Читать книгу Крик журавлей в тумане - - Страница 18

– «Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки»… – орал Мишка во весь голос, лежа на диване.

– Миш, замолчи, ты мне мешаешь, – сказала ему Танька.

– А что ты такого делаешь, что я тебе мешаю? Сидишь перед чистым листом бумаги и смотришь в потолок, воображаешь тут из себя мыслителя. Этого, как его там? Училка говорила… Родуна, что ли?.. «Нарисовал он на листе и подписал в уголке»… – снова заорал он.

– Тундра ты, не Родуна, а Родена Огюста, знать надо. И вообще, если ты не замолкнешь, я маме пожалуюсь. Ма-ам, – закричала она, не двигаясь с места, – а мам!

– Можно подумать, что она тебя услышит. Она на кухне. Иди туда и жалуйся. «Пусть всегда будет мама, пусть всегда будет небо»… – невозмутимо продолжил он свое пение.

– Все слова перепутал, – фыркнула Таня и пошла на кухню.

– Катись, катись. «Пусть всегда буду я»…

На кухне пахло чем-то вкусным. Мама готовила ужин.

– Ты чего, Танюша, кто тебя обидел? – встрепенулась она, увидев обиженное лицо дочери.

– Мишка не дает мне стих сочинять.

– Стих сочинять? – удивилась Надя. – А ты разве стихи умеешь сочинять?

– Да. Вот послушай. «Мы приходим каждый раз, каждый год в свой новый класс. Все нам в классе интересно, все науки нам известны…»

– А дальше?

– А дальше Мишка не дает сочинить, – грустно вздохнула Таня. – А я обещала. Меня Заноза встретила и попросила стих к завтрашней торжественной линейке написать, в честь первого сентября. А Мишка мне думать не дает. Орет песню про солнечный круг, да еще слова перевирает.

– Ну ладно, – улыбнувшись, мама поцеловала Таню в щечку, – пойдем, скажем Мишке, чтобы он перестал тебе мешать. Только твою учительницу зовут Анной Викторовной, а не Занозой.

Они пошли в комнату.

– Миша, не мешай Танюше, ей надо стихотворение сочинить в честь первого сентября, – строго сказала она, входя в комнату. – Ты портфель приготовил к завтрашнему дню?

– А что там складывать? Пару тетрадок бросил. Завтра ж еще уроки будут не настоящие.

– А какие же? Игрушечные? Ты расписание списал?

– Завтра у Галки спишу. Она у нас отличница, у нее всегда все записано. У нее весь класс списывает.

– Беда мне с тобой, – вздохнула Надежда, – выпускной класс, надо заниматься, а ты ко всему относишься несерьезно. Так в институт не поступишь.

– А я и не собираюсь. Не нужны мне ваши институты, я в военку пойду или в милицию. Стиляг гонять буду.

– А стилягов уже нету, – вклинилась Танька.

– Мя-мя-мя, – передразнил ее Мишка. – Ну, не стиляг, так панков. Кто-нибудь все-равно найдется.

– А для этого что, разве учиться не надо? – продолжила разговор Надя.

– Чего надо – выучу, – надувшись, буркнул Мишка.

– Вот отец придет, я ему все расскажу. Пусть сам с тобой разговаривает, – пригрозила Надя. – Тебе букет на завтра нужен? С цветами, наверное, пойдешь?

– Еще чего не хватало! Что я маленький, что ли, с вениками по городу таскаться. Без цветов пойду.

– Запомни, веники существуют для того, чтобы полы подметать, а цветы для красоты. Совсем ты от рук отбился.

– Мам, я прибьюсь, – пообещал ей Мишка, вскакивая с дивана. – Можно я на баскет пойду, у нас сегодня тренировка.

– Иди. Танюшка без тебя, может, хоть стихотворение свое досочиняет.

– Ага, – обрадовался Мишка, взял мяч и дурашливо поклонился Таньке, дернув ее за косу: – Есть поэт в семье у нас, он тра-та-та в каждый класс, он не Пушкин тру-ля-ля, у него в мозгах фигня.

– Дурак, у тебя у самого везде фигня, – Танька побежала за братом, но тот, хлопая дверью, уже выскочил в подъезд.

Таня вернулась в комнату и сосредоточилась над листом бумаги.

– Какие у тебя, Надя, дети хорошие, – сказала Наде на кухне соседка Клавдия Ивановна.

– Не жалуюсь, только шума от них много. Мешают вам, наверное.

– Нет, нет, что ты, Наденька. Мне, старухе, рядом с вами жить веселее. Своих-то внуков Господь не дал. Сыночек мой совсем молодым на фронте погиб, одна осталась. Вот и греюсь вашим теплом.

– И нам с вами теплее, – улыбнулась Надя, – не случайно, видно, нас судьба в одной коммуналке свела.

Женщины замолчали. Надя думала о Мише. Что-то встревожило ее в разговоре с сыном, и она никак не могла понять, что именно.

Время промчалось так быстро, что она не успела привыкнуть к тому, что у нее есть взрослый сын. Широкоплечий, на голову выше ее, он отличался от сестры и родителей черными волосами, размашистыми чертами лица и удлиненным овалом лица. Однако вопросов по этому поводу никто не задавал, принимая несхожесть за «прорастание» корней далеких предков Ивановых. Так привыкла считать и Надя, потому что чисто внешне Мишка ничем не напоминал Зотова. И тут вдруг такое заявление.

