обстоятельствах. Хорошо известна мысль выдающегося немецкого социолога XX в. Макса Вебера о том, что капитализм случается с человечеством только один раз в истории и больше не повторяется, поскольку для его зарождения нужно стечение ряда благоприятных обстоятельств, которые очень резко соединяются вместе, т. е. само становление и функционирование капиталистического общества детерминировано целым рядом факторов и условий природно-климатического, исторического и социокультурного порядка.

Таким образом, природно-климатический фактор, «местопребывание» и «местонахождение» того или иного народа в первую очередь определяют тип и формы хозяйствования, которые у него возникают и развиваются. Подобно тому как плужное земледелие только и могло возникнуть примерно между 15° и 40° северной широты, так и капиталистическая рыночная экономика могла сформироваться и получить соответствующее условие для своей экспансии лишь примерно в такой же природно-климатической среде (Западная Европа). Во многих других регионах, в частности в природно-климатических условиях восточнославянских стран, успешное функционирование рыночной экономики типа западноевропейской было объективно невозможно. Как показано в ряде публикаций, мучительно затяжной и беспросветно-тупиковый характер рыночных реформ в значительной степени объясняется объективными преградами, лежащими на пути вестернизации России. «Такой объективной преградой, – пишет российский исследователь Е. Стариков, – являются природно-климатические условия, минимизирующие прибавочный продукт, который в условиях России приходилось буквально «выдирать» из хозяйства на принципиально нерыночной, принудительно-неэквивалентной основе. Попытка заменить принципиально-силовую перекачку (редистрибуцию) скудных ресурсов их свободной (рыночной) циркуляцией приводит в условиях бедного общества к еще большему обнищанию и люмпенизации»[49].

Пора осознать, что дальнейшая либерализация экономики восточнославянских стран, прежде всего в направлении максимальной открытости и минимальной государственной протекционистской защиты, неизбежно ведет в характерных для этих стран природно-климатическом и социокультурном контекстах к полному экономическому краху. В условиях «максимальной внешней открытости» в восточнославянских странах вообще не будет своей перерабатывающей промышленности – основы социально-экономического и интеллектуального развития и трамплина для прорыва в постэкономическое общество.

Именно в природно-климатических, географических и социокультурных особенностях восточнославянской цивилизации кроются причины многократных неудач либеральных реформ. Реформаторы различных мастей уже 300 лет пытаются вывести устойчивый маятник российского бытия на режим другого маятника – европейского или западного типа. По разным оценкам, за последние 300 лет было предпринято 14 таких попыток[50]. Хотя, по существу, нет никаких оснований утверждать, что западноевропейский маятник лучше или хуже восточнославянского. Он просто другой, но этим обстоятельством наши реформаторы всегда пренебрегают. Как бы там ни было, однако на территории восточнославянских стран устойчиво воспроизводится один и тот же тип культуры, который слабо трансформируется, несмотря на изменяющиеся внешние формы, и который однозначно себя проявляет во времена социальных потрясений.

Ряд авторов совершенно справедливо, на наш взгляд, считают, что стремления стать Европой, войти в европейский дом, которые в царской России наиболее концентрированно выражали сначала Александр II, а затем П.А. Столыпин и его последователи, привели через февральский государственный переворот и временное правительство к Октябрьской революции[51]. А в условиях современности попытки «перестроить» российское общество по западноевропейским образцам, без учета его фундаментальных цивилизационных особенностей поставили русский народ на грань выживания.

Если бы люди, взявшиеся в свое время осуществлять рыночные реформы в России и других восточнославянских странах, хотя бы в незначительной степени обладали чувством национальной почвы, должным уважением к специфике и исторической судьбе своих народов, то им нетрудно было бы понять, что всеобщая капитализация в этих странах путем полного разрушения государственной собственности и целостного народнохозяйственного комплекса, созданного ценой невероятных жертв и усилий народа, в принципе неприемлема.

История как бы насмехается над волюнтаристическими устремлениями и действиями целой череды поколений российских реформаторов, которые с завидным постоянством пытаются внедрить в социальную среду умозрительные проекты, не отвечающие ее природе, навязать обществу путь развития без учета его собственных внутренних эволюционных тенденций. Месть истории в таких случаях неотвратима. Например, чтобы полностью внедрить денежную психологию, необходимо иметь в России других людей. Учитывая особенности российского бытия и культуры, следует по крайней мере идти на компромисс, не механически имитировать западную экономику, а создавать другую (свою) психологию экономики. И только на основе осознания, освоения уникальности российского бытия «открываются возможности для выхода на поле реально действующих механизмов, которые можно использовать в конструктивном поле прогнозирования и управления»[52]. Отсюда ясно, что проблему модернизации такой большой и холодной страны, какой является Россия, невозможно решить путем разрушения трансисторических структур, обеспечивающих в течение столетий выживание социума в суровых природно-климатических условиях, и механического заимствования неолиберальной, монетаристской модели развития общества, которая, как свидетельствуют факты сегодняшнего дня (прежде всего глобальный финансово-экономический кризис), изживает себя даже там, где она первоначально получила импульсы для своего становления и экспансии. Следовательно, России, как и другим восточнославянским народам, сегодня необходима такая национальная стратегия, которая предполагает адекватный вызовам современности творческий, научно объективный синтез трансисторических структур и механизмов инновационного развития.

