Читать книгу Счастливый Цезарь - - Страница 9

Глава I. Про человека разделённой судьбы
Внутренний мир.

Оглавление

С утра Андрей Петрович замкнулся в себе. Притворил дверцу, которая вела во внутренние его пределы перед самым носом жены, да так плотно, что как она ни пробовала, а не могла найти к нему подхода. Обиделась сильно. Потом пробовала достучаться, однако он не отозвался, даже никак не обнаружил, что слышит, как она грохочет там снаружи. Совсем равнодушно скользнул он внутренним оком по ее изображению на сетчатке глаза и отвернулся.

Здесь во внутренних пределах Андрей Петрович первым делом огляделся. Привычно пробежал мысленным взором по всем ближним пространствам, где располагались всякие брошенные недавние его начинания. Как мусор и выброшенные газеты, валялись обрывки мыслей, вяло их подтаскивали к нему, к стопам слабые порывы в душе. И так же вяло Андрей Петрович отпихивал эти совсем ему ненужные теперь мысли ногой в сторону. Ни день, ни ночь были тут во внутреннем его мире. Так, сумерки, хотя еще и не последние, когда чернота уже совсем стекается и заливает дно чаши. Солнце, надо сказать, никогда здесь не светило. Хотя, конечно, бывали светлые деньки и в душе Андрея Петровича.

Устало прислонился он к каменной стенке затверделых своих чувств и горько задумался. “Как это можно, чтобы меня полюбили таким, как я есть, если я сам на себя в упор и поглядеть боюсь?” – такой он задал себе вопрос. И этот вопрос так перед ним и нарисовался неким причудливым миазмом, прямо в застылой пустоте и провис перед носом. Отмахнулся от него рукой Андрей Петрович и обратил свой взор туда, где еще виднелись развалины когда-то выстроенного им Замка Надежды. В стенах, почти обвалившихся совсем, зияли мрачные темные дыры, которые неизвестно куда вели. Прямо за этими развалинами замыкалось очень невысокое и плотное небо: большого простора не было в душе Андрея Петровича.

Робко шагнул он в одну из темных дыр в стене и очутился во внутреннем дворе. Аллея из темных дерев вела к приземистому каменному дому. Прошел он по аллее, затем по ступеням поднялся к резным дверям и ступил в просторный холл. “Смотри-ка, – подивился, – еще что-то осталось! Не все развалилось. Только темно тут”. Стал он шарить в поисках огня, но нигде не мог отыскать спасительной искры, пока каким-то чудом не обнаружил, на ощупь, огарок свечи на каминной полке и с неимоверным трудом зажег его. Никак не хотело гореть пламя. Едва появился огонек – сразу полегчало ему и даже дышать тут стало вольготней, а зала внутреннего покоя расширилась, просторней стала и веселей.

Эх! Вспомнил он, как в юности одним только движением он зажигал веселое пламя огненное, которое так и жгло, так и сверкало всеми переливами. “Куда что ушло?” – грустно подумал Андрей Петрович. И тут услышал он, скорей даже почувствовал, легкое движение среди теней. Подумал, что это от свечи, однако свеча горела хоть и слабо, но ровно тянулся огонек кверху. Движение же было из стороны в сторону, будто перебежал кто залу и вновь замер.

– Кто здесь? – громко вопросил Андрей Петрович, и бледная почти прозрачная тень выступила из темноты и встала перед ним. Стал он всматриваться, тяжелея чувством.

– Кто ты? – наконец молвил Андрей Петрович, не в силах распознать.

– Не узнаешь? – шепнула тень. – Я твоя последняя Надежда. Остальные все давно померли. Хочешь поглядеть? – и, не дожидаясь согласия, повела за собой. Последовал за ней Андрей Петрович, ни на шаг не отставая и бормоча: мол, извини, так давно я с тобой расстался, что и не узнал: так вдруг страшно ему стало потерять ее в сгустившемся у него внутри сумраке.