«Неужели, – думала она, разрезая сочную луковицу, – неужели зов крови окажется сильнее всего того воспитания, которое дала я сыну? Столько раз беседовала с ним, заставляла его добрые книжки читать, учила любить людей, быть честным и справедливым. И все для того, чтобы однажды он начал кого-то там гонять, превращаясь в палача Зотова? Если это случится, я не переживу».

Из глаз ее потекли невольные слезы.

– Ой, расплакалась, – всплеснула руками Клавдия Ивановна, – я тоже всегда плачу, когда лук режу. Ты ножичек сполосни холодной водичкой, сразу легче станет.

Надя направилась к раковине, а Клавдия Ивановна подошла к окну.

– Вон Мишаня ваш пошел, – сказала она, глядя на улицу, – совсем взрослый уже. А все повадки у него от Алексей Петровича. Только ростом он повыше. Тоже милиционером будет?

– Собирается, – вздохнула Надя, – или военным. Не решил еще.

– Ну и хорошо. На такой должности хорошие люди нужны, – Клавдия Ивановна одобрила Мишкины планы, не догадываясь, какой стопудовый камень сняла при этом с души его матери.

«Действительно, – обрадовалась Надя, возвращаясь к прерванным размышлениям, – ведь Алексей с Мишкой – не разлей вода, так и ходят друг за другом, как привязанные. И всегда у них куча дел: то на рыбалку вдвоем улизнут, то примутся старый мотоцикл ремонтировать, который уже давно выбросить пора, потому как он все-равно на каждом километре ломается, то строить на даче что-нибудь возьмутся. Одним словом, всегда они при деле, и не случайно Мишка о милиции заговорил. Наверняка Алексей его уже обработал, направил, так сказать, на путь истинный. Но поговорить с ним все равно надо». Повеселев, Надя выкинула из головы тревожные мысли о Зотове и заторопилась с ужином.

Алексей пришел с работы поздно. Дети уже спали. Пока он умывался, Надя накрывала ужин.

– Дети уже спят? – спросил он, садясь за стол.

– Конечно. Завтра первое сентября. Им вставать рано. Привыкли за лето спать вволю, не знаю, как они завтра проснутся с утра пораньше. Я с тобой поговорить хочу о Мишке, – сказала она, встав у окна по другую сторону стола.

– А что Мишка, натворил чего?

– Он после школы в военное училище надумал идти или, еще хуже, в милицию.

– Да ну, – обрадовался Алексей, – вот порадовал сынок. По моим стопам пойдет. А ты чего говорить собралась? Возраженья есть?

– Есть. Сам знаешь, не очень я милицию и все с нею связанное люблю.

– Надюш, мы уже много говорили на эту тему. Хватит уж, не береди старые раны. Народ наш, партия осудили культ личности Сталина, а ты все перебираешь старое.

– Да нет, я не про это, просто боюсь, как бы Мишка палачом не стал, не навредил людям.

– Ты, мать, меня удивляешь. Нынче времена другие. Но если тебя это так волнует, то, так и быть, уговорю Мишку, пусть в военку идет. В райвоенкомат разнарядка пришла на пограничников, вот и пусть крепит границы нашей Родины, – Алексей взял жену за руку и притянул к себе, – чтобы твоя красивая головка не кручинилась.

За годы семейной жизни Надя располнела, превратившись из девочки-заморыша в цветущую женщину. Ее пышные волосы, лежащие у лба причудливой волной, были убраны на затылке в высокую строгую прическу. Она выглядела строгой и неприступной, но только не для Алексея, который сам себе завидовал, глядя на жену. Голубые глаза, полные губы, нежная кожа – мужское желание обладать всем этим богатством с годами не угасало, и, обняв жену, он начал ее целовать.

– Но ведь там бандиты, нарушители всякие!

– Дорогая моя! Сейчас главная бандитка ты, потому что мучаешь меня разговорами вместо того, чтобы заняться более интересным делом.

– Алешка, ты прямо как молодой! Между прочим, я еще не все сказала, – Надя попыталась отстраниться от мужа. – Соседка с первого этажа застукала Мишку.

– Застукала? Он что, убивал кого? – улыбнулся Алексей.

– Хуже. Курил с парнями.

– Тьфу ты, – сплюнул Алексей. – Я думал, в самом деле что важное произошло. Испугался даже.

– А что, курение – это не важно? По-твоему, ничего не произошло?

– Надь, отстань, а, – взмолился Алексей. – Ну, покурит, ну, бросит. Ему уже шестнадцать лет, в армию скоро, в таком возрасте все пацаны пробуют курить. А как же без этого. Я сам в тринадцать лет первый раз затянулся. Теперь вот бросил. И он бросит. Настоящему мужику все надо попробовать.

– Может, ему и женщина уже нужна?

– Ему… не знаю. А вот мне очень нужна. Особенно моя жена, – он схватил ее за руку и потянул за собой в комнату.

Надя засмеялась.

– Вот уж не знала, что ты такой нахал. Кстати, в комнате дети спят. Вдруг проснутся.

– А вдруг не проснутся, – он открыл дверь и прошептал, обращаясь в глубину темной комнаты: – Дети, вы спите?

В ответ донеслось посапывание.