Необходимо отметить, что вплоть до современной эпохи демократизации Россия вместе с близкородственными ей народами в целом успешно модернизировалась и всякий раз оказывалась в состоянии дать ответ на возникающие трудности и препятствия, прежде всего на военно-технологические вызовы Запада. Всемирно известный английский историк А. Тойнби выделил три крупных вызова, на которые Россия дала успешный ответ. Первый вызов – вызов природы: суровая природная среда, не позволяющая осуществлять интенсивное земледелие – оно могло быть только экстенсивным. Ответом было расширение территории на Восток и коллективизм (община). Второй вызов – монгольское завоевание, которое грозило уничтожить Русь. Ответом стала духовная консолидация народа, укрепление восточно-православной христианской религиозности, а также переход к оседлому земледелию. Третий вызов (пожалуй, самый жесткий) – вызов Запада, который начиная с Нового времени стал превращать весь мир в арену своего интереса и действия. Для предотвращения угрозы со стороны Запада России нужно было срочно модернизироваться. И ей это удалось: Россия – одна из немногих стран, которая не была колонизирована Западом.

Следует особо подчеркнуть, что природа восточнославянских народов сама по себе не является исключительно плохой, ущербной или дефективной. Она просто другая, чем в Западной Европе, и соответственно предполагает другой путь развития. Более того, в ряде отношений природа восточнославянских народов прекрасна и великолепна, таит в себе огромные, еще не раскрытые возможности. Здесь речь шла лишь о том, что природа восточнославянского суперэтноса не способствовала успешному развертыванию частнопредпринимательской экономики, основанной на принципе получения максимальной прибыли, уступила в этом отношении западноевропейским территориям. Опираясь на многочисленные факты, можно утверждать, что природные основы бытия восточнославянских обществ не только не способствовали, но и препятствовали становлению капиталистической экономики западноевропейского типа. Плохо ли это, если иметь в виду дальнейшие перспективы развития общества? Думаем, что неплохо. Тот тип экономики, который получил возможность для своего становления и развития в западноевропейском регионе и который все еще преподносится в качестве модели – образца для развития всех остальных народов мира, к настоящему времени полностью себя исчерпал. Попытки утверждения западноевропейской модели развития общества, ориентированной на свободный рынок с интенсивным производством и расширенным потреблением, являются абсолютно несовместимыми с экологическим императивом современности.

А вот что касается природных богатств России, ее недр, ее сырьевых и энергетических ресурсов, то они в условиях современных глобальных трансформаций могут обеспечить неисчислимые преимущества не только самой России, но и всему восточнославянскому миру.

Справедливости ради следует сказать, что и в прошлом именно «вмещающие пространства» позволили русскому народу создать мощное государство и особую локальную цивилизацию. Заселяя новые необжитые или почти необжитые территории огромного евразийского континента, русские люди, несмотря на всю суровость климата, смогли там не только выжить, но и продемонстрировать необычайно быстрый рост населения и жизненную энергию. Об этом свидетельствует таблица сопоставления роста числа населения в России и ряде стран Западной Европы, приведенная в книге нашего знаменитого соотечественника И. Солоневича «Народная монархия» (табл. 3.1.)[53].

Таблица 3.1.

Сопоставление числа населения в России и ряде стран Западной Европы, млн. чел.

Огромные территории и природные богатства России при сравнительно редком населении как раз и создавали возможность довольно быстрого количественного роста русского народа. Леса кишели зверьем, водоемы – рыбой, добывать их было легко. Ничего подобного не могло быть в Западной Европе, которая в силу своих благоприятных природно-климатических условий была с древних времен весьма густонаселенной. Там охота всегда была привилегией господствующих классов, аристократии. В России же охотились и ловили рыбу все желающие, не говоря уже про сбор ягод и грибов.

Говоря о причинах более интенсивного роста населения в России, чем в западных странах в тот период, следует обратить внимание и на то обстоятельство, что Русь всегда знала баню, а в Европе баня прочно вошла в быт людей только в XIX в. Возможно, поэтому многие эпидемии, выкашивавшие население Западной Европы, в том числе и Великая чума, останавливались где-то на границе польских и русских земель[54].

Таким образом, уникальные природно-географические условия, в границах которых проходит жизнедеятельность восточнославянских народов, в существенной мере повлияли на их исторические судьбы – экономическое развитие, геополитические отношения и менталитет. Успешное решение сложнейших современных проблем, стоящих перед восточнославянскими народами, невозможно без учета климатических особенностей их местообитания, сырьевой базы экономики, пространственно-временных особенностей, занимаемых ими территорий и геополитического фактора. Сегодня природные богатства восточнославянского региона (огромные запасы пресной воды, самые большие в мире массивы хвойных лесов, множество стратегически важных полезных ископаемых) при их умелом хозяйственном использовании могут стать весомым преимуществом в условиях современной глобальной конкуренции.

Подчеркнем, что предлагаемая природная интерпретация целого ряда феноменов социального бытия, рассмотрение его в аспекте взаимоотношения природы и общества никак не противоречат другим ракурсам изучения человеческой истории. Ибо в реальности ни один подход к анализу общественной жизни, какой бы значимый и плодотворный он ни был, не может выступать в качестве универсального. Глубоко прав был Н. Бор, когда говорил, что никакое сложное явление нельзя описать с помощью одного языка (на основе одной какой-либо концепции или парадигмы). Истинное понимание может дать только голограмма, т. е. рассмотрение явления в разных ракурсах, его описание с помощью различных интерпретаций.

В разные времена те или иные контексты рассмотрения движения социума имеют разную значимость для формирования того информационного поля, в котором целесообразно (актуально) изучать разворачивающиеся события и осуществлять прогнозирование вероятных поворотов социокультурной эволюции. В обозримой перспективе, как представляется, определяющее значение в исторической судьбе народов нашей планеты будет иметь характер взаимоотношения общества и природы.