Хотя вроде невелик был замок, а шли они долго по разным переходам. Вначале Андрей Петрович даже внимание обращал мимоходом на какие-то странные картины, что неожиданно выступали из темноты, на лица, про которые нельзя было сказать, живые они или мертвые… “Это память моя! – догадался он наконец. – Мы бродим в лабиринте памяти”. Когда очередное чем-то знакомое лицо возникло перед ним, он попробовал даже оживить его воспоминанием. Но лицо не ожило. “Кто это такой?” – шел дальше и мучился Андрей Петрович, однако так и не припомнил.

– Они все умерли давно для тебя, не трудись! – сказала тень, и он отвлекся, утомившись к этому времени.

Тут картины вокруг переменились. Под ногами тусклым холодом и фиолетовой гладкостью простерся лед, а стены пропали. Пустота распахнулась во все четыре предела от того места, где шел утомленный Андрей Петрович, следуя за своей последней Надеждой, как она ему про то сказала. “Разве может быть надежда – последней?” – удивлялся он мысленно. “Никогда не бывает так, чтобы никак не было. Всегда бывает так, что как-то да бывает… говорил бравый Швейк, и он был прав… – бодрился Андрей Петрович. – Хотя, смотря на что надеяться! Можно и потерять Надежду, если точно знаешь!”

В этом месте своих раздумий он обратил внимание, что лед был непростой. В нем, как будто в стекле, были вморожены самые разные фигуры и даже целые представления, картины. “А это что такое?” – воскликнул Андрей Петрович, пугаясь, потому что высмотрел совершенно явственно, например, голую женщину у себя под стопой и даже, как ни странно, тут же ее вспомнил. Именно в такой позе… И сообразил в одно мгновенье: “Господи! Как ужасны охладевшие чувства! Неужели они все тут покоятся?! – подумал и стал озираться Андрей Петрович.

А Надежда торопила. “Поздно внимание тратить, – сказала она строгим голосом. – Их не растопишь, не разогреешь!”

– Куда ты меня ведешь? – воскликнул Андрей Петрович, все сильней ощущая преследующий его Страх. Он уже несколько раз оборачивался, и хотя разглядеть пока ничего не мог – чувствовал Присутствие позади нагоняющего Ужаса.

– Сам знаешь куда, – ответила тень.

– Ты же знаешь, что меня все время преследует страх! – он вновь обернулся. – Я боюсь этой встречи с самим собой, Настоящим…

– Поэтому я и последняя твоя надежда.

– Значит, и ты меня скоро покинешь:

– Или – осуществлюсь, – усмехнулась тень…

– Как беспощадно устроена жизнь! – сказал Андрей Петрович.

– Для тех, кто ищет спасения – какая может быть пощада? Пощада сродни ласковому вранью. А тебе зачем это? Ты себя высоко мнишь!

В это время они как раз шли по просторному кладбищу.

– Узнаешь? – спросила тень. И Андрей Петрович оторопело огляделся. Совсем запущенные в беспорядке теснились могилки. Некрасивыми кучками сухой землицы. На многих даже не было никакого знака. Хотя везде торчали пусть и криво, вбок кресты, большие и маленькие.

– Вот оно, кладбище твоих былых надежд. Как видишь, все похоронены и на каждой из них ты поставил Крест. Недаром чиновником служишь – аккуратный, – сказала ему Надежда-Тень.

Андрей Петрович меж тем нагнулся и попробовал разобрать написанное на одном приличного размера памятнике с крестом, – и не смог прочитать.

– Неужели я даже не помню собственных устремлений?

– Оставь, – сказала Надежда. – Что похоронено – не оживишь! Тебя впереди ждет живое, а мертвые пласты ворошить – себе дороже!

