Читать книгу Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - - Страница 6

История с так называемым делом Некрича и по сей день появляется в книгах, издаваемых в нашей стране и за рубежом, и посвященных истории советского общества в послевоенное время. В деле Некрича сошлись разнообразные факторы: и особенности функционирования советской политической и идеологической системы, и настроения людей, и столкновение наследия оттепели с возрождением неосталинистских идей и т.п.

Я был активно вовлечен в эту историю, которая оказала значительное влияние на формирование моего самосознания; она отняла у меня много сил и нервов.

С А.М. Некричем я познакомился сразу же после прихода в Институт истории. Он был молод, талантлив и энергичен. На специальном стенде, висевшем в институте, была помещена его фотография в офицерской форме. Некрич и многие другие были представителями молодого поколения фронтовиков. Он был уже известен как специалист по истории Великобритании, опубликовавший несколько книг и статей. Некрич был членом КПСС, как и большинство тех (особенно офицеров), кто воевал против фашизма. Он входил в круг любимых учеников академика И.М. Майского, собиравшего у себя дома своих учеников и единомышленников.

С учетом последующей истории я понимаю теперь, что здесь встречались молодые люди и представители среднего поколения, весьма скептически настроенные в отношении трактуемых исторических проблем. Их явно не устраивала система жесткого контроля за научной и общественной деятельностью. Они, как правило, были ироничны, любили острые шутки и анекдоты. Близким другом А.М. Некрича был историк – специалист по Латинской Америке – Л.Ю. Слёзкин, человек примерно такого же склада мыслей и настроений.

И вот в такой обстановке А.М. Некрич выпускает в 1962 году в издательстве «Наука» небольшую популярную книгу (типа брошюры) под названием «Июнь 1941 года», в которой критически оценивал действия Сталина накануне войны. В выводах и приводимых фактах в книге А.М. Некрича не было ничего нового, фактически они соответствовали тем же оценкам, которые давались этим событиям на ХХ и XXII съездах КПСС, проходивших незадолго до выхода книги.

Но в этот короткий промежуток времени обстановка в стране стала существенно меняться. Среди руководящих военных кадров делались попытки вернуться к прежним позитивным и высокопарным оценкам Сталина. Они явно хотели пресечь публикации антисталинского направления. Со стороны идеологических органов усилился контроль за развитием общественных наук и прежде всего за историческими исследованиями.

И в этой ситуации небольшая и в другой обстановке вряд ли кем-то замеченная книга Некрича «удачно» подвернулось под руку и была использована как жупел против «ревизионистских» настроений и проявлений. Против книги и ее автора развернулась кампания острой критики. К ответу призывали также издательство «Наука» и ее директора, тогда чл.-корр. АН СССР А.М. Самсонова, за выпуск книги, «наносящей серьезный вред марксистско-ленинскому пониманию истории и извращающей “правдивую” картину событий кануна Великой Отечественной войны».

Я помню различного рода совещания, на которых А.М. Некрич подвергался жесткой критике. Особую активность в этом проявляли сотрудники Института марксизма-ленинизма при ЦK КПСС и других учреждений, близко стоящих к партийному руководству. От автора требовали покаяния и признания ошибочности точки зрения и выводов в книге. В самом институте также проходили собрания, но критические выпады в отношении автора носили скорее дежурный характер и не были столь агрессивны, хотя в руководстве института были люди, тесно связанные с партийными инстанциями.

Но для «начальства» ситуация обострилась, поскольку А.М. Некрич отказался признать свои ошибки. По установленному и заведенному порядку результатом всего должно было стать персональное дело автора, которое рассматривалось бы на партийном собрании в институте. Но в ЦК, очевидно, не были уверены в том, что в институте можно было добиться исключения Некрича из партии. В итоге было принято довольно редкое в практике тех лет решение: вопрос о книге и ее авторе рассматривался Комиссией партийного контроля ЦK КПСС, то есть одним из высших органов партии.

На ковер, помимо автора, были вызваны вице-президент АН СССР А.М. Румянцев и директор издательства А.М. Самсонов.

В первоначальном варианте решения планировалось объявить партийное взыскание директору издательства А.М. Самсонову, который в своих трудах о войне 1941–1945 годов резко критиковал действия сталинского руководства. Но полностью намеченный план партийным начальникам выполнить не удалось.

Первый вице-президент Академии Миллионщиков взял под защиту Самсонова, заявив, что он как куратор издательской деятельности берет ответственность на себя. Миллионщиков был кандидатом в члены ЦК и влиятельным человеком. Его поддержал и А.М. Румянцев. В итоге Самсонову просто указали на ошибочность издания книги. Но что касается самого А.М. Некрича, все усилия Румянцева успеха не имели, и он был исключен из партии.

Был на этом заседании и такой момент. Дело в том, что в западной печати уже появились публикации о книге Некрича и его критике в СССР. Накануне и во время заседания Комиссии ее председатель поставил перед Некричем вопрос о том, чтобы он публично отмежевался от западных публикаций, что Некрич сделать отказался, и, видимо, это также повлияло на окончательное решение Комиссии партийного контроля.

Но этим дело не ограничилось. Все издательства и средства информации получили предписания не публиковать никаких произведений А.М. Некрича. Фактически это решение означало отлучение историка от научной деятельности. И я хорошо помню, как переживал всю эту ситуацию сам Некрич. Ведь речь шла не только об истории Советского Союза и войны. Автор не мог опубликовать даже небольшие статьи и заметки по истории Великобритании. Формально его не увольняли из института, но он не мог продолжать научную работу, не имея возможности публиковать результаты своих исследований.

Так продолжалось почти год. И в результате А.М. Некрич принял решение эмигрировать из Советского Союза. К этому времени уже ушла из жизни его мать, с которой Некрич был необычайно близок. Детей у него не было, личная жизни не сложилась, так что и в этом плане его мало что связывало.

И все же фронтовик Некрич тяжело переживал свой вынужденный отъезд. Я думаю, что он страдал и от того, что сотрудники института публично не встали на его защиту. Многие выражали ему личные сочувствие, но дальше этого дело не шло. Таковы были реалии того времени.

А.М. Некрич уехал сначала в Италию, а затем в США, где и поселился. За границей он опубликовал ряд книг, в том числе и в соавторстве с Михаилом Геллером «Историю России».

Но в моей жизни история с А.М. Некричем имела свое продолжение. В 1989 году, только что став директором Института всеобщей истории, я поехал в Западный Берлин на конференцию, посвященную 50-летию подписания советско-германского пакта 1939 года.

Среди предполагаемых участников значилось и имя А.М. Некрича. Прекрасно помню, что я был крайне взволнован предстоящей встречей с ним спустя 20 лет. Я знал о его глубоком разочаровании позицией коллег по институту, в том числе, как мне казалось, и моей.

Я практически не спал всю ночь и с трепетом вошел в зал заседания. Увидев друг друга, мы с Некричем сдержанно поздоровались, но уже вечером за бокалом вина у меня отлегло от сердца, поскольку я понял, что Некрич не хочет вспоминать прошлое. Я официально пригласил его в Москву, и вскоре он приехал. Мы организовали его лекцию и прием в его честь. И мне показалось, что обиды и разочарования остались в прошлом.

А личная жизнь А.М. Некрича не сложилась и в эмиграции. Он работал в русском исследовательском центре Гарвардского университета, а жил в небольшом съемном домике неподалеку от Бостона. К несчастью, Александр Моисеевич тяжело заболел; рак терзал его несколько месяцев, и он ушел из жизни в 1993 году.