– Обнадеживаешь… – сказал Андрей Петрович, однако последовал за Надеждой-тенью, которая к этому времени окрепла и сильно сгустилась и уже не напоминала тень, а выглядела довольно плотно и привлекательно. Так что Андрей Петрович стал присматриваться, по-прежнему не отставая ни на шаг, уже совсем с другим интересом. В одном месте, там, где дорога пошла вниз, а после вбок и неожиданно сузился проход, он протянул руки и полуобнял свою Надежду, с удовольствием ощутив при этом ее согревающую теплоту.

– Постой! – сказал Андрей Петрович. – Погоди маленько, куда спешить. Дай мне хоть обнять тебя и согреться немного.

Она позволила. Андрей Петрович прижался и такую горячую телесность ощутил, такое жаркое тепло, что стал руками водить и полез сразу во все места. Сильнейшее при этом ощутил он желание. Она заметила, почувствовала (да и как было не почувствовать, весь его срам так и выставился наружу).

– Ты с ума сошел! – отстранилась она строго. – Хочешь собственную Надежду вы…ть!

Его как ледяной водой обожгло от такого грубого злого слова, и в нем, конечно, как в любом человеке, разом все и опустилось.

– Ну, успокойся! – обняла она его и утешила ласково. – Нельзя же так. Недалеко идти, а ты разволновался. Не надо спешить. Дойдем, там ты меня и осуществишь. Вот уже насладишься, если душенька твоя пожелает… – так она его утешала и торопила. Андрей Петрович сильно, однако, засомневался в этом месте и шел неохотно, пока не рассудил, что в конце концов так и должно, видимо, быть, и нельзя сразу исполнить желанное, как только захочешь. Надежда времени требует…

– Пришли! – раздался ее голос, и он поднял глаза, устремленные до того на дорогу, и поразился.

– Это же тупик! – воскликнул он, потому что они, в самом деле, зашли в тупик. Оборотился он назад, и там все завалено и пути нет.

– Куда ты меня привела, последняя моя Надежда? – горько возопил Андрей Петрович.

– Я привела тебя к самому себе, – сказала она. – Разве ты не стремился к тому?

– Я думал найти выход, а здесь тупик, – воскликнул Андрей Петрович. – И себя я плохо чувствую!

– Тупик, да не совсем, – сказала Надежда. – Однако я тебя должна здесь покинуть, – сказала она и стала таять.

– Как так, покинуть?! – Закричал он, а только кому кричать, когда ее нет уже, Надежды-то?

– Моя последняя надежда и та растаяла, – сказал Андрей Петрович. – На что же я, дурак, рассчитывал? Как глупо! Надеяться на то, что все не так, как есть, а много лучше… Как глупо! Вот я и в тупике… – такой произносил он монолог, соображая меж тем, как же ему выбраться отсюда. И ничего не мог придумать, потому что выхода не было. Сжалась его душа, и куда ни обращался Андрей Петрович, везде его встречала стена. “Не прошибить! – горько прошептал он. – Хоть в лепешку расшибись – не прошибить!”

Тут взглянул он сам на себя и увидел мерзкие зеленоватые щупальца, которые так и вились вокруг, сжимали грудь и теснили дыхание. Вмиг почувствовал он всю силу охватывающего его отчаяния. Прямо на его глазах удушающая сила так и сжала ему горло. “Нет! – заорал Андрей Петрович, сопротивляясь изо всех сил. – Не поддамся! – и не без труда, последним усилием отодрал от себя липкую извивающуюся гадость. “Боже! – возопил. – Помоги мне! – и обратил взор ввысь. И видит, там появилась и возвращается к нему Надежда. Потянулся он к ней изо всех сил и руками стал цепляться. Она спустилась к нему. Судорожно схватился он за нее обеими руками, прижался к ней Андрей Петрович и шепчет: “Не покидай! Утешь меня!”

И Надежда его утешила. Сильнейшее чувство испытал он от этого соединения.

– Вот и исполнилось, чего ты хотел, – сказала она ему грустно. – Теперь-то я точно тебе не нужна.

Счастливый Цезарь

Подняться